толпы оборванцев, готовых на все ради порошка, косяка или какой-нибудь маслянистой жидкости.
– О, смотри, забор покрасили, – обрадованно воскликнула Оливия, указав рукой в сторону бетонного забора, на котором неизвестные нарисовали огромное граффити – «Иуда – пизда». – Вот сразу светлее тут как-то стало.
– Не люблю это место, – поморщилась Регина, заставив Оливию вздохнуть.
– Знаю. Но сраный король обдолбышей, на удивление, сплетен знает куда больше, чем Иезекииль. Плюс, он запретил своим отморозкам нас трогать. Забыла?
– Нет. Просто не люблю это место, – повторила Регина, паркуя машину возле высокого небоскреба, который выделялся среди остальной серости и унылости, как огромный прыщ на холеной заднице. Здание было ярко освещено, из открытых дверей звучала музыка, и через них бесконечным потоком валили люди – грязные, оборванные и с лихорадочным блеском в глазах. Регина вздохнула и покачала головой. – Почему он не пользуется мобильником?
– Боится, что его могут прослушивать. Хотя кто в здравом уме сюда сунется? Тут же невозможно и шагу ступить, чтобы не вляпаться в чье-нибудь говно и подцепить двести двадцать болезней сразу. Ладно. Вешай на стекло знак этого мудозвона и пошли. Я не хочу задерживаться тут дольше нужного.
– Готово, – кивнула Регина, повесив на зеркало сушеную мошонку, помещенную в стеклянный куб. – Не понимаю я этого символизма. Зачем мошонка, а не монета, к примеру?
– В стиле Иуды Моисея, сестра, – философски ответила Оливия. – Пошли поздороваемся.
Оливия, выйдя из машины, тут же закурила сигарету, потому что дышать зловонным воздухом Счастливой улицы было попросту невозможно. Тут же начинало тошнить, а голова начинала кружиться, словно после центрифуги, и только никотин загадочным образом поддерживал не привыкшего к воздуху района человека.
Монахиня нахмурилась, когда к ней подковылял согнутый и безобразный старик, который вытянул сморщенную ладонь в язвах и трагично взвыл во всю мощь своих тщедушных легких. Оливия поморщилась, выслушала терпеливо долгую и нудную тираду старика, а потом, хмыкнув, показала ему средний палец.
– Смилуйся, сестра! – прошамкал старик и улыбнулся. Десны у него воспалились и кровоточили, а от аромата упал бы в обморок любой. Любой, кроме сестры Оливии. – Подай денег, чтоб хлеб испечь. Помолюсь за тебя и муки куплю себе на ужин.
– Ага, блядь. Героиновой? – фыркнула монахиня и попятилась, когда старик попытался схватить её за платье. Девушка выхватила пистолет и тут же навела его на старика. – Съебись отсюда, спидозавр! Или Иуда Моисей из твоей мошонки мне брелок для ключей сделает.
– Злая ты, сестра Оливия, – пробурчал старик. – А еще монахиня.
– Иди в жопу, старый. Меня на добро не разведешь. Наоборот, я тебе жизнь сохраняю, гнусный ты мешок с говном.
– Все мы когда-нибудь окажемся перед Его лицом.
– Угу. Не забудь попрощаться, когда тебя в котел отправят. Если тебе кажется, что ты достиг дна, то помни, что под дном есть Ад. Регина! Ты чего застряла?
– Иду, – кивнула та, ставя машину на сигнализацию. Несколько пар глаз, наблюдавших за ней, хитро блеснули, но увидев на зеркале знак короля, тут же скисли и негромко застонали.
– Следи за машиной, дед. И может быть, я дам тебе пару монет, – произнесла Оливия, после чего покачала головой. – Знаю вас. Машину не тронете, но говном измажете, психи дурные.
