– А! Пусть смотрят, мне-то что.
– Зачем себя похоронила? Сними ты это обручальное кольцо, глядишь, и жизнь наладится. Дети уже большие, сами о себе позаботятся, а тебе свою жизнь еще не поздно строить.
– Не могу я его снять. Не могу.
– Так ты его мылом смажь. Само слезет.
– Не в этом смысле. Не могу. Не я его на палец надела, а Женя, вот пусть бы он его и снял. Хоть написал бы, что со мной разводится. А так… И не вдова, и не разведена. При живом муже и не жена. Не поверишь, столько лет прошло, а все равно его люблю. Не пойму, что случилось.
– А что случилось?
– Он уехал на заработки. Время тогда тяжелое было. На Сахалин. Тогда начали проект «Сахалин‑1», вот и пригласили его. Там деньги хоть вовремя платили. А то по полгода их не видели, детей кормить нечем было. Женя как кормилец и рванул. Я тогда в декрете сидела с детьми. На него только вся надежда была. Он никакой работы не чурался. Из управления ушел на буровую тоже из-за денег. Для семьи. Во всем себе отказывал. Не знаю, что ел. Я ему поставлю ужин, а он его обратно в холодильник уберет. Потому что там, кроме его ужина, не было ничего. Не мог он есть, когда мы впроголодь жили. Шутил, что ему чай черный нужен и сигареты, а больше ничего. Отощал он тогда, в чем душа только держалась. А как на Сахалин уехал, так писал очень часто, в день по два-три письма приходило. Писал, что отъелся на казенных харчах. Кормили его бесплатно. Деньги в море тратить негде, только на сигареты и чай. По тем временам приличные деньги он получал и почти все нам переводил. А когда день рождения или праздник какой – так обязательно еще присылал.
– А в отпуск приезжал?
– Конечно, приезжал. Довольный весь. Детям подарки. Они его не отпускали, только когда спать ложились. Не слазили с него. Он и не возражал, было видно, что соскучился, любили мы все друг друга. Ремонт затеял, вообще ни секунды без дела не сидел. То мне помогал, то с детьми уроки делал, то что-то мастерил, колотил. И все с шутками. Он как солнце был у нас. Когда только заходил в квартиру, так как будто все светлым становилось. Расставался всегда тяжело. Не любил он прощаться. Слезы стояли в глазах. Я делала вид, что не замечаю. Сама-то плакала, не стесняясь. Любила его сильно и продолжаю любить. А вот сейчас ни одного звонка, только деньги из Америки. Хотя мы уже не нуждаемся, свекор меня сманил из Тюмени в Москву, устроил на хорошую работу. Он мужик авторитетный. Его многие помнят и знают. Некоторые нынешние руководители раньше под его началом работали и до сих пор благодарны ему за науку. И Женю помнят, спрашивают, где он и как, когда вернется. Эх! Хоть бы весточку какую подал, может, у него там, в этой Америке, семья другая, так пусть скажет. Мы с детьми и родителями ждать не будем. Или пусть даже и семья. Пусть приезжает. Там – семья, здесь – семья. Дети же его – кровь родная. На них как посмотрю, как на него. Глаза эти синие – его глаза. Когда сын поступал, то посмотрели сначала в приемной комиссии в глаза сыну, потом на фамилию, уточнили про отца, деда и вне конкурса пустили. Оказалось, что муж на буровой, когда авария была, спас жизнь одному из членов приемной комиссии. А потом еще, втайне от меня, покупал лекарства и отправлял ему. И через отца пристроил в московскую клинику лечиться. Тот ему и жизнью, и здоровьем обязан.
– Сын-то как учится?
– Да, дети – умницы. Оба отличники, на повышенную стипендию учатся, да еще и подрабатывают. Так что и без американских долларов мы продержимся, лишь бы Женя приехал. Жить сейчас и в России можно. Конечно, не так, как в США, но можно. Да и много ли нам надо? Квартира есть. Дача у родителей есть. Машина есть. Сейчас дети выучатся на права, будем им автокредиты выправлять и машины покупать. Не деньги же главное в жизни. Главное – любовь и здоровье. А вместе мы бы с ним все невзгоды одолели. Эх! Тяжело без него. Мне часто по ночам его запах снится, до сих пор его помню. Запах его тела.
– И ты что, как он уехал, ни с кем? Ни-ни?
– Да ну. Никто мне не нужен, кроме него. И мысли не было. И подкатывались ко мне. И даже два раза сватались. В Тюмени и Москве. Отказала. Культурно, чтобы людей не обидеть. Они со всей душой ко мне. Культурно, вежливо, но твердо отказала.
– Ну, ты, мать, даешь! Он-то, может, по заграницам направо и налево тебе изменяет. А ты на себя монашеский постриг приняла.
