— Я же сказала: ничего, — заплакала Пу.
— Ты не пробовала обмануть его, как я тебя учила?
— Я перепробовала всё, но у меня ничего не получилось.
— Попытайся ещё раз, — сказала её мать.
— Он — Мастер синанджу. Его нельзя заставить, если он этого не хочет. Ох, мама, он не хочет этого. Он не хочет меня!
— Он должен хотеть тебя. Он твой муж. Я поговорю с твоим отцом.
Вот так и случилось, что жена пекаря пересказала мужу всё, о чём узнала от дочери, и после этого разговора, посоветовавшись с женой и решив, что им нужно делать, пекарь отправился в большой деревянный дом на холме, в котором на протяжении столетий жили Мастера синанджу.
— И не позволяй ему увильнуть от разговора, — напутствовала на прощание жена пекаря.
«Увильнуть от разговора? — подумал пекарь. — Мастер Чиун может расколоть череп человека так же легко, как сухой орех. Он просто убьёт меня. Но, в конце концов, быть убитым Мастером синанджу совсем не плохая вещь. К тому же это будет более быстро и безболезненно, чем в другом случае».
Ноги пекаря дрожали и подгибались, когда он поднимался по старым деревянным ступенькам у входа в Дом синанджу. Эти ступеньки видели множество посланников за время своего существования. Но жители деревни редко приходили сюда — только когда они нуждались в помощи в решении какой-либо проблемы, в деньгах или в необходимости справедливого правосудия.
Перед дверью, согласно заведённому обычаю, пекарь снял обувь. Он склонился на пороге, не решаясь войти:
— О, великий Мастер синанджу, я, отец Пу, Байя Кайянг, покорно прошу вас побеседовать со мной.
— Входи, Байя Кайянг, отец Пу, жены моего сына Ремо, — раздался голос Чиуна, Мастера синанджу. — И я надеюсь, что ты скоро станешь дедушкой в результате этого брака.
Все улицы деревни позади него были пусты. Жена пекаря сказала ему, что он должен поговорить с Чиуном о том, что Ремо не выполняет свои обязанности мужа. Они согласились отдать свою дочь за белого, потому что они были уверены, что любой, носящий звание Мастера, даже если он белый, может достойно выполнять свои супружеские обязанности. А сейчас семья пекаря была обманута. И Чиун должен подтвердить, что это правда. Или сын Чиуна будет исполнять свои супружеские обязанности, или Пу должна вернуться в дом пекаря и пекарь заберёт у Мастера свадебное приданое.
Но все эти доводы исчезли, как только он вошёл с грязной улицы в большой дом с множеством комнат. Как он сможет сказать Чиуну в лицо или даже намекнуть, что белый, которого тот любил крепче, чем иные любят родного сына, не мужчина?
Сказавшему такое просто повезёт, если он сразу умрёт.
Но Байя Кайянг знал, что он не сможет просто так вернуться в свой дом с плачущей Пу и постоянно пристающей к нему женой. Такая жизнь была ненамного лучше смерти. И Байя Кайянг, после того как они выпили рисовой водки Чиуна и поговорили о погоде, отважился заговорить о том, из-за чего пришёл сюда.
— Для нас как для родителей большая честь, что Пу стала женой Мастера.
— Для нас это тоже большая честь, — сказал Чиун.
Ему не особенно нравились Кайянги. Они отличались жадностью и были склонны к лени. Но, в конце концов, они были Синанджу, и, когда все другие отказались, помня о том, что Ремо — белый, Пу была настоящим благословением.
— Подобно вам, мы тоже с нетерпением ожидаем внука, — сказал Кайянг.
Он отважился протянуть чашку, чтобы выпить ещё водки. Чиун наполнил её. Он снисходительно относился ко всем гостям, которые могли выпить столько вина, сколько он им предлагал, но осуждал любого, кто становился пьяницей. Сам он, как и Ремо, не пил. Их нервная система не должна подвергаться разрушающему влиянию алкоголя, потому что тогда они не смогут контролировать свои тела.
— Никто так сильно не ждёт внука, как я, — сказал Чиун.
Зачем пришёл этот болван Кайянг? Они получили столько золота, что могут позволить покупать себе поросёнка к каждому празднику всю оставшуюся жизнь.
— Пу больше всего на свете хочет забеременеть.
— О, конечно, — сказал Чиун, — она может сделать это, лёжа на спине.
— Она может. И я знаю, что она может. И она хочет этого. Но она ничего не имеет.
— Конечно, она не имеет. Я не говорил вам, Байя, как я рад, что Ремо избавился от этих девчонок, особенно русских. Американки и так достаточно плохи, а русские ещё хуже.
— Я слышал, что белые помешались на корейских мужчинах. Они занимаются с ними странными вещами.
