Слева, в корпус, хлестко и неожиданно.
Земля больно ударила по лицу. Снова упал? Встать, прошептал Шатов. Встать!
Руки, подтянуть ноги, оттолкнуться от земли…
Удар.
Руки дрожат, но еще удерживают его тело. Подтянуть ноги. Выпрямиться. Только бы земля перестала раскачиваться. Хотя бы на минуту. Он бы успел выпрямиться. Успел…
Удар… Но Шатов устоял. Мальчики притомились. Притомились, суки. Это вам не скальпелями махать.
Шатов помотал головой. Чего же вы не бьете, ублюдки? Вот он я. Стою, не падаю.
Где вы?
Словно сквозь запотевшее стекло Шатов видел два силуэта. Два неподвижных силуэта.
– Суки, – сказал Шатов.
Туман постепенно рассеивался.
– Что ж вы перестали? – спросил Шатов и закашлялся.
Брюнет что-то сказал, но Шатов не расслышал. В голове сухо струился песок, засыпая мысли и чувства.
Сероглазый шагнул к Шатову.
– Ну, давай, – сказал Шатов и попытался сжать кулаки.
Не получилось. Руки плетями висели вдоль тела. Вдоль тела, которое не хотело слушаться приказов.
– Хорошо стоишь, Евгений Шатов, – сказал сероглазый.
– С-стараюсь, – выдавил из себя Шатов.
– Это тебе не за спины ментов прятаться, Шатов. И не безоружному в лицо из пистолета стрелять.
– Это ты о ком?
– Ты знаешь о ком.
– А… – протянул Шатов, – так ты из общества друзей Дракона…
– Нет. Я из общества врагов Охотника, – сероглазый усмехнулся. – Обидно, что тебе наваляли семнадцатилетние пацаны?
– Козлы… – прошептал Шатов.
– Сейчас будет еще обиднее. Готов?
– Пошел ты… – Шатов попытался плюнуть в лицо противнику, но не успел.
Удар согнул его вдвое и швырнул в траву.
Шатов захрипел, пытаясь вздохнуть.
Удар. В лицо. Не очень сильный. Еще один. И еще. В спину, в лицо, в грудь…
Град ударов, частых, словно капли дождя. Удары, удары, удары…
Они были несильные, эти удары. Словно били дети…
Так оно и было. Мальчишки и девчонки обступили лежащего Шатова и сосредоточено, словно выполняя какой-то обряд, били его ногами.
Шатов попытался закричать, но вырвалось из груди только нечто, похожее на рычание.
Унижение? Нет, чушь, не унижение. Ужас, вот что испытывал Шатов. Ужас от того противоестественного, что сейчас происходило с ним и с этими десятилетними мальчишками и девчонками.
Это невозможно. Этого не должно быть. Это неправда.
Кто-то ударом рассек Шатову бровь. Брызнула кровь. Кто-то из детей радостно закричал. Прикрыть лицо. Шатов с трудом подтянул руки к лицу.
Вдруг удары прекратились.
Пришли взрослые и отобрали у детей игрушку?
Шатов осторожно открыл глаза. Дети оставили его и снова с палками в руках принялись бегать по траве.
Серьезные дети. У них практикум по биологии. Попинали дядю, развлеклись и хватит. Нужно заняться делом. Шатов сел. Дотронулся до рассеченной брови и задумчиво посмотрел на окровавленные пальцы.
Милые детские забавы. Куда ушли эти сволочи? Шатов посмотрел в сторону школы. Двое семнадцатилетних парней, подобрав свои халаты, не торопясь, шли к зданию. Не оглядываясь. И, как показалось Шатову, о чем-то переговариваясь.
Шатов перевел взгляд. Светловолосый мальчишка, тот самый, что первым бросился ему под ноги, сидел, прислонившись к ограде, и тихо скулил, прижимая к груди руку.
На внешней стороне его предплечья вздулась уродливая шишка. Перелом.
Перелом, понял Шатов. Это я его, когда падал. Что же они все его бросили… Шатов попытался встать. Мальчишке нужно к врачу. Даже если врач этот – Илья Васильевич Звонарев. Даже если врач этот вчера почему-то был в милицейской форме. Даже если…
Что-то серое побежало по траве, примятой Шатовым.
– Есть! – тонко закричал кто-то из детей и бросился следом.
Кролик замер на секунду, потом прыгнул, прижимая длинные уши. И совсем по-детски взвизгнул, когда подбежавшая девчушка ударила его палкой. Еще удар, по голове. С радостным выкриком. Почти таким же, с каким била девчушка лежащего Шатова.
Удар, удар, удар… Кролик еще раз взвизгнул и замер. Только длинные задние лапы его несколько раз судорожно дернулись.
Девчушка восторженно закричала, схватила кролика за задние лапы и с трудом подняла. Кролик был крупный и, видимо, тяжелый.
От его носа потянулась тонкая кровавая паутинка.