– Да пусть гуляет. «Не затупится» зато. Мне уже от него ничего не надо. Лишь бы приехал.
– Чего ты заладила, лишь бы приехал да лишь бы приехал. Сама бы уже давно рванула к нему. Наших в этой Америке полно, кто-нибудь и знает, где он окопался. Приехала, в глаза бы посмотрела да спросила, мол, милый, что за дела такие?!
– Искала его, но он имя сменил. И фамилию. Видели его пару раз мельком в Техасе. Только по глазам опознали. Но когда подошли, окликнули, его словно бичом огрели, отказался признавать, что узнал их. Не отрицал, что русский, да и акцент его выдает, не избавился он от него. Но сказал, что не знает таких знакомых. Ничего не понимаю.
– Может, его завербовали?
– Не знаю. Хотела узнать его адрес, чтобы не самой ехать, а детей с его отцом отправить, а потом подумала, вдруг он и им от ворот поворот даст, и мне стало страшно. Лучше вот так ждать, чем он в глаза откажется от детей и отца.
– А может, не откажется.
– Да не знаю я. Я даже его телефон раздобыла. Позвонила. По-русски представилась. А там тишина. Ни звука в ответ, просто тишина. Только дыхание тяжелое. И положили трубку. Позвонила еще раз, а телефон уже отключен. Через два дня опять звоню, а робот говорит, что телефон не обслуживается. Поменял, значит, он номер, не хотел меня слышать. Я не стала больше его искать, звонить.
– Ну, значит, не нужна ты ему. Забудь, вырви из сердца эту занозу!
– Похоже, что не нужна, а как же деньги? Он как на Ближний Восток уехал, так и оттуда переводы пошли. Потом перерыв был. Знаю, что взрыв какой-то там на буровой произошел. Пожар большой. То ли само рвануло, то ли диверсия какая. Поди разберись. Многие погибли. Женя выжил, уехал в Америку лечиться и работать. Тогда прекратились и письма, и звонки. А когда он после Сахалина уехал на Восток, так часто звонил, письма писал, фотографии присылал. Я все его письма храню, даже в отдельную книгу переплела. Иногда перечитываю, и злость берет, хочу все выбросить и забыть. А не могу, люблю его до сих пор. Хотя и не понимаю, почему он не приезжает. Ладно я, а дети? Они тоже перечитывают его письма и знают, что я их отца до сих пор жду. Вот и сейчас…
Запись прервалась.
Так. Чувства, похоже, искренние. Что же, мужик, тебя сподвигнуло на такие «подвиги»? Семья нормальная. Жена любит, дети нормальные. А сам ты, Женя? Непонятно.
Утром надо собираться на день рождения. В США дни рождения не празднуют как в России. Здесь дома собираются только на празднование детей. Взрослые же, как правило, ходят в ресторан, и не именинник устраивает праздник, а гости. Заранее подбирают ресторан, договариваются с персоналом, что вынесут торт, и официанты хором споют Happy Birthday.
И подарки мелкие. Зачастую подарочные карты в какое-нибудь заведение. Ну а если подарок, то обязательно нужно приложить чек. Подчеркнуть, что ты его ценишь, а также чтобы виновник торжества мог сдать подарок, если он не понравился, получить деньги и потратить их по собственному разумению.
А день рождения дома из-за ребенка, не потянешь же его в ресторан, да еще с кучей гостей. Тогда весь город сбежится, и никакого семейного бюджета не хватит, чтобы напоить ораву подхалимов и дармоедов.
Ну, ничего. Я решил подарить им немного уединения. Далековато, правда, но оно того стоит. Подарочный сертификат в ресторан Eddie V’s Edgewater Grille в Остине.
Прекрасная кухня. Гриль. Замечательные морепродукты на гриле. Мясо на гриле тоже восхитительно. Широкий ассортимент десертов, думаю, придется по вкусу мелкому непоседе. Подарочный сертификат на сто пятьдесят долларов. Дороговато для незнакомых людей, но ведь я позиционирую себя как богатый нью-йоркский чудак, который ищет нефть в эпоху заката сланцевой революции на участке, который никто не собирается ему продавать.
В Техасе много чудаков. Но они местные. Они любят все большое, грандиозное. Население местного городка хоть и пришлые в своем большинстве, но принимают привычки коренных жителей этого региона. Поэтому они уже стали техасцами, и им нужны большие поступки.
Маленькому Майклу тоже подарок – игрушка. Самолет Hawker Siddeley Hawk, он же «Хок», в переводе «Ястреб». Состоит на вооружении Королевских ВВС. Довелось наблюдать, как пилотажная группа «Красные стрелы» выступает на «Хок». Красиво. Особенно всем понравилось, как они дымом рисуют в небе фигуру «Пронзенное сердце». Огромное сердце, расположенное вертикально в небе, пробитое стрелой. Вот поэтому я и взял эту модель.