Движения действительно странные, подумал Чиун, вспоминая собственную жену. До сих пор от женщины требовалось, чтобы она рожала детей, готовила и задиралась так мало, как только это возможно. Но Ремо пошёл по пути белых. Эта женщина, в которую он даже влюбился, эта русская работала в своём правительстве и командовала мужчинами как солдатами. Он подумал, что Ремо мог даже жениться на Анне Чугесовой, если бы не появилась Пу Кайянг.
— Благодаря вашей милой дочери, Байя, Ремо никогда больше не вернётся к этим дурным белым женщинам.
— Я слышал, что они носят специальную одежду и используют другие вещи, например, помаду и другое, чтобы понравиться, — сказал Байя.
— Давайте не будем говорить об этих дурных белых женщинах, давайте поговорим о добродетелях вашей дочери.
— О Великий Чиун, — запричитал Байя Кайянг. — Она осталась такой же нетронутой, как в тот день, когда они с Ремо поженились.
— Что вы говорите?
— Я говорю, Великий Чиун, что никто из нас не станет дедушкой.
— С Пу что-то не так?
— Ничего. Ремо не выполняет свои обязанности мужа, — сказал Байя, закрыв глаза, ожидая удара. Потом он медленно открыл их. Возможно, Чиун не захочет убивать его, пока у него закрыты глаза. Но всё, что он увидел, открыв глаза, были клочки коротко остриженных волос на затылке Мастера синанджу. И Байя Кайянг, отец Пу, пекарь деревни, понял, что он получил шанс увидеть завтрашнее утро.
— Ремо, — крикнул Чиун.
— Что случилось? — раздался голос из другого конца большого дома.
— Я хочу, чтобы ты пришёл сюда, — снова позвал Чиун.
— Я занят.
— Он всё ещё полон американской непочтительности, — доверительно сказал Чиун. — Но мы должны сохранить семью.
Чиун громко крикнул:
— Это займёт немного времени, — а потом прошептал Кайянгу: — Он должен думать, что это ненадолго. Я не знаю, что делать с парнем. Он совершенно отбился от рук. Я отдал ему лучшие годы своей жизни, а теперь ещё и это. Но мы будем вести себя как настоящие корейцы. Мы обязательно поможем Пу.
— Хорошо, — сказал Ремо, входя в комнату и на ходу читая свиток.
Кайянг узнал корейский, но написание букв было не совсем обычным, странным и больше похожим на западное. Ему не могло прийти в голову, что это была обыкновенная американская газета, которую Мастер захватил с собой в Синанджу для архивов дома наёмников.
— Маленький Отец, — сказал Ремо, — я перечитал все эти свитки десять раз и ничего не нашёл относительно мистера Арисона. Там есть упоминания о сражениях греков и персов, о сражениях греков друг с другом, о религиозных обрядах, Олимпийских играх, поэмах, возлияниях и пиршествах в честь бога Бахуса, о скульптурах, выполненных из золота. Что хотя бы приблизительно я должен искать?
— Ты не сможешь забежать перед собой, чтобы разглядеть собственный нос, даже если он будет большим и белым, — сказал Чиун.
— Хорошо. У меня большой белый нос. А теперь скажи, зачем ты меня звал.
— Ты не решил ещё один вопрос, — сказал Чиун.
Ремо заметил отца Пу. Тот приветственно кивнул.
— Отец Пу говорит, что она до сих пор невинна, — сказал Чиун.
Байя Кайянг снова кивнул.
Ремо пожал плечами.
— Отец Пу говорит, что у тебя никогда не будет сына.
Ремо пожал плечами.
— Отец Пу говорит, что он не хочет обнародовать этот ужасный факт в деревне. Ремо, этим ты позоришь нас.
Ремо зашуршал свитком,
— Что я должен искать? — спросил он.
— Я хочу найти внука.
— А я хочу найти мистера Арисона. Когда я встречусь с ним в следующий раз., я должен победить его. Или ты обманул меня, заставив читать эти свитки?
— Найди сокровища синанджу, и мы поможем тебе разделаться с мистером Арисоном.
— Теперь я знаю, что ты подстроил это. Я же буду искать эти сокровища годами.
— А без этого ты никогда не сможешь разделаться с мистером Арисоном.
— Я не собираюсь с ним разделываться. Я хочу победить его.
— Тебе не удастся сделать это обычным пугем, — сказал Чиун.
— Что это значит? — спросил Ремо.
— Почему ты не обращаешься с Пу как следует? — спросил Чиун.
— Я всё сделаю. Я всё сделаю. Я хорошо всё сделаю. А что это за вздор о греках и о слуге тирана Тебеса?
— Читай, — сказал Чиун.
— Я читал это. Я читал. Здесь все страницы посвящены дани.
