— Хорошо, что вы такие сговорчивые! — хмыкнул Калмык. — Я даже не рассчитывал, что так быстро столкуемся… Полтора часа сэкономил, братва. Не поразвлечься ли малость, а? Слышь, Дашка?
— Не надо-о… — пробормотала она. Но это «не надо-о» было скорее заигрыванием, чем прошением о помиловании. Это даже малограмотный в сексуальных вопросах Таран понял.
— Ну как же «не надо», когда надо? — произнес Калмык. — Такую девку забесплатно — и пропустить? Плохо о нас думаешь, девушка. Раздевайся! А то поможем…
— Может, музычку включить, Жорик? — услужливо предложил кто-то из подручных. — У нас тут есть магнитолка…
— Точно, стриптиз надо под музыку делать, — поддакнул кто-то еще.
— Заводи! — позволил Жора.
«Музычку» подобрали как раз под плавное раздевание. И Таран, который стриптиза в натуре не видел — по телику, правда, что-то похожее было! — впервые смог полюбоваться на то, как баба раздевается под музыку. Наверное, если б у него были деньги посетить какой-нибудь ночной клуб — такие даже у них в провинциальном городе уже имелись! — то он посмотрел бы на все эти телодвижения не без удовольствия. Конечно, если б там, на сцене, вихлялась какая-то другая баба. Но здесь, перед восемью сопящими мужиками (сам Таран в счет не шел!), выдрючивалась его Даша! Конечно, она уже и без этого упала в его глазах до самой низшей точки, но все-таки Юрка не ожидал того, что увидел.
Нет, он вовсе не думал, будто Даша наотрез откажется раздеваться. Потому что прекрасно знал — не так-то это просто отказать такой компании. Ясно, что, если захотят раздеть, — разденут. У Тарана руки скованы, да и были б свободны — не смог бы он ей ничем помочь. Пару фингалов одному-двум, может, и поставил бы, но не более, а его за это превратили бы в котлету. Да и настроения не было подвиги совершать. За ту Дашу, которую он, как выяснилось, сам себе придумал, Таран дрался бы насмерть, а за эту, продажную шлюху, — погибать не хотелось.
Тем не менее он все-таки ожидал, что Даша начнет раздеваться нехотя, со страхом, стыдом и так далее. То есть уступая силе, из-под палки, так сказать. Но увидел совсем другое.
Даша сделала какую-то похабную, профессиональную улыбочку, на лице ее отразилось некое желание понравиться, завоевать расположение «публики» — холуйское, продажное, проституточье. И она с этой самой улыбочкой на устах принялась вращать бедрами, плечами, животиком, грудью — и все это, между прочим, в присутствии Юрки, то есть человека, который ее любил. Нет, не было у нее никакой любви к нему, дурак он стоеросовый! А то, что случилось прошедшей ночью, — это для нее мелочевка. Так, расплатилась натурой за услугу…
Понимать Таран все понимал, но боль в душе испытывал невыносимую. Лучше б его сейчас избили до полусмерти, зарезали, сожгли живьем, но не заставляли на все это смотреть… Он закрыл глаза, но музыка лезла в уши, и образ Даши, выделывающей стриптизные па, все равно стоял у Тарана перед глазами. Конечно, Калмык и иже с ним подсвистывали и гоготали, когда на цементный пол падал очередной предмет одежды. Юрке казалось, будто все это тянется ужасно долго и полтора часа, выделенные Жорой на развлечения, давно прошли. Но на самом деле стриптиз и десяти минут не длился. Послышался очередной взрыв свиста и гогота, издевательские аплодисменты, и музыка стихла.
— Так, — объявил Жора, установив тишину, — клево раздеваешься, телка! Если б не была такая сволочь, я б тебе пару долларов в одно место всунул. За труды, так сказать… Но ты нам сильно задолжала, вот в чем дело. Верно говорю, мужики?! Ты в Москве почем за палку брала? Скажи, поделись коммерческой тайной…
— Сто пятьдесят, иногда двести баксов за ночь, — Таран не услышал в Дашином голосе даже тени смущения. Шлюха!
— За отсос, конечно, наценка? — похихикал Жора. — Ладно! Не будем мелочиться, верно? По глазам вижу, что ты согласна забесплатно! Иди сюда…
Таран не открывал глаз, но заткнуть уши не мог. А именно уши донесли до него и шорох «молнии» на штанах Калмыка, и противные чмокающие звуки. Стерва! Если б ее насиловали у него на глазах — это было бы мерзко, страшно, но он бы ее жалел, наверное, и мечтал бы о мести этим кобелям. Может быть, он простил бы ей даже то, что она сейчас делала, если б знал — она себе и ему этим жизнь спасает. Но она, зараза, угодничала! Ей было на все наплевать, на него тоже. Даша хотела понравиться боссу Жоре. Даже мычала сладострастно, будто ей это дело удовольствие доставляло…
«А вот хрен тебе! — с каким-то злорадством думал Таран, пока происходила эта процедура. — Думаешь, не прирежет, если в рот возьмешь? Ни хрена! Все равно припорет!»
