Фредерик Дар - Сан-Антонио в Шотландии

Сын баронета подчиняется. Он звонит в Стингинес Кастл. Наконец трубку снимают, и, по счастью, это Мейбюрн.

Фил называется и просит своего бывшего слугу позвать директора завода.

Я беру отводной наушник и слышу сонный голос Мак-Орниша:

– Что случилось, сэр Конси?

– Очень серьезное происшествие. Умоляю вас, приезжайте ко мне, на Грейтфорд энд Файрльюир-стрит.

– Не...

– Не задавайте вопросов, это ужасно. А главное, не говорите дамам. Я рассчитываю на вас, Мак-Орниш!

Он кладет трубку на рычаг, что является наилучшим способом положить конец всяким объяснениям.

– Теперь нам остается только ждать, – говорю я, тоже кладя наушник.

– Виски? – предлагает сэр Конси.

– Охотно... Пока он наполняет три стакана, я размышляю. Я думаю, что отношения между Синтией и Филипом были ненормальными. По всей очевидности, она плевала на этого парня, как на прошлогодний снег. Однако раз она не просто встречалась с ним, а даже была помолвлена, он представлял для нее какой-то интерес. Какой, вот в чем вопрос.

Теперь я знаю, что не тетя Дафна настаивает на этом браке, потому что тетя Дафна протянула ноги больше двух лет назад. Тогда кто?

– Скажите, Фил, как вы познакомились с Синтией?

– Мой отец и я нанесли визит вежливости леди Мак-Геррел, когда она приехала в Стингинес Каста.

– Ваш отец был с ней знаком?

– Встречался раз лет двадцать назад на каком-то приеме. Старуха жила в Лондоне и сюда приезжала только на Рождество.

– И это была любовь с первого взгляда?

– С моей стороны да.

– А с ее?

– Вначале она даже не обращала на меня внимания, и вдруг однажды...

У него перехватывает горло.

– Господи, это правда.

– Что правда?

– Она пришла сюда совсем одна. Представляете себе мое удивление, когда я открыл дверь и оказался нос к носу с ней?

– Что она хотела?

Он с горечью качает головой. Его горло издает стон, а избитая физиономия выражает большую душевную боль.

– Мой отец возглавляет много различных фирм и компаний. Он чудовищно увеличил свое состояние.

– Не жалуйтесь, дружище, – насмешливо замечает сэр Uаггравент.

– Он стоит во главе фирм, ведущих общественные работы, транспортных компаний, разводит овец, выращивает рожь и ячмень, а также контролирует пароходную линию Шотландия – Ирландия. Ею руковожу я. Это моя игрушка. Он передал ее мне, потому что она работает как часы, сама, а моя роль состоит только в том, чтобы зайти время от времени в кабинет и выкурить там сигарету.

– Хорошая игрушка.

– Отец считает меня полным ничтожеством, – жалуется сэр Конси.

– Вы сказали, что Синтия пришла к вам. Что она хотела?

– Она узнала, что я возглавляю эту компанию, и попросила меня взять туда на работу одного ее друга, француза, с которым познакомилась в Канне. Это было очень сложно, потому что иностранцы не могут занимать офицерские должности в нашем флоте, даже торговом, не получив британского подданства.

– И что же вы сделали?

– Я все-таки нанял того парня, и мы закрыли глаза на этот случай.

– Каковы его обязанности в компании?

– Он первый помощник капитана одного из наших судов, «Рози Лиф», которое ходит между Дублином и Айром.

– Его имя?

– Фелисьен ДелЕр.

Я записываю. Мне становится понятно, откуда берутся наркотики.

В Ирландии находится один из крупнейших в Европе аэропортов, Шэнон, промежуточный пункт линий Америка – Европа. Эти люди, очевидно, получают героин из Штатов по воздуху, ДелЕр переправляет его морем из Ирландии в Шотландию, а здесь его обрабатывают известным нам способом и отправляют на экспорт...

Мы осушаем уже третий стаканчик виски, когда звонит МакОрниш.

В комнату сэра Конси входит Мак-Орниш, еще более круглый, более розовый и более любезный, чем всегда.

Когда он замечает меня, его лицо освещается счастливой улыбкой.

– Я думал, вы вернулись во Францию, дорогой мистер СанАнтонио.

– Я сгонял туда-обратно, мой добрый друг. Шотландия похожа на ее виски: если раз попробовал, уже не забудешь...

Говоря, я подхожу к толстяку и в тот момент, когда он менее всего этого ожидает, произвожу. захват. Мак-Орниш оказывается на полу с заломленной за спину рукой и, болтая своими короткими ножками, отчаянно вопит:

– Да что на вас нашло! Какая неудачная шутка! Господа, что это такое?

– Заткнись! – говорю я по-английски. Одновременно я ощупываю карманы директора. В них только бумажник и деньги.