– О, ты столь добра…
Монахиня махнула рукой и, кивнув громиле у дверей, направилась к лифту. Здоровяк лишь улыбнулся и, проводив монахинь взглядом, снова нацепил на лицо суровую маску. Все носят маски. Без них сложно жить.
– Сестра Оливия? Сестра Регина? – Оливия поморщилась, когда вошла в пентхаус и с порога услышала скрипучий голос короля, который лежал на просторной кровати, скрытый полупрозрачным балдахином. В воздухе, на удивление, пахло свежестью, апельсинами и смазкой. Причем ароматы смазки почти забивали все остальные запахи.
– А ты, как обычно, даже жопу от лежалища не оторвешь, чтобы посетителей встретить, – фыркнула монахиня и, покачав головой, отказалась от стакана апельсинового сока, который ей поднес темнокожий мужчина с золотым обручем на шее. Все знали, что золотыми обручами Иуда Моисей клеймил своих рабов. Сексуальных.
– Хотя бы убрался, и то хорошо, – добавила Регина. – Прошлый раз тут использованные презервативы вперемешку с журналами по готовке валялись.
– О, мы просто готовили ротшильдские кулебяки, – рассмеялся король. – Подойдите ближе. Дайте взглянуть на ваши свежие лица.
– Эх, жаль, твой громила оружие забрал, – вздохнула Оливия и, чуть повозившись, вытащила из-за голенища небольшой острый нож. – Почти все. Как думаешь, Иуда, хватит мне проворства попасть тебе в глаз? Вставай, паскуда, мы по делу.
– Дела подождут, сестра, – усмехнулся король и высунул лицо из-за балдахина. Чуть погодя наружу вылезло и его тело. Король был гол и, как обычно, омерзителен.
Верхняя половина тела короля была женской. Лицо, испещренное глубокими складками, толстые губы, маленькие бегающие глаза безумной старой женщины, отвисшие мясистые уши с толстыми золотыми кольцами в них. Висящие почти до пупка груди, сморщенные и похожие на две подгнившие груши, которые вот-вот упадут на пол и зальют его сладким переспелым соком. А нижняя половина была мужской. Кривые волосатые ноги с безобразными пальцами, отвисший пивной живот с кучерявой шерстяной дорожкой и кривой член с могучими яйцами, который угрожающе раскачивался, когда король двинулся навстречу посетителям с распростертыми объятиями.
– Ты опять яйца увеличил? – вздохнула Оливия, пожимая протянутую руку короля. – Как они еще не лопнули?
– Королевские яйца должны быть больше, чем у подданных, – хмыкнул Иуда Моисей, внимательно осматривая Оливию. – Зато ты не изменилась. Совершенно. Уверена, что не хочешь пару уколов? Мой помощник раздобыл дивную субстанцию…
– Себе ее коли, – поморщилась монахиня и покачала головой. – Но это же конец света. Не яйца, а два бейсбольных мяча… Раза в два больше.
– Я рад, что тебе понравилось, – улыбнулся король. Зубы у него были желтыми и в странных коричневых пятнышках, но Оливию этим было сложно удивить. Она проследовала за королем и заняла место у большого панорамного окна, выходящего на балкон. Регина присела рядом, а сам король вальяжно раскинулся на кушетке и взял в руки туго свернутую самокрутку. Закурив, он наполнил воздух тяжелыми клубами коричневого дыма, а потом, улыбнувшись, склонил голову набок. – Что привело сестер ко мне? Вряд ли вы соскучились по старине Иуде и решили проведать его просто так.
– У тебя тут слишком угнетающая атмосфера, – ответила Регина. – И от воздуха блевать тянет.
– Правительству плевать на воздух в Счастливом квартале, – буркнул король. – Ну а если им плевать на жителей, то мне и подавно. Два торчка сдохнут, четыре новых придут. Естественный отбор, как ни крути.
– Это же твои подданные, – ехидно бросила Оливия, закуривая сигарету. Регина, взяв со столика журнал, погрузилась
