— Сейчас посыплются на погоны звезды, — раздался в ночной тишине веселый мужской голос.
Находящиеся на ходовом мостике корвета «Дерзкий» офицеры неосознанно заскользили взглядами по кончикам своих мятых погон. Ничего волшебного не произошло, желанных звездочек от одного хотения не прибавилось. Минутное замешательство прервал резкий голос штурмана: «Курс по компасу 45 градусов». Вахтенный офицер, склонившийся над картой с работающим автопрокладчиком, доложил: «Есть курс в сорок пять градусов!».
Штурман, довольный проделанной работой, вернулся с холодного крыла мостика в теплый уют ходовой рубки. На его священное действо с любопытством продолжала наблюдать дежурная вахтенная смена. Не обращая внимания, он осторожно уложил поблекший от влажности сектант на штатное место, в глубину серого деревянного футляра. Командир через плечо наблюдал колдовство штурмана на карте. Легкие манипуляции со штурманскими приборами завершились секундным уколом отточенного карандаша на морской карте. Карандашная точка попала на самый кончик желтого жучка автопрокладчика. Так завершился с виду простой, а на самом деле наполненный формулами и наблюдениями за звездным небом волшебный механизм определения места корабля, по-флотски называемый счислением, а карандашная точка, чуть-чуть не совпадающая с пятнышком автоматики, — неувязкой, расхождением с современной навигационной техникой.
— Старинный способ вернее, — одобрительно буркнул из-за плеча штурмана командир.
— Ха! — парировал штурман. Специалист он на самом деле классный, как, впрочем, многие другие моряки корабля, управляемого авторитетным и уважаемым командиром. — Шторм решил на нас отыграться, — предположил он.
— У нас один выход — спрятаться в бухте острова, — ответил Николай Баранов, продолжавший стоять вахтенным офицером, — иначе мы не высадим на берег спецгруппу.
— Да, но в бухту Двойная еще нужно суметь зайти! — съязвил на замечание вахтенного офицера штурман. Он по праву считал себя главной фигурой на корабле в море после командира. На берегу — другое дело, терпеливо сносил шутки и смешки кают-компанских остряков.
— Не мне, штурман, рассказывать известный всепогодный способ захода в бухту. Ты проинструктируй вахтенного офицера и рулевого, — неожиданно встрял в разговор Куринов.
Старший лейтенант нахохлился, как наседка на шесте, но команду командира исполнил.
— Определяю скорость и направление суммарного дрейфа от ветра и течения. Вахтенный офицер наносит голосовые данные на маневренный планшет и определяет элементы движения цели. Я проверяю нанесенные данные на планшете с помощью пеленгатора и решаю задачу сближения в узком проходе в бухту, — инструктировал штурман, то и дело поправляя сползающие с костистого прямого носа очки.
Куринов, глядя на дисциплинированного подчиненного, подбадривающе улыбнулся. Ему нравился этот неуклюжий, но дотошный и грамотный офицер. Хотя он понимал, не протянет штурман долго корабельную службу. Призвание его в институте, за кафедрой. Здесь нужны отчаянные, такие, как Баранов.
— Рулевого прошу штурвалом не рыскать, держать курс твердо на точку сближения с островом, — изменил интонацию командир. Еще строже добавил: — Всем понятна задача?
— Так точно, но в таком тумане я не наблюдаю ориентиров ни на земле, ни в море, — заволновался командир отделения сигнальщиков Андрей Смирнов. Остров находился рядом, потому его коричневые очертания отчетливо наблюдались на экране радара.
— Приготовиться к маневру на вход в бухту, — не обращая внимания на предостережение сигнальщика, скомандовал командир.
По боевому расписанию сигнальщики находились в ходовой рубке, подчиняясь вахтенному офицеру и штурману, потому вход в самое главное место на корабле для них всегда свободен.
Прежде нужно подстраховаться с визуальными ориентирами, и Куринов одобрил сметливость сигнальщика. Предполагаемых и отмеченных на карте входных буёв фарватера не наблюдалось. Их отсутствие осложняло задачу входа в узкое горло островной бухты. Командир понимал опасность нарваться на камни, но другого пути высадить десант просто не существовало. Спуск шлюпки в штормовое море неминуемо привел бы к ее гибели. Куринов продолжал надеяться на существование буев-ориентиров, возможно, их скрывал плотный курильский туман. На корабельных часах стрелки показывали три часа, но ночной темноты не было. Звезды служили природной подсветкой и ясными огнями предупреждали о скором окончании шторма.
— Смотрите, толщина слоя тумана уменьшается с приближением к входу в бухту! — прокричал сигнальщик.
— Ну и что? — не понял приметы вахтенный офицер.
