Или пока только двое.
Так не о том думаю. А о загадке. О квартирах, которые нас ожидают. Об обстановке, которая не тронута многими веками. Матрица?
На самом деле мой квартал стал заселяться всего шесть лет назад. И первая загадка – где этот квартал находился до этого момента? Почему о нем никто не знал? Впрочем, Горск – город, о котором мало кто знает все, если, конечно, знает. И можно ли вообще знать об этом городе все?
Я сам люблю порой погулять по Горску – сейчас реже, лени стало больше – и если взять центр, то в нем мало что поменялось. А вот окраины кажутся, что постоянно в движении. Видимо, нам и в самом деле прочищают мозги. Повторяюсь, но мысли постоянно возвращаются или к Матрице, или к Антиматрице. Но если честно, не хочу я в Матрицу…
Так вот, когда я получил ордер на заселение, вот именно ордер и именно на три подъезда, в которых мог выбрать любую квартиру, со второго этажа по пятый, квартал был почти пустым. Это уже когда народу прибыло, появились и заборы, и калитки, и обустроились детские площадки, и бывший детский садик стал тем, чем он является сейчас – центром досуга и услуг.
Я спрашивал у девчат из квартирного департамента, когда этот квартал был подготовлен к заселению? Но они только пожимали плечами, говоря, что он всегда был готов, просто время его пришло только сейчас. И как это понимать?
В общем, загадка номер два, что вообще происходит в Горске и в Горском круге, и почему нам так спокойно, и мы не нервничаем от этих загадок?
Вы что-нибудь поняли? Я тоже ничего не понимаю, поэтому пусть это будет нашей общей загадкой. Будем разгадывать их вместе…
Мои мысли снова длились всего лишь мгновение…
Мы вышли из подъезда, и Нуков так шутливо-командно:
– Так, Нинель, Танюшка, на выход, нам к хиршенам по делу, срочно, – и в сторону Насти. – Настя, ты пила немного, как истинный водитель, так что за руль и поехали!
– Не могу! – неожиданно проговорила Настя, и все уставились на нее.
– Почему?
– Так восьмой цилиндр трется, и гильза поцарапана. Не очень хочется, чтобы заклинило…
– Так, стоп! – проговорила Нинель. – Ты слышишь двигатель?
Настя пожала плечами:
– Так это же просто! – она подошла к машине и положила руку на капот. – Вот первый цилиндр, у него свеча немного запаздывает, но не критично, для чечевичного спирта это нормально, вот второй, у него все нормально, вот третий…
Тут Нинель неожиданно рассмеялась:
– Ну я, конечно, могу слышать двигатель, но не до такой степени! Кирилл, эта девочка на вес золота! – и уже на меня посмотрела. – Береги ее как зеницу ока! И люби нежно!
Я подошел к Насте и обнял ее прижал к себе. А Кирилл к нам шагнул:
– Ты уверена?
– На все сто! – и покраснела, такое внимание для нее было в диковинку. И уткнулась мне в грудь
– Понятно, – он потянулся к рации и принялся нажимать на кнопочки. У него была какая-то навороченная дальнобойная, таких даже у военных не было. И они это терпят?
Наконец Нуков, видимо, набрал нужную комбинацию, в рации зашуршало, но при этом тишина продолжала быть. И стало заметно, как Нуков напрягся:
– Семен, ты где? Чтоб тебя…
– Шеф, шеф, я на месте! – послышалось из рации.
– Семен! Какого черта ты не на связи? Я какого рожна тебе такие деньги плачу!
– Да я, Кирилл Васильевич, в туалет забежал…
– Ты и в туалете должен быть на связи! Всегда и везде должен быть на связи! Совсем распустился! – но ругался Нуков как-то не особо страшно и с улыбкой. Видимо, Семен какой-то особый человек, что гроза над ним без всяких молний. – В общем, я в шестом квартале на Космонавтов…
– Это дома двадцать три – тридцать? – послышалось уточнение.
– Да! Подгони сюда что-нибудь нас забрать, а то «Гелендваген» сдох.
– Да вы что! – послышалось искреннее удивление.
– Семен, я тебя все-таки выгоню на фиг! – но сказано это было явно несерьезно. – Десять минут тебе, и пусть шофер мелкие купоны возьмет, а то от ваших расписок я скоро со стыда сгорю!
– Слушаюсь, Кирилл Васильевич!
Ну, расписки это была притча во языцех Горска. Самый богатый человек Горского круга, а его люди расплачиваются расписками. Их, конечно, оплачивает бухгалтерия компании «Нукинчок», но ведь и в самом деле странно. И стыдно…
– Что? – немного вызывающе проговорил Кирилл Васильевич в ответ на смеющийся взгляд Нинель. Она, кажется, еле сдерживалась от смеха.
– Солнце мое, ничего, – она сделала несколько шагов к Нукову и, обняв его, прижалась к нему. И все вокруг почувствовали, как она смеется на его груди.
Ну, видимо, Кирилл не всегда бывает грозным и жестким бизнесменом. Но все-таки кто такой этот Семен?
Так и простояли минут десять. Кирилл Васильевич с Нинель на груди. Я обняв Настю. Охранники возле машины. Таня в одиночестве.
Наконец послышался звук двигателя, и вскоре возле нас остановился фургон с надписью «Хлеб». Что вызвало не только наше удивление, но и самого Нукова:
– Ольга! Что за ерунда? – спросил он водителя фургона, миловидную девчонку лет двадцати пяти.
Если мне не изменяет память, то она тоже из его цветника.
– Все микроавтобусы заняты, – она усмехнулась. – Вот если бы ты подождал еще минут десять, то поехал бы с комфортом, – они обнялись и поцеловались, на что Нинель только хмыкнула, а вот Таня отвернулась.
Интересные отношения. Хотя чего это я. Не мои же девчонки.
Как хорошо, что у меня Настюха есть, иначе я бы не смог бы спокойно смотреть на все эти высокие отношения…
– Понятно. Так, Нинель, Таня, Настя, вы в «Гелендвагене» на прицепе. Ты, Леха, в кабину, а я с ребятами в фургоне, – распределил он роли в поездке.
– Может, тебе в «Гелендвагене»? Или в кабине? – проговорила Нинель.
– Не-е-е! Я в фургоне. Устал от тесноты, там хоть ноги вытяну, – и рукой махнул.
На что Нинель только пожала плечами. И я тоже не совсем понял юмора, но, как говорится, у богатых свои причуды.
– К хиршенам, – сказал Кирилл Ольге, которая очень споро вместе с Нинель подцепила тросом «Гелендваген», и забрался в фургон.
Я тоже влез в кабину. Ольга села, включила двигатель, передачу.
– Поехали.
Никаких разворотов. Машины так и проехали, на второй штатной, круг, чтобы выехать из ворот, которые располагались на севере между двадцать четвертым и двадцать третьим домами. И только выехав, перешла на сорок километров, а потом и на все шестьдесят!
– Уже и шестьдесят