Владимир Корн - Путь на острова

Я сидел и смотрел на стол. На дальнем его краю лежали два небольших, сшитых из грубого полотна мешочка, перехваченных в устье серебристой проволокой, где каждая из них оканчивалась деревянной плашкой с сургучной печатью. Оттиск на сургуче был хорошо мне знаком, с такими я сталкивался много раз. Он представлял собой два перекрещенных молота заключенных в круг из растительного орнамента, должного изображать вьюнок и трех слов по самому низу: «Мастерство, надежность, практика» — знак Гильдии.

Один из мешочков выглядел безукоризненно чистым, другой покрыт неприятными на вид разводами, и одно из них, ржаво-бурого цвета вызывало во мне чувство брезгливости. Оба мешочка лежали на самом краю стола и в любой момент могли обрушиться на пол. На палубу, если быть точным, потому что мы с моим собеседником находились в капитанской каюте «Небесного странника». И каюта, и сам летучий корабль принадлежат мне, а сам я, помимо того, что являюсь его владельцем, так еще и капитан.

И не могут мешочки свалиться со стола — корабль находится на земле, и ему, чтобы содрогнуться, необходимо, по крайней мере, землетрясение. Или что такое, чтобы все вокруг заходило ходуном. Да и не случится с содержимых мешков абсолютно ничего, упади они даже с гораздо большей высоты, эдак с высоты птичьего полета. А то, что один из мешочков покрыт отвратительными на вид пятнами, нисколько на цену находящегося внутри предмета не влияет. Совсем не влияет. Абсолютно не влияет.

И сам человек, находящийся за столом напротив меня, мне тоже не нравился.

Тщедушный, с несоразмерно большой головой, обряженный в одежду, явно знавшую более лучшие времена. К тому же висит она на нем как на пугале, явно не его размер. Взгляд, правда, хороший, без всякой затаённой хитринки внутри больших светлых глаз, и улыбка приятная, детская такая, открытая. Но, непогрешимая Богиня-Мать, что он несет!

Еще и не ко времени он прибыл, голова занята все чем угодно, только не его предложением. Да и какое это предложение, он меня что, за идиота принимает?

Почему он считает, что такое вообще возможно?

Когда я спросил его:

— Господин Берни Аднер, приходилось ли вам делать то, в чем вы сейчас пытаетесь меня убедить?

Он ответил мне (о, святые угодники, покровительствующие небесным скитальцам!):

— Нет, господин Люкануэль Сорингер, ни разу. Но…

Дальше я его даже слушать не стал. Правда, и послать его куда подальше почему-то тоже не торопился. Наверное, потому что сейчас мне необходим был собеседник, пусть и такой весь нелепый, как этот.

И если бы он еще и согласился принять участие в распитии бутылочки отличного итайского рома — лучшего не только у нас в герцогстве, но и еще во множестве других мест, на которую я время от времени скашивал глаз, так мы бы с ним вообще отлично поладили. И плевать мне было бы на то, как он выглядит.

А сколько я бы смог ему рассказать такого, отчего у него глаза непременно вылезли бы от удивления. Один полет в море Мертвых чего стоит. Он, несомненно, должен был слышать о находящемся в нем острове Гаруде, пусть и краем уха. Не все, конечно, смог бы рассказать — данное мною Коллегии обещание молчать о некоторых увиденных там вещах больше напоминает страшную клятву, коей оно, несомненно, и является. Но можно же и таинственно намекнуть в необходимых местах, а Берни Аднер, судя по всему человек не глупый, и потому все понял бы прекрасно.

Тогда, возвращаясь с Гаруда, вернее с того, что осталось от него после нашего визита, первым делом мы прилетели в Хавис — городок, расположенный на берегу одноименного озера, откуда мы, собственно, в море Мертвых и отправились. Именно в нем и произошла встреча с человеком из Коллегии — мессиром Анвигрестом, застававшая пуститься меня в такое опасное путешествие на остров Гаруд, откуда нам едва удалось унести ноги.

Нет, была у меня возможность решить все и по-другому. Но тогда бы мне пришлось навечно расстаться с той, вспомнив о которой, я застонал сквозь плотно сжатые зубами так, что Аднер, напоминая о себе, испуганно вздрогнул.

Именно для встречи с Анвигрестом мы и возвратились в Хавис. Мессир заявил, что с нетерпением будет ждать нас именно в нем, и при нашем расставании мне пришлось дать ему слово.

Каюсь, в большей степени двигало мною не желание как можно быстрее увидеться с ним и рассказать о чудесах, увиденных на острове, нет. Заодно с обнаруженными мною чудесами Древних, случилось и еще одно событие: я приобрел еще одного могущественного врага — Орден Спасения. Помимо Ганипура, нисколько не сомневаюсь, проклятого самим Создателем, а заодно уж и Богиней-Матерью.

Но Ганипур, государство, расположенное на острове в Суровом море, далеко.

А Орден Спасения вот он, рядом, пусть и тайный, но внутри родного мне герцогства, и он в любой момент может до меня дотянуться. Дотянуться с единственной целью: чтобы больше не стало на земле Люкануэля Сорингера, замечательного человека, отважного капитана, владельца «Небесного Странника» и обладателя такого дара, как… Впрочем, неважно. И произошло все это из-за той, которую я!.. и которая сама!.. Где, спрашивается, благодарность?

Я застонал вновь, но мой собеседник, вероятно успев уже привыкнуть, вздрогнул на этот раз едва заметно.

В общем, прибыл я в Хавис именно по этим причинам. Коллегия — это не Орден Спасения и даже не Ганипур, она могущественнее, и потому в ее просьбах-приказах отказывать категорически не принято. Кроме того, я тешил себя надеждой, что покровительство Коллегии значительно укоротит мстящие руки Ордена Спасения.

Наш разговор с мессиром Анвигрестом затянулся не на один день, на несколько. При первой встрече мне пришлось подробно поведать ему об увиденном на Гаруде, о таинственных механизмах Древних и еще о многих других вещах. На второй день я свой рассказ повторил. Но на этот раз помимо самого мессира присутствовало целых три писца, тщательно записывающих каждое мое слово, и к концу дня я очень устал от собственной несмолкаемой речи. Но, как выяснилось, все это были только цветочки.

Ягодки начались на третий день, когда мне пришлось ответить на бесконечное множество вопросов. Вопросов порой самых неожиданных, казалось бы, не имеющих никакого отношения, ни к самой Коллегии, ни к ее жгучему интересу к наследию Древних, что заняло еще два дня. Кошмар закончился только на пятый день, и у меня осталось такое впечатление, как будто бы я провел все это время в застенках Коллегии, тех самых, о которых рассказывают множество страшных вещей. При расставании взгляд мессира Анвигреста показался мне таким, как будто он пытался сказать: уж лучше бы я сгинул сам, а Гаруд с его таинственными механизмами остался.