— Значит, с марса фок-мачты могут быть видны входные створы, а по ним точно определим курс корабля, — объяснил штурман.
— Давай с рацией залазь на марс-площадку, рационализатор, — поддержал штурмана командир, обращаясь к сигнальщику.
Вахтенная смена отлично понимала опасность задачи. Взобраться туда и в обычную погоду непросто, а здесь шторм и ночь. Потому все с опаской посмотрели в сторону молодого вахтенного сигнальщика. Но тот не успел испугаться, как командир отделения вместо него нырнул за дверь светлого и теплого помещения. Удерживаясь за холодную и скользкую мачту, Андрей с трудом поднялся по крохотным стальным скобам-лесенкам на железную решетку у самой высокой точки корабля, называемой марсом. Сверху казалось, корабль вот-вот бросит на прибрежные камни. Сквозь кромешную полосу дождя, в сумерках рассвета Андрей видел огромную гору, поднимающуюся перед кораблем. Это и был остров Матуа. Ему показалось, что он, как огромное животное, открывает пасть и неминуемо проглотит их. Корабль шел прямо на белые клыки страшного животного, именуемого прибоем, скрывающим под белой пеной смертельно-острые камни.
Посмотрев в сторону узкого, как горлышко от бутылки, пролива, Андрей не на шутку испугался. Корабль четко шел на прорыв в бухту острова. В какой-то момент он заметил особый белый круг прямо по курсу. Такие буруны приходилось наблюдать, когда всплывает рубка подводной лодки или играет вода над спрятанными под ней камнями. Именно их он принял вначале за клыки животного. Не думая о своей безопасности, не боясь сорваться в кипящие под ним коричневые волны, Андрей соскользнул на крышу ходовой рубки с одним желанием — быстрее доложить командиру о подстерегающей опасности. Оказавшись в знакомой обстановке, ухватился машинально за железную ручку сигнального ящика. Еще секунда, и он бы соскочил на левую площадку ходового мостика, но в этот миг корабль спустился с гребня набегающей на берег волны, и Андрей покатился вместе с крышкой ящика вниз, за борт, не успев испугаться. С удивлением обнаружил себя не в воде, а висящим на одной руке на стенке ходовой рубки, и понял, что крышку стального ящика не закрыли на замок в суматохе вчерашнего приготовления к походу. Из-за своей невнимательности он в любую минуту может оказаться за бортом. Андрей держался и думал, что неправильно строил служебные отношения с двумя молодыми матросами-сигнальщиками, своими подчиненными. Именно по их вине крышка злополучного ящика не была закрыта на ключ. Учить человека, пришедшего на флот на полгода, бесполезно, слишком короткий срок. Потому и отправлял молодых на подсобные работы, в наряды, на уборку помещений. Серьезное дело доверить малограмотным ребятам боялся не только он один. Так поступали и другие матросы-контрактники. Только он делал за молодых свою работу бескорыстно, а его товарищи с молодых за это брали деньгами. По-дружески просили одолжить небольшие суммы до получки, чтобы забыть о долге навсегда. Ни мордобоя, ни насилия над молодыми не позволяли. Воздействовали экономически, давая понять рыночную объективность современной жизни. Не умеешь, тогда плати тому, кто за тебя в состоянии выполнить работу. В этот раз по причине отпуска не проследил, не сделал за них работу. Получилось — сам себя наказал.
А под ногами змеиными клубками шевелилась вода. В ту минуту, когда пальцы окоченели и из последних сил держались за жизнь с помощью стонущей от тяжести его тела крышки ящика, в котором хранились семафорные флажки, сам себя похвалил — «хорошо, хоть смазал петли». Как приподнятый за уши кролик, подогнул под себя ноги, но опоры найти не смог, ее не было. Извиваясь всем телом на стекле рубки, Андрей видел силуэты офицеров, но кричать было бесполезно, шум дождя и глухой стонущий скрежет очередной волны глушил всякие звуки. Сумел несколько раз стукнуться головой о мертвое стекло. Безрезультатно. Попытался проделать тот же прием еще раз. Знал, он будет последним. Не стал выжидать у жизни пары дополнительных минут, ударил со всей дури головой, оставляя на треснувшем стекле последние свои силы и уже готовясь разжать руку. Мучиться, болтаясь над водой, больше не было желания. И все же чувство совестливости и долга требовало держаться, превозмогая боль. Этот внутренний голос уже не просил и убеждал, а требовал не допустить слабость, которая погубит корабль и экипаж. Кроме него некому предупредить моряков о смертельной опасности напороться на камни. В этот самый миг створка окна открылась, и в лицо ударила горячая струя жилого и прокуренного воздуха. Его заметили и успели втащить в рубку.
