– Сало ты себе за пазуху клади. Мы свои рюкзаки пачкать не будем. Стемнеет когда?
– Через три с половиной часа. Час у нас уйдет на дорогу в автобусе, час на пеший переход. Полчаса нам выделено на рассматривание границы перед наступлением темноты. А потом – вперед, но без песни.
– Может, есть смысл раньше выехать? Чтобы границу лучше просмотреть.
– А что там смотреть? Лес – он и есть лес. Просека в 30 метров шириной. Заросла с советских времен наполовину. Перебежать ее, и все. И там такой же лес, только польский.
– Патрули пограничников проконтролировать…
– Я позвоню на польскую заставу, спрошу, мне скажут, – отмахнулся Грицко с непоколебимой уверенностью в том, что все знает.
С одной стороны, такая уверенность успокаивала. Человек не группу отправляет, а сам с группой идет, следовательно, сам рискует не меньше, чем другие. С другой стороны, легкость настроения проводника и настораживала. Сам Абдул-Межид дважды ходил за границу в Грузию и однажды в Азербайджан. И знает, как много можно встретить неожиданностей при таком переходе. Впрочем, здесь граница другая, и даже не российская с другим государством, а граница между двумя незнакомыми государствами, и потому здесь могут быть другие порядки. А о Польше эмиру Даниялову приходилось слышать много. И об отношении поляков к службе тоже слышать доводилось. Поляки плохо понимают, что такое дисциплина, и всегда надеются неизвестно на что. Наверное, как русские на свое знаменитое «авось», только в несравненно большей степени. И еще говорят, что поляки больше французы, чем сами французы. А французы считаются самой безалаберной нацией. Наверное, потому и Грицко так спокойно, можно сказать, буднично относится к переходу через границу.
– Ладно, подождем час, только руки друг другу за этот час не выворачивайте, – согласился эмир и отвернулся, чтобы посмотреть, как старый ювелир Мухетдин Султанов заворачивает очередную авторучку с сюрпризом…
* * *
Микроавтобус «Газель» стоял неподалеку, под горой, прикрытый от вечернего солнца могучей веткой необхватного бука и оттого не нагретый. Спустились к нему, как только прозвучала команда, и быстро расселись – места всем хватило с избытком. Водитель уже был за рулем.
– Предупреждаю сразу – по дороге два места есть, где обязательно застрянем, – предупредил Грицко. – Толкать придется. Там ручьи с глинистым дном. Колеса всегда проваливаются. Чтобы никого потом уговаривать не пришлось. Там не глубоко, никто не утонет.
– А что, ты животом вытолкнуть не можешь? – съехидничал Эфенди Шахмарданов.
– Было как-то, когда один ехал, один и выталкивал, – вяло и невозмутимо сознался проводник. – Ничего страшного, вытолкнул. А если все вместе едем, все вместе и толкать будем. И даже для эмира скидки не будет.
Впрочем, всерьез от такой необходимости никто отказываться и не собирался. Дело общее требовало общих же усилий, и все это отлично понимали. Машина тронулась, но ехала не быстро. Да по такой дороге, где камней было больше, чем земли, и невозможно было ехать быстро. К каменистым дорогам все бойцы джамаата привыкли у себя в горах. Но там и камни, казалось, были другими. И не только по цвету – в Дагестане камни, как и скалы, красновато-бурые. А здесь камни черные, земля поверху черная, но на обрывах, вплотную к которым проходил микроавтобус, словно втискиваясь в узкое пространство, видно было хорошо, что под небольшим слоем чернозема идут мощные пласты глины. А для любой машины глинистые участки земли становятся труднопроходимыми уже при минимальной влажности. На дороге влажности не было, но ручей ручьем называться не будет, если в нем нет воды. А глина в воде просто не может не быть скользкой. Следовательно, и проблемы для машины обеспечены.
В пути никто не разговаривал. Бойцы джамаата настраивались на серьезную работу, как учил их эмир. А эмир, если учил других, и сам настраиваться умел. Он все же решил не слишком полагаться на удачливость своего проводника и к его легкомыслию собирался приплюсовать свои опытность и осторожность. И потому готов был к любой неожиданности.
Слегка выбил из настроя уже первый ручей. Водитель хотел проскочить его с ходу, разогнавшись на сравнительно коротком ровном участке. Но глинистое дно ручья, изначально выдержав микроавтобус, как на льду, развернуло его навстречу течению, а потом, при попытке выехать на нужное направление, колеса закопались в глину, и она сразу забила весь рисунок протектора. Слышно было только, как истерично газовал двигатель, слышно было, как вода, вылетая из-под колеса, бьет в кузов, а вместе с водой летят и комки глины.
