Длинный монолог отнял у старика все силы, и он снова улегся на свой картонный матрас.
– Он не в себе маленько, – добавил бомж сипло. – Его в детстве так колошматили, что он оглох напрочь. Так говорят. Не знаю, может, и правда… Да отвяжись ты…
Только сейчас Катц почувствовал запах и понял, для чего служит черный пакет в коробке. Погасил лампу и вышел из туннеля тем же путем, что и вошел.
Теперь он ясно чувствовал – надо спешить. Петля затягивается все туже. Он перешел дорогу у гаража отеля «Шератон» и свернул на Геркулесгатан. Совсем рядом еще кипела ночная жизнь, а этот квартал словно вымер – какие-то конторы и единственный магазин с польскими и венгерскими деликатесами. Он проголодался, но с едой можно подождать. Все равно магазин закрыт.
Перешел Дроттнингсгатан и направился к Брункенбергской площади, миновал серую гранитную громаду Государственного банка. Дальше, дальше… на Мальмшильнадсгатан.
Две проститутки патрулировали тротуары – одна с одной стороны улицы, вторая – с другой. Полицейских, слава богу, не видно.
Квартал еле освещен, будто ему, кварталу, есть что прятать. И в самом деле есть. Поперечные улицы – туда легко улизнуть в случае чего, сбежать по лестнице на любую из улиц первого уровня.
Он пересек Уксторьет, мост через Кунгсгатан и мгновенно окунулся в давно прошедшую жизнь. Вспомнил, как прятал порошок в сервисных лючках уличных фонарей, пакетики из-под почтовых марок находили место в пучках кабелей, подходящих к распределительным шкафам; вспомнил, как угодил в драку, как его взяли за хранение наркотиков под этим самым мостом через Кунгсгатан, как везли в больницу, когда кто-то ни с того ни с сего вообразил, что он может умереть от передозировки в общественном туалете в видеосалоне US Video.
А там, чуть ближе к Биргер Ярлгатан, он промышлял грабежами. Но это было совсем давно, когда ему и Йорме едва стукнуло шестнадцать. Они специально перлись сюда на электричке из пригорода, чтобы обчистить пьяных богачей, возвращающихся из ресторанов. Деньги, часы – все годилось. Люди вроде Клингберга от этого не обеднеют. К ним было странное отношение – амбивалентное, хотя в то время он и не подозревал, что существует такое мудреное слово. Они презирали богачей – и мучительно им завидовали… Их перепуганные физиономии, когда Йорма проводил охотничьим ножом в трех сантиметрах от сонной артерии. Один парень, к их восторгу, даже наложил в штаны.
Около ресторана «КГБ» Данни свернул налево и спустился по лестнице на улицу Улофа Пальме. Немного прошел вперед и опять свернул, теперь направо, на тихую улочку Лунтмакаргатан, параллельную Свеавеген, пока не дошел до станции метро «Родмансгатан».
Посмотрел на часы. Без пяти час. Скоро подойдет последний поезд. Сонный дежурный проштамповал билет, и он сбежал на перрон. Тут никого не было, если не считать прилипших друг к другу парня с девушкой на скамейке. Девушка непрерывно икала и каждый раз при этом довольно улыбалась. Икнет – и улыбнется.
Катц вызвал лифт, дождался, пока он остановится, и на всякий случай придержал дверь.
Наконец подошел поезд. Из него вышел один-единственный пассажир и пошел к противоположному выходу. Юная пара нетвердым шагом потянулась к вагону. Катц приоткрыл немного дверь лифта и присел на корточки, чтобы его не увидел машинист, – тот, как всегда, вышел из кабины, удостовериться, все ли в порядке. Двери с сосущим гидравлическим звуком закрылись, легкий скрежет преодолевающих стартовое сопротивление колес, и состав исчез в направлении Уденплана.
Неправдоподобная тишина, какой никогда не бывает пятью метрами выше, на поверхности земли.
Он выждал несколько минут. Слушал, как наверху возится контролер – гремит ключами, закрывает свою будку на ночь. Наконец на перроне погасло освещение.
Он покинул свое убежище.
Еще раз прислушался – ни звука. Спрыгнул на полотно, под подошвами захрустел гравий. Впереди него плясал конус света от фонарика. Он прошел дальше. В стене туннеля обнаружилось отверстие – что-то вроде горизонтальной выработки в шахте, длинный и узкий проход, чуть больше метра высотой. Он сообразил, что это сообщение с соседним туннелем, по которому поезда идут в обратном направлении. Зачем, так и не понял. Тоже для эвакуации? Он заглянул – на стенах кое-где висят фонари. Никого.
Краем глаза Данни заметил движение и рефлекторно обернулся – по шпалам бежала крыса. Промелькнула и исчезла. И опять наступила давящая, вибрирующая тишина. Метро. Кишечник мегаполиса. На потолке туннеля, как драгоценные камни, поблескивали капли конденсата. Иногда они бесшумно падали на полотно.
Он залез в полуосвещенный ход, двинулся вперед и вдруг задел шеей что-то мягкое. Рюкзак. Он не заметил его раньше. Рюкзак, очевидно, сполз с узкой полки на стене.
Он привстал на колени и заглянул за горизонтальную перегородку. Там шла толстая труба водяного отопления. Данни зажег фонарь, и на него глянули смертельно испуганные мальчишечьи глаза.
Мальчик выбрался из своего убежища и присел на корточки рядом с ним.
Очень мал для своего возраста. Давно не мытые, сальные волосы свисают на глаза. Грязная одежда. Пахнет потом и еще чем-то неопределенно кислым.
– Это ведь ты Юнас, да?
Тот затравленно оглянулся и уставился на губы Данни.
– Не бойся, я тебе ничего плохого не сделаю. Ты понимаешь меня? Может, говорить помедленнее?
Ничего не выражающие, блуждающие глаза. Но это не от героина. Паренек, судя по всему, чист.
– Ты слышишь, что я тебе говорю?
За ухом – слуховой аппарат, похожий на впившееся намертво огромное насекомое. Указательный палец забинтован, на повязке – свернувшаяся кровь. Может, женщина в Централе и права насчет СПИДа.
– Мне нужна твоя помощь… Надо опознать одного человека.
На этот раз он уловил мелкие движения зрачков. Мальчик пытался читать по губам, и глаза его стали осмысленными.
– Как ты меня нашел?
Странный голос, без интонаций. Так говорят только те, кто себя не слышит.
– Это неважно. Мне нужно опознать одного типа. И потом я оставлю тебя в покое.
Катц вытащил распечатки с видеокамеры в гараже. На одной был мальчик, на другой – загадочный человек в куртке с капюшоном. Снят сзади, лица не видно.
– Помнишь его? Ты разговаривал с ним в подъезде подземного гаража. Примерно три недели назад. И он тебя чем-то напугал.
Мальчик, не отводя взгляд от снимков, пробормотал что-то невразумительное.
– Я чист, – неожиданно сказал он. – Я завязал.
– Знаю.
– Не мог больше. Домой хочу. Дома…
Опять тот же голос, без интонаций, как у робота. Но диалект все равно угадывается. Откуда-то он с юга. Сконе, может быть.
Паренек не закончил предложения и посмотрел пустыми водянистыми глазами на Катца.
– Это тот человек, с которым ты говорил в гараже? – Он вынул портрет Джоеля, распечатанный на принтере Юлина. Мальчик не сразу, но вздрогнул, будто в эту самую секунду к нему пришло понимание чего-то важного.
– Нет. Не тот.
– Ты уверен?
– Уверен.
– А тот как выглядел?
Глаза мальчика опять начали блуждать.
– Ты его знаешь?
– Нет.
– О чем вы говорили?
– Не помню.
– Думаю, ты столкнулся с ним в дверях, с этим человеком. Может, ты извинился, а может, и нет… скорее всего, извинился, потому что он тебе чем-то пригрозил. Иначе с чего бы тебе пугаться…
– Может быть.
– Значит, ты видел его лицо?
Паренек нащупал «молнию» на рюкзаке. Руки в следах от уколов. Но свежих нет, значит, не врет, что завязал. И он как-то собрался, взгляд прояснился.
– Мне надо идти, – прошептал он.
– Подумай как следует. Тебе еще что-то про него известно?
– Нет!
– Мне надо знать. Как он выглядит, сколько примерно лет… молодой, старый?
Послышался металлический лязг. Сервисный состав. И тут же забегали тени на полотне. Крысы. Должно быть, у них гнездо поблизости.