– Это нападение. О господи! – возмущается толстяк.

– Куда вы дели свой револьвер? – спрашиваю я, отвесив ему удар ребром ладони по физиономии.

– У меня нет никакого револьвера! – стонет он.

– Пузырь надутый! На ужине он у вас был!

Он садится на пол, достает платок и вытирает лоб.

– Это правда, – признает он, не особо смущаясь, – но на следующий же день я отнес его шерифу.

– Простите?

Его пухлая физиономия становится фиолетовой от волнения. Он смотрит на Сан-А, на сэра Конси и его друга.

– Ну да. Я нашел этот револьвер во дворе завода и сунул в карман, потому что такие предметы лучше не оставлять на дороге, тем более он был заряжен. На следующий день я отнес его в полицию. Если не верите мне, можете сходить туда и убедиться.

Он со стонами поднимается на ноги.

– Что за манеры, – протестует он. – Обращаться со мной как с каким-нибудь бандитом! Джентльмены, вы потеряли голову или пьяны? А этот телефонный звонок посреди ночи? Гм!

Он сильно возмущен. Его история с пушкой кажется мне правдоподобной. Итак, у меня стало еще одним подозреваемым меньше.

Тогда я открываю ему, кто я такой и зачем приехал сюда. Он не может прийти в себя.

– Леди Мак-Геррел замешана в торговле наркотиками! Даже не думайте об этом!

– Леди Мак-Геррел умерла двадцать пять месяцев назад, джентльмены, и не от закупорки кишечника.

Восклицания, изумление.

– Объяснения позднее, – останавливаю я их. – Мак-Орниш, у вас есть ключи от завода?

– Естественно!

– Тогда поехали туда!

– Что?

– Быстро!

Сказано – сделано. Мак-Орниш, двое парней в смокингах и я, единственный и всегда любимый сын Фелиси, садимся в мою катафалкообразную «бентли».

По дороге я забрасываю директора вопросами. Он дает удовлетворительные ответы, которые меня просвещают. Например, я узнаю, что по бутылкам разливают один бак в день и иногда по приказу миссис Дафны дневную продукцию увозит грузовик, который якобы доставляет ее друзьям старой леди (чему я охотно верю).

– Старая пройдоха была в курсе розлива скотча из баков по бутылкам?

– Каждый вечер миссис Мак-Геррел указывает мне, из какого бака следует завтра разливать виски. Я всегда считал это старческим маразмом.

Странный маразм! Это просто-напросто ключ к разгадке подпольного бизнеса. Ночью Синтия или другой сообщник высыпал героин в указанный бак. За ночь наркотик растворялся, а на следующий день виски с приправой, разлитое по бутылкам, забирали другие сообщники, которые посылали его потребителям. Однажды произошла ошибка и месье Оливьери получил ящик виски с наркотиками. Роковая ошибка (роковая главным образом дли Оливьери) и позволила раскрыть всю хитрость.

– Почему вы хотите осмотреть завод в такой час? – беспокоится Мак-Орниш.

В такой час! Сколько раз я слышал это возражение! С ума сойти, как люди беспокоятся о времени!

– Я хочу не осматривать завод, а только заглянуть в подвал.

Мы направляемся туда спортивным шагом. Под ошеломленными взглядами моих спутников иду прямо к баку с трупом. Возле него огромная лужа.

Я залезаю на него и издаю крик отчаяния.

Мою дырку заделали. Поверх нее теперь набит деревянный диск. Я просекаю все в одну секунду. Эти гады схватили Берю, убили его, как того типа, и решили, что они составят друг Другу компанию. Проклятье! Три раза проклятье! Мой бедный Берю! Придя открывать бак, они увидели, что я выпилил дырку в крышке...

– Быстро! Клещи, долото, молоток!

Господа в смокингах протягивают мне инструменты. Это зрелище я никогда не забуду.

Я срываю деревянный диск, потом крышку. Мои предчувствия оправдываются. Вместо одного в виски плавают два трупа: человека с кобурой и Берюрье.

Я кричу остальным, чтобы они помогли мне. Ударами кувалды мы разбиваем верх бака. Я беру Берюрье за одну руку, сэр Конси за другую. Мы вынимаем его из этого странного саркофага и кладем на пол.

По моим щекам бегут слезы.

Мой храбрый, мой верный Берю! Умер утопленный! Правда, в виски, но все равно утопленный! Значит, конец его словесным ляпам, его ругани, его обжорству и бесценным замечаниям?

И вдруг сквозь застилающий глаза туман я вижу, как огромная мокрая масса шевелится, а пьяный голос затягивает песню: «Чешите шерсть, мы же матрасники». Да, это Берю...

«Мы матрасники, братцы, мы матрасники». Я не знаю автора этого шедевра французского фольклора, но будь он благословен за ту радость, что доставил мне своей песней!