Один человек, конечно, ничего не мог бы сделать против отряда Чингиса, к тому же этот «краповый» вообще еле-еле ноги передвигал, он не сможет выжить в урагане, не хватит у него сил соорудить себе убежище. «Краповый» был обречен. Но здесь работал уже принцип, который Чингис сегодня однажды нарушил, за что поплатился весь отряд, потеряв шесть человек и две машины. Амир поймал взгляд стоящего в отдалении Махди и сделал рукой указующий знак: пойти, догнать и добить…
Счет времени, как казалось подполковнику Устюжанину, потерял всякий здравый смысл и связь с реальностью. Никто не знал, сколько может продлиться ураган, и потому даже смысла смотреть на наручные часы он не видел. Подполковник вообще нечасто наручными часами пользовался, имея часы в собственной голове, которые редко его подводили. И обычно знал, что и когда должно произойти, и сколько это будет длиться, поэтому умел предсказывать последующие события с большой долей вероятности.
Но ураган — понятие из совсем другой реальности, с которой никто из окружающих пока не сталкивался. Невозможно было предсказать, чего следует ждать даже через пять минут, не то что через полчаса, и уж тем более через час или два, так что оставалось только ждать, неспокойно созерцать окружающее, демонстрировать внешнее спокойствие и верить в то, что беда пройдет стороной. Пусть и совсем рядом, но стороной, не заденет, не ударит ненароком так, что после этого удара невозможно будет встать, а просто пройдет.
Но такое ожидание неизвестно чего утомляло сильнее борьбы за жизнь. Потому что в процессе борьбы ты ощущаешь собственные силы и собственные возможности, знаешь, что от тебя зависит и что от противника. А в ожидании неведомого невозможно понять ни свои силы и возможности, ни силы и возможности противника. Оставалось только дожидаться, когда природа проявит милость и перестанет на людей гневаться.
Дождь ненадолго прекратился, давая возможность перевести дыхание, а потом налетел с новой силой. Опять сплошной тугой стеной, вибрирующей и звучащей в низкой гулкой октаве. Эта стена даже не налетела, она просто обрушилась на поселок гигантской волной, готовая смыть все, что не успело надежно спрятаться. И в этот момент подполковник Устюжанин понял свою ошибку, которую исправить уже было, скорее всего, невозможно. Плиты в наличии оставались и лежали на земле там, где кран снял их с тележки, но сам кран уехал, и нечем было поставить плиту на оконечность траншеи. А дождь, казалось, отыскав эту незакрытую часть человеческого убежища, целенаправленно лил именно туда, и уже через полчаса люди оказались в воде чуть не по колено. Странно, что сравнительно небольшой участок мог принять в себя столько воды, но она вдобавок заливалась еще и в небольшие щели между плитами перекрытия. Более того, впечатление складывалось такое, что воду в траншею через эти щелки закачивали под давлением. Так, наверное, и было, только давление это было атмосферным.
Виталий Владиславович обернулся и громко позвал в глубину траншеи:
— Логвинов!
— Я! — донеслось издалека.
— Ко мне!
Вода, собравшаяся у людей под ногами, должно быть, мешала быстрому передвижению, и подполковнику пришлось ждать. Но вот невдалеке замелькал луч фонарика, колебавшийся при каждом шаге, Логвинов подсвечивал себе, чтобы ненароком на кого-то не наступить. Вскоре и сам старший лейтенант оказался рядом, под крайней плитой, куда ветер откровенно бросал дождевую волну за волной. Логвинов хотел что-то сказать, но тут вздрогнула плита над головами людей, и отверстие, в которое заливался дождь, прикрыло ветвями упавшего дерева. Ствол ударил в железобетонную плиту, но бетон выдержал удар, и плита даже не вздрогнула. Там, где недавно был общий наблюдательный пункт, сейчас, к счастью, никого не было, значит, никто от поваленного дерева не пострадал. Это ближайшее к траншее дерево, большое и внешне крепкое, Устюжанин перед пришествием урагана рассматривал и никогда бы не подумал, что дерево может повалить ветром. Впрочем, ветер в данном случае оказался на стороне людей, хотя бы частично прикрыл их от дождя. Теперь уже и под крайнюю плиту не бросало такие дождевые волны, как прежде.
— Вот, одна проблема решилась. Пусть частично, но решилась, — сказал подполковник. — Я тебя что попросить хотел… Пройди по всей траншее, проверь уровень воды. Если где-то она сильно поднялась, переведи детей туда, где уровень меньше. Поменяй местами взрослых и детей.
— Понял, товарищ подполковник. Сделаю…
Устюжанин посмотрел на синие губы старшего лейтенанта и как можно мягче добавил:
— Взрослые выдержат, а дети могут не выдержать. Холодновато… Пройди по всей траншее, если можно что-то придумать, придумай. Нельзя допустить переохлаждения детей. Возьми с собой Николая Ивановича. Пусть он сам детей посмотрит, ему с ними легче общий язык найти.
— Понял, товарищ подполковник…
Старший лейтенант Логвинов ушел в траншею, словно в трубу нырнул, и даже для чего-то голову пригнул, хотя перекрытие позволяло идти в полный рост. А навстречу Логвинову выдвинулся полицейский подполковник Изжогин. Похоже, он где-то поскользнулся и сел в лужу. Наверное, это не добавило подполковнику ни настроения, ни тепла. По крайней мере, губы у него были еще более синие, чем у старшего лейтенанта.
— Виталий Владиславович, что у нас со связью?
— Моя «трубка» показывает, что нет связи. Я выглядывал недавно, вышка стоит целехонькая, не свалило, а связи нет.
Вышку сотовой связи было видно хорошо даже из траншеи. Она располагалась в районе поселкового стадиона, и, поскольку ураган принес с собой не по времени суток наступившую темноту, на вышке сработала автоматика, и загорелись красные сигнальные огни. Сама вышка не имела значительной парусности, и потому могла сопротивляться ветру достаточно успешно. А смерчи обошли ее стороной.
— У меня дважды пробивался сигнал, подполковник Завалило пытался прорваться ко мне — его номер высвечивался. Но я ответить не успевал, так как связь обрывалась. И сам ему дозвониться не могу.
— Боюсь, на вышке аппаратура повреждена, — развел руками Устюжанин. — Тогда мы надолго без всяких контактов останемся. Впрочем, у Логвинова спутниковый телефон. Он должен работать. В крайнем случае воспользуемся.
— Нельзя сразу с Завалило связаться? — оживился Изжогин.
— А что он может сообщить? — пожал плечами Устюжанин. — Какая насущная необходимость с ним связываться во время урагана? Он может только снова пригласить нас побегать за Чингисом, но пока только «Чингисхан» за нами бегает. Да и людей здесь мы бросить не вправе, тех же детей, что спрятали в эту траншею. Думаю, скоро и нам придется пробежаться по улицам, проверить, как люди укрылись. Возможно, кому-то наша помощь потребуется.
— Пока она требуется подполковнику Завалило, — угрюмо заметил Изжогин.
— Я вполне понимаю ваши чувства, но считаю, что мы сюда прибыли не только бандитов ловить, но и местных жителей защищать. В данном случае мы их защищаем от урагана, что не менее важно, чем защита от Чингиса и его бандитов. «Чингисхан» более безжалостен, чем люди, и я не думаю, что мы должны бросить одно ради другого.
Подполковник полиции в ответ только вздохнул. Он не мог полностью согласиться с Устюжаниным, но и не согласиться тоже не мог. И вообще находился в растерянности, не зная, что предпринять. Куда следует ехать, чтобы Завалило помочь, нужна ли «краповому» подполковнику его помощь? Ведь вполне могло быть, что Завалило нашел хорошее укрытие среди скал, пережидает там с отрядом ураган и просто интересуется, как обстоят дела в поселке, но дозвониться не может.
— Товарищи подполковники, чайку горячего не хотите? — вынырнул из глубины траншеи старший прапорщик Шевченко.
— Откуда у нас чай? — поинтересовался Устюжанин.
— Я тут припас кое-что… — шмыгнул носом хитрый прапор. — Три примуса и одна спиртовая горелка. На примусе чайник быстро закипает. Керосин тоже припас…
— Детей сначала напои, Иван Иванович, в такую пору легко переохлаждение организма получить. Там Логвинов детьми занимается.
— Я старшему лейтенанту два примуса передал. Он детей уже поит. А это для вас… — Шевченко подошел ближе и протянул две армейские кружки.
Расспрашивать его, откуда взялись примусы и керосин, Устюжанин не стал. Он видел, как старший прапорщик заглядывал в обгоревшее с одной стороны здание хозяйственного магазина. Хозяйственный человек хозяйственные магазины любит. Конечно, к действиям Ивана Ивановича можно было отнестись по-разному, но чай он заварил вовремя, и это если не убирало, то отодвигало в сторону любые обвинения…
Синие губы подполковника Изжогина слегка порозовели. Одной большой кружки ему хватило, чтобы слегка согреться. Устюжанин же, не допив свой чай до конца, поймал взгляд пожилого дагестанца, сидящего на том самом ящике, с которого Виталий Владиславович выглядывал из траншеи, и протянул кружку ему:
