Подлодка была большой целью. Римо поднырнул под корпус, двигаясь на ощупь. Так он смог оказаться на другой стороне лодки, не замеченный и не заподозренный.
Когда вынырнула его мокрая голова, орудийный расчет подлодки только