Перцовка обожгла горло. Я смял в пальцах щепоть хлеба, взял губами мягкий теплый шарик… Жестоко играют подонки! Давят и жгут все, что только может пролить свет на заговор против профессора. Что же было в тех документах, которые Иоанн оставил в «секрете»? Возможно, в них содержался ответ на вопрос: кто и за что собирается убить Веллса.
– Не понравилось? – спросил Ашот, забирая тарелку с солянкой. – Сейчас хашламу принесу.
Медлить больше нельзя. Прошло столько времени, а я еще ничего не узнал. Мы с профессором, как слепые котята, летим навстречу своей смерти. У меня остались одни сутки. Я начну разматывать клубок сначала. Ничего не было, передо мной – чистый лист. Ночь, реабилитационный центр, пустой больничный коридор и девушка в белом. Вот от нее я и начну плясать.
Я по памяти набрал номер реабилитационного центра. Как в прошлый раз, мне ответила девушка. Нежный, мяукающий голос.
– Здравствуйте, – сдерживая металлические нотки в голосе, как ретивого коня, сказал я. – Я родственник Яны Ненаглядкиной. Хотел бы ее навестить. Как это сделать?
Возникла недолгая пауза. Я слышал дыхание девушки. Готов был поспорить, что в этот момент кто-то был с ней рядом и шла активная жестикуляция.
– Родственник? – недоверчиво переспросила девушка и добавила с едким сарказмом: – Очень сожалению, уважаемый родственник, но встречи с нашими пациентами строго запрещены. Это во-первых. А во-вторых, Яна Ненаглядкина уже выписана.
– Как выписана?! – крикнул я, не сдержавшись. – Когда?! Почему?!
– Что вы кричите? – жестко осадила меня девушка. – Выписана, потому что уже здорова.
– А где она сейчас?
– Понятия не имею. Всего доброго!
Она положила трубку. Я, ничего не видя и не соображая, зачерпнул горячей хашламы и обжегся разваренным перцем. Яну выписали, и никто не знает, где она. Ее выпустили из-за высокой стены в этот мир, где, подобно голодным псам, бродят убийцы. Яна, милая! Где же ты? Понимаешь ли ты, как здесь опасно?
Я кинул на стол какую-то купюру и, надевая рубашку на ходу, выскочил на улицу. «Спокойно, – сказал я сам себе, – я ее найду. Куда она может еще пойти, как не к себе домой? Бабушка Кюлли сказала, что Яна была их соседкой по балкону. А старая профессорская квартира находится на улице Азовской. Знаю я эту улицу: на одном ее конце крикнешь, на другом конце люди обернутся. Там, по-моему, всего две пятиэтажки с балконами. Все остальное – особняки, окруженные садами и огородами».
Меня чуть не сбила легковая машина. Завизжали тормоза. Водитель посигналил, помахал кулаком. Как удачно, что льет дождь! Отвратительная погода! В такую погоду хороший хозяин собаку на улицу не выгонит. И Яна, конечно же, не пойдет гулять. Завернется в плед, сядет в кресло и будет телевизор гонять по всем программам. Наверное, соскучилась по телевизору. Ведь в палате телевизора не было.
Я остановил такси, приказал водителю мчать на Азовскую во весь дух. Водитель попался вредный, буркнул в ответ, что будет мчаться с той скоростью, какую определяют правила дорожного движения. Наверное, надо мне было выгнать из гаража свою машину. Не решился потому, что в своем ярко-красном «Рено» я напоминал бы тореадора, дразнящего быка красной тряпкой. Хватит дразнить его, хватит. Меня уже тошнит от кровяного следа, какой за этим быком волочится.
– Какой дом на Азовской? – спросил водитель.
Я махнул ему рукой, чтобы ехал потише, опустил стекло, высунул голову и стал спрашивать всех подряд, где жил профессор Веллс. Пятеро не знали, шестой был пьян до онемения, а седьмой – то есть седьмая, это была девочка-подросток под малиновым зонтиком – указала на забрызганные известью окна на третьем этаже.
– Две недели уже, как они съехали, – сказала она.
Я выбрался из машины, встал под дождем, глядя на окна, как Лисица на Ворону с сыром. Вот балкон профессора, а с ним рядом другой – смею надеяться, что это балкон Яны. Значит, ее квартира на третьем этаже справа.
– Вы не в тот подъезд идете! – крикнула мне вдогон девочка. – Профессор во втором жил, а вы идете в первый!
Я отмахнулся и взлетел по лестнице на третий этаж, встал у двери, пригладил мокрые растрепанные волосы, успокоил дыхание. Главное, не напугать ее с порога. Она, конечно, может отказаться разговаривать со мной и захлопнуть перед моим носом дверь. От меня потребуется решительность и предельная тактичность… Ну что же, вперед!
Я надавил на кнопку звонка, и мое сердце вместе с дыханием остановилось в ожидании… Шаги! Какое счастье, что она дома! Клацнул замок. Дверь открыла сухощавая бледная женщина. Взглянула на меня светлыми глазами, улыбнулась. Кто она? Для матери слишком молода. Сестра? Подруга?
– Вам кого?
– Яну Ненаглядкину.
– Опоздали, – весело ответила женщина, да так звонко, что по этажам покатилось эхо. – Яна здесь больше не живет.
Если я настроен на что-то плохое, то мои органы чувств отлавливают только подтверждение этого плохого. Из всего, что мне сказала женщина, я услышал лишь слова «опоздали» и «не живет».
– Вы что?! – дурным голосом крикнул я, бесцеремонно вламываясь в квартиру. – Вы что говорите?!
– Эй, эй, дружочек! – с веселой агрессивностью воскликнула женщина и уперлась мне руками в грудь. – Полегче, пожалуйста! Я за Яну не отвечаю, и она сама решает, где ей жить.
– Что с ней случилось?! – с мольбой глядя в лицо женщины, произнес я.
Она пожала плечами, отступила на шаг, сверкая озорными глазами. Мое поведение ее забавляло.
– Да ничего с ней не случилось! Утром она позвонила на мамину квартиру, где я живу, и сказала, что уезжает.
– Она сама вам позвонила? – пробормотал я, начиная понимать, что самого страшного, чего я так боялся, не произошло.
– Конечно, сама.
– А вы хозяйка?
– Хозяйка, хозяйка. Что, не похожа?
Я пытался заглянуть в прихожую; мне казалось, что Яна прячется где-то здесь.
– А где ее вещи? – спросил я.
– С собой забрала, разумеется! – с иронией ответила хозяйка. – Она уехала часов в одиннадцать. Да какие там вещи! Пара платьев да пара туфлей.
– А вы уверены, что она была здесь утром?
Хозяйка рассмеялась, удивленно вытаращив глаза.
– Ну, вы чудной человек! Конечно, уверена! Он же сама мне дверь открыла! Показала порядок, отдала ключи и уехала.
Яна жива. Во всяком случае, в одиннадцать часов утра была жива. Это счастье. Невероятное везение.
– Где она сейчас? Мне срочно надо ее найти!
– Увы, ничем помочь не могу, – призналась хозяйка, глядя на меня оценивающе и, по-моему, с некоторым сочувствием. Лицо ее стало совсем скучным, когда она взглянула на мои джинсы, выпачканные на коленях. – Она у нас девушка независимая, гуляет, где хочет и с кем хочет… Не думаю, что у вас есть надежда. Хотя… хотя любовь зла.
Она думала, что я влюблен в Яну, но моя любовь безнадежна, и потому проявляла ко мне сочувствие. Я ей нравился. Она искренне жалела меня.
– А почему вы считаете, что у меня нет надежды? – спросил я, хорошо разыгрывая ревность и обиду.
Женщина спрятала глаза, повела плечиком, раздумывая, говорить правду или же пощадить меня.
– Понимаете, сейчас ведь девушки предпочитают богатых… Я ничего не хочу сказать про вас плохого, но…
Она так страшно тянула, что я даже кулаком махнул от нетерпения.
– Что «но»?
– Вам надо было увидеть машину, на которой она уехала, – парируя на мою грубость легкой местью, ответила женщина. – Тогда бы вы не задавали подобных вопросов.
– Что ж это была за машина? Самосвал? «БелАЗ»? Или, может, карьерный экскаватор?
– Ага, экскаватор, – иронично усмехаясь, кивнула женщина. – Не знаю, что за модель, но о-о-очень навороченная! Черный, сверкающий джип! Я что-то подобное видела только у гостиницы «Ореанда», когда там банкиры останавливались.
– И что? Яна села за руль?
– Зачем ей за руль садиться? – со скрытым смыслом ответила женщина и улыбнулась краем губ. – Там было кому везти такую красивую даму.
– Глупости! Наверняка это личный водила какого-нибудь бизнесмена втихую подрабатывал извозом, – легкомысленно сказал я. – Дайте-ка мне телефоны ее подруг, и я быстро разберусь, кто там ее на джипе катает.
Женщина отрицательно покачала головой.
– Откуда у меня телефоны ее подруг? У Яны своя жизнь, и я в нее не вмешивалась. Раз в месяц она приезжала ко мне с деньгами за квартиру. Я у нее спрошу: «Дома все нормально?» А она: «Все нормально!» Вот и все наше с ней общение… Да вы зайдите, чего на пороге стоять…
Я, конечно, зашел. Комната Яны была маленькой, метров двенадцать, не больше. У окна, друг против друга, стояли диван и книжный стеллаж. В углу платяной шкаф и старое кресло с драной обивкой – похоже, что когда-то здесь точил свои коготки кот. Вот и вся мебель. Я пробежал взглядом по корешкам книг: «Анна Ахматова», «Сергей Есенин», «Антология русской поэзии»…
– Вы любите стихи? – спросил я.
