была запланирована вторая диверсия — взрыв моста, потому что через него немцы гонят поток подбитых БТР, артиллерию для ремонта. Ребята ушли в восемь вечера, как стемнело, с боеприпасами и оборудованием. Я с остальными девчатами ждала их возвращения в лагере. Хотя в назначенное время стало понятно, что что-то пошло не по плану. Взрыв не прозвучал, а грохот от такого мощного заряда был бы слышен на большом расстоянии. Подрыва не произошло в условленное время, в три часа ночи. В восемь утра никто из минеров не вернулся, как было запланировано. Я хотела сообщить в штаб о пропаже отряда, но не смогла пробраться к тайнику со станцией. Место ее хранения патрулировала немецкая охрана, тайник был обнаружен, и стало понятно, что фашистам известно о нашем существовании. Мне пришлось срочно с остатками отряда уйти на запасную базу у ручья. На вторую ночь сюда пришли девчонки, наши связные, потому что они знали о запланированном взрыве, ждали его. Когда ничего не произошло, а с ними не вышли на связь, то пошли с проверкой. Вот после той ночи мы уже несколько суток, после того как стемнеет, прочесываем лес, устраиваем наблюдательные пункты у дорог, чтобы найти хоть какой-то след наших пропавших товарищей. Я стала командиром отряда, вернее, того, что от него осталось. Оружия почти нет, связи со штабом — тоже. Есть еще один схрон с оборудованием для взрывов, но среди нас не осталось минеров. Девчата ведь не обучены этому делу, не умеют закладывать заряды. В общем, мы в растерянности, товарищ капитан, не знаем, как действовать дальше.
— А местные? Неужели никто ничего не слышал? — Шубин размышлял над произошедшим ночью, когда исчезли партизаны.
Алеся отрицательно покачала головой:
— Девчонки днем возвращаются в деревню и знают, какие там ведутся разговоры. Они ходили, узнавали, расспрашивали: никто не слышал ни выстрелов, ни взрывов. Я не понимаю, как это возможно. Больше ста человек исчезли безо всякого следа. У них было с собой оружие, и они могли дать отпор: у нас очень опытные ребята в отряде. Так не может быть, чтобы люди просто пропали!
— Верно, — согласился разведчик. — Очень странно. Даже если они попали в лапы к фашистам, то ведь должны были сопротивляться, ответить огнем. И это услышали бы местные жители. Сто человек не могут исчезнуть без единого выстрела.
Женщина подняла взгляд на капитана. В предрассветной светлой дымке было видно, какое тяжелое горе она испытывала.
— Как вы думаете, они живы? Вы поможете нам найти их следы?
Шубин уверенно кивнул:
— Послушайте, я не знаю, что произошло, но точно уверен, что они живы. Если бы их расстреляли, убили, то такое количество тел, выстрелы, шумиху фашисты не смогли бы скрыть. Надо разобраться в исчезновении партизан.
— А еще осуществить диверсию, — вдруг тихо добавила Алеся. — На завод и в Борун стали прибывать танки. Раньше не было — только легкие машины, мотоциклы, грузовики. Сейчас сюда стягивают силы — надо ударить по мастерским, уничтожить их. Ведь если взорвем, то немцы не смогут укрепить эту территорию, и Красная армия освободит населенные пункты от оккупантов. — Лицо ее посуровело. — Гитлеровцы здесь сидят уже не первый год и ведут себя как хозяева, считают территорию своей навсегда. Даже поселкам и деревням стали давать другие названия. Вы не представляете, что они тут творят.
Разведчик задумался, как действовать дальше.
— Вот что, надо пробраться на завод. Там много инженеров, военных, я уверен, что они обсуждают задержание партизанского отряда, если оно произошло. Кто там работает, вы говорили, что там есть информатор?
Зеленина объяснила:
— В мастерских работают двое наших. Лиза убирает территорию, моет посуду в столовой, где обедают служащие. Она, правда, плохо знает немецкий, да и на саму территорию к цехам ее не пускают: там всё огорожено. Она бывает только рядом с хозяйственным блоком. Еще есть чернорабочий с завода, наш главный информатор. Он работает в мастерских, комсомолец Марлен Житков. Тоже подпольщик, сотрудничает с нами, помогает организовывать диверсии, рассказывая о поступлении новых партий военной техники.
— Я должен с ним поговорить, — заволновался разведчик. — Если Житков проводит время с немцами, то должен был что-то слышать о захвате отряда. Как он связывался с Елизаветой?
— Кажется, Марлен не может заходить на территорию хозблока: в столовой обедают только высшие чины. Информацию передавал с помощью записок, прятал их в тайнике. Это вам Лиза лучше расскажет, она с ним поддерживает связь. Я должна сменить ее на посту, чтобы она могла успеть вернуться в Борун до восьми утра, в это время начинается смена в столовой.
Разведчик вскочил:
— Тогда давайте выдвигаться как можно быстрее.
Алеся повела Шубина между деревьями по знакомому ей маршруту, на ходу засыпая вопросами:
— Как же вы пройдете на территорию завода? Там вход по пропускам! А если вас патруль остановит?
— Подожду в укромном месте, пока освободится Марлен. И не буду ходить по центральным улицам. Если уж прицепятся, то скажу, что у нас с русской фройляйн роман.
По лицу Алеси промелькнула тень.
— Вполне правдиво: немецкие офицеры часто пристают к нашим девушкам. Отказать нельзя: слишком опасно, из мести могут написать донос, да просто безо всякого повода отправить на допрос в гестапо. Там под пытками признаешься во всём, что прикажут. Поэтому я сбежала из дома в партизанский отряд. Знала, что не отстанут, пока не получат своего. В лесу безопаснее, и я могу быть полезна товарищам.
Они добежали до развилки с двумя согнувшимися старыми соснами. Здесь уже с нетерпением переминалась с ноги на ногу крупная девица:
— Товарищ командир, пора мне! Накажут за опоздание!
— С тобой в Борун пойдет капитан Шубин, — выпалила Зеленина.
От страха Лиза даже вскрикнула, хотя тут же прикрыла рот ладошкой. Кивнула покорно: приказ командира надо выполнять. Девушка подобрала длинную юбку и припустила торопливым шагом по мокрому от ночной росы настилу из веток и хвои. Она с опаской уточнила у разведчика, который вышагивал рядом:
— А вдруг патруль? У меня вот. — Она вытащила узкую полоску бумажки из ложбинки пышной груди. — Пропуск на территорию хозблока. Вам-то в Боруне надо разрешение. Там ведь у немцев важный объект, без разрешения нельзя. По пропускам через мост