– Приехали, – равнодушно сообщил Грицко. – Аврал на судне. Все на выход!
И первым, без сомнения, открыл дверцу и вступил в ручей, глубина которого не могла покрыть ноги даже с коленями.
Бойцы джамаата спешить не стали и дождались, когда их пошлет вперед кивком головы эмир Даниялов. Сам он вышел в ручей последним.
– Позади машины никому вставать не рекомендую, – вовремя подсказал Грицко, – по дороге визита в прачечную у нас не предвидится.
А позади машины как раз и встал эмир. Но тут же свою оплошность понял и зашел сбоку.
Водитель начал раскачивать машину. Вперед-назад, вперед-назад… Группа помогала ему в момент толчка. И уже через пару минут «Газель» взобралась на берег. Пассажиры тут же расселись по своим местам. А Даниялов сразу отметил, что «Газель» имела возможность уехать вместе с их рюкзаками и оружием, а они остались бы здесь, среди воды, и подготовленные для захвата любым противником, что заманил бы их в такую ловушку. Но все обошлось. «Газель» остановилась вовремя…
* * *
После часового довольно стремительного пешего перехода, сначала по достаточно утоптанной тропе, потом и вовсе без тропы, но через не слишком густой лес, группа вышла к границе. Залегли на пригорке. У Грицко имелся бинокль, но что он видит там, в темноте, эмир Даниялов не понимал. Но если смотрит, значит, знает, куда следует смотреть, и мешать ему не нужно. Потом Грицко позвонил по мобильнику. На каком языке он разговаривал, Абдул-Межид так и не понял – то ли на украинском, то ли на польском. Но Грицко задавал вопросы, как показывала интонация, и ему отвечали. Видимо, ответами проводник остался недоволен, посмотрел на часы с подключаемым кнопкой освещением циферблата и вздохнул:
– Придется минут двадцать поваляться. Отдыхайте…
И невозмутимо откинулся на спину, словно надумал вздремнуть.
– Ты только громко не храпи, – посоветовал проводнику Эфенди. – Сказал бы лучше, где граница.
– Да, где эта граница? – спросил и Абдул-Межид.
– Да вон она, внизу, – Грицко большим пальцем показал за свои широкие плечи. – На соседней горе уже Польша. А внизу столбы стоят. Раньше колючая проволока была, ее на металлолом сдали. А столбы остались. И контрольно-следовая полоса осталась…
– А как же пойдем? – не понял Даниялов.
– А что? Пешком, нормально…
– Контрольно-следовая…
– Не беспокойся, на траве следов не остается. Она давно уже полностью травой заросла. Посидите тихо, без базаров. Сейчас патруль пройдет, дадим ему удалиться и двинем…
Ориентировался Грицко не по наблюдениям за польской территорией, а по часам. Дважды за время ожидания на часы посматривал. После третьего раза сказал:
– Пора. Только здесь спуск крутой. Кто упадет, не кричите громко. Наши погранцы близко. Услышать могут. И вообще лучше болтать поменьше. Смотрите на меня; как я побегу, бегите тоже. Во все лопатки…
И первым начал спускаться, не дожидаясь вопросов. Дагестанцы двинулись за ним. Никто не упал, несмотря на крутизну склона. Более того, привычные к передвижению по своим горам, они все четверо спустились гораздо быстрее, чем тяжеловесный и не слишком ловкий Грицко. И остановились внизу, дожидаясь, когда спустится проводник. Он спустился и не остановился, только рукой махнул, показывая направление, и сам побежал к соседней горе. Все поняли, что это гора уже польская. Старенький, с облезлой краской полосатый столб с красной надписью «СССР» на гнутой жестянке подтвердил предположения дагестанцев.
Бежали в гору, дышали тяжело и шумно. Тропы никакой, естественно, не имелось, но лес на склоне был чистым, с мощными деревьями, невысокой, словно подстриженной травой, и только с редкими кустами. Дагестанцы были вооружены «тупорылыми» автоматами «АКСУ» и сначала на бегу поворачивали стволы в сторону встречных кустов, в которых могла бы таиться угроза. Но угроза, даже если она была, себя никак не демонстрировала под этими стволами.
Так бежали почти полчаса. Первым начал задыхаться старый минер Мухетдин Султанов. Задыхаться и отставать. Но характер бойца помогал Султанову с собой бороться. И вообще он был не слишком старым человеком – разве что немножко за 50. Но был единственным среди всех курящим, и это сказывалось. А Грицко, кажется, понятия не имел, что такое усталость, и держал высокий темп бега. И при этом не оглядывался, чтобы проверить, как себя чувствуют его спутники. При спуске с горы они опередили его, однако теперь, при подъеме, да еще достаточно крутом, он показывал, что такое сила и выносливость.