О себе он уже не думал. Смерть теперь казалась облегчением. Какой бы ужасной она ни была…
— Ладно, — сказал Жора, — умница девочка! Садись на коленки — потыкаю маленько!
Послышалась какая-то возня, скрип кресла, жадное сопение Жоры и отрепетированные (должно быть, на порнушных съемках) сладкие стоны Даши…
С каким удовольствием Юрка потерял бы сознание или вообще умер на месте. Но, увы, ему пришлось все слышать, да и держать глаза постоянно закрытыми он тоже не смог.
Полтора часа спустя или чуть побольше Таран, освобожденный от наручников, сидел в той самой каморке, откуда их с Дашей вывели на допрос. Именно сидел на стуле, а не лежал, потому что там, на койке, отвернувшись от него к стенке, калачиком свернулась Даша. Нет, места там было вполне достаточно, но Таран не согласился бы лечь рядом с ней даже под дулом пистолета. Не то чтоб иметь с ней что-либо, а просто находиться рядом с ней ему было противно. Даже глядеть на нее без отвращения и брезгливости Юрка не мог. Сутки назад примерно в это же время он ждал ее на вокзале, переполненный волнением, нежностью, благоговением перед ее идеальным образом. И вот двадцать четыре часа спустя ни миллиграмма из всего этого не осталось. Ничего, ровным счетом ничего.
Он даже ненавидеть ее не мог, хотя имел все основания. Нет, не за то, что она, себя не жалея и очень стараясь, спит как убитая с устатку! — «обслужила» восемь бандитов в его присутствии. Таран должен был ненавидеть ее за обман, который начался гораздо раньше, может быть, еще три года назад, когда она его очаровывала своей липовой воздушностью и поддельной отрешенностью от земного бытия. Может, это было и не так, может, все случилось уже после ее отъезда в Москву, но Таран уже убедил себя в том, что она всегда являлась только гадиной, подлюкой, стервой и прочая, прочая, прочая. Ревность тут и присутствовала, может быть, но в очень малой степени. Обман и предательство — вот был самый железный повод для ненависти.
Но от ненависти, как известно, один шаг до любви. Если б Таран сохранил хоть что-то из былой любви, то, наверное, смог бы и ненавидеть ее. Однако от любви ничего не осталось, и потому он смотрел на Дашу как на пустое место. Та девушка-идеал, которую Юрка обожал до вчерашней ночи, просто исчезла, растворилась или испарилась, как призрак. А с этой развратной и, как оказалось, опасной ведьмой, способной на самые низменные и подлые поступки, даже на убийство, — он был незнаком. Он, наверное, мог бы теперь ударить ее или даже убить, но ему было противно прикасаться к ней. Ему легче было бы взять в руки дохлую кошку, гнилую рыбу или просто кусок дерьма, чем притронуться к этой снаружи красивой, но внутренне омерзительной девке.
Из-за двери, отделявшей «камеру» от караулки, до ушей Тарана долетали громкие и бесстыжие разговоры охранников, время от времени перебиваемые похабным хохотом. Калмык с большей частью тех, кто присутствовал при допросе, уже уехал в город по своим делам. Осталась лишь дежурная смена под командой Чалдона. Должно быть, кто-то из этих бойцов тоже участвовал в «развлечениях» и сейчас делился своими впечатлениями с Чалдоном, который в это время нес службу при телефоне в караулке. Некоторое время в караулке сидел еще один мужик, но потом он, как услышал Таран, ушел кормить собак, которые днем сидели на цепях, а вечером свободно бегали по территории склада. Должно быть, общение с натуральными кобелями и суками его привлекало больше, чем рассказ о том, как восемь двуногих кобелей забавлялись с одной сучкой.
Что же касается Чалдона, тот, как видно, был любитель слушать похабные россказни. Больше того, когда рассказчик выдохся, Чалдон взялся расспрашивать его насчет подробностей. Не иначе главный помоечный сторож у нормальных баб успехом не пользовался, на проститутках экономил и всякой возможности даже не самому потрахаться, а послушать, как это другие делают, прямо-таки неистово радовался.
— И-эх, бляха-муха! — произнес похотливый караульщик. — Раззадорил ты меня, Кумпол! Жаль, не пошел туда с вами…
— Е-мое, а кто тебе сейчас мешает! — хмыкнул тот, кого назвали Кумполом. — Сходи за стенку — она и тебя обслужит. Ей небось и двадцать человек принять по силам. У нее ж небось бешенство матки какое-нибудь, как у царицы Екатерины!