Шатов почувствовал, как все поплыло перед глазами. Как все смешалось разом, будто кто-то взболтал Вселенную.
Мертвый кролик. Восторженное выражение детского лица. Багровеющая шишка на руке у хнычущего мальчишки. Шатов, пытающийся удержаться на самом краю сознания. Кролик. Мальчишка. Шатов. Девчонка. Шатов. Кролик. Перелом. Слезы на лице. Боль во всем теле. Ужас. Унижение. Отвращение.
Встать.
Тело нехотя выполнило приказ.
– Уходи отсюда, Шатов, – произнес Шатов вслух и сам себе ответил, – ухожу.
Я ухожу. Шатов сделал шаг, качнулся, удерживая равновесие, сделал еще шаг. Возле ограды остановился. Как он переберется? Здесь целый метр металлической сетки. Целый метр.
За спиной опять кто-то радостно завопил. Глухие удары и тонкий кроличий выкрик. У деток практикум по биологии. У самых маленьких – по зоологии. У самых старших – по анатомии. Все логично. Все правильно. Детки должны знать, откуда берется еда. И что выжить можно, только отняв жизнь у другого. Очень правильный подход.
Шатов неловко полез через сетку, уже перебравшись, зацепился джинсами и упал.
Совсем ты, Жека, ослаб, укорил себя Шатов. На ногах не стоишь. Мало каши ел, видать. Шатов поднес к лицу левую руку. Опять не успел на обед. И как быстро летит время – еще совсем недавно до обеда оставалось полчаса, а теперь уже час, как он должен был состояться.
Праздничный обед в школе. А потом – встреча с выпускниками. Они хотели поковыряться в живой легенде.
Шатов хмыкнул и поморщился от боли. В легенде они как раз поковырялись. Легенда была не так чтобы совсем живой, но встреча с выпускниками прошла в теплой и дружеской атмосфере.
Общество врагов Охотника. Именно с большой буквы – Охотника. Есть, оказывается, и такое общество. Причем здесь Шатов? При том, что Шатова бьют. За то, что он прятался за спины ментов и стрелял в лицо безоружного. В Дракона. В безоружного.
И ведь точно – в безоружного. Пистолет Дракон к тому моменту выронил. Нож… Шатов коснулся лица, ощупал пальцами шрам. Нож тоже, наверное, выронил, после того, как понял, что не достал до горла Шатова. И не понял – Шатов нажал на спусковой крючок сразу, как только нож располосовал ему лицо.
Общество врагов Охотника. И члены его очень не любят Шатова. Или это они обозвали его Охотником?
Чушь. Он Шатов. Евгений Сергеевич Шатов. И он сейчас встанет и пойдет. И пусть они попытаются его остановить.
Встанет и пойдет. Встанет.
Шатов встал.
И пойдет. Шатов сделал первый шаг и вскрикнул.
Боль. Боль разорвалась у него в мозгу как бомба, разорвав на клочки весь мир вокруг, разметав его мысли. Расколов его сознание.
И боль эта была не той, что он испытывал от побоев. Та боль была внешней, пыталась пробиться к его сердцу через кожу и мышцы, а эта, новая боль, полыхнула, разом охватив все тело, каждую его клеточку.
Он был словно нанизан на боль и распят ею.
Он уже не чувствовал стоит или упал, не видел и не понимал извивается его тело, пытаясь стряхнуть с себя хоть чуточку боли, или лежит неподвижно, стиснутое ужасом.
Шатов кричал, но не слышал ни звука. Шатов рвал на себе одежду, словно это она пропитана смертельной болью.
Это была не смерть, это было страшнее смертью, смерть по сравнению с этим могла казаться избавлением.
Адское пламя. Из багровых сполохов, заполнивших весь мозг Шатова, словно прогоревшее полено выпала мысль.
Ты думал, что попал в рай? Что после смерти тебе было дано жить в раю? А если ты ошибся? Если на самом деле это не рай, а ад. Адское пламя.
И рядом с тобой, в этом адском пламени корчится Дракон, которого ты убил. Ты хотел, чтобы он попал в ад? Он попал. Но ценой этому было то, что и ты попал сюда вместе с ним.
В адское пламя. На вечные времена. Вместе с Драконом.
А это значит, что тебе еще суждено с ним встретиться. Здесь, в аду…
…Шатов провалился в огненную яму. И у ямы этой не было дня. Было бесконечное тягучее падение сквозь жадные пряди пламени, сквозь жалящий рой огненных искр, прожигающих тело насквозь, сквозь яростную, режущую боль.
Вниз и вниз.
Тело горело и не сгорало, потому, что так было угодно боли. Она пожирала Шатова и не могла насытиться, перекатывала его на своем шершавом языке, не решаясь ни выплюнуть, ни проглотить.
– Больно? – радостно спросил Дракон. – Я спрашиваю – больно?
– Я не хочу с тобой разговаривать, – прошептал Шатов обугленными губами.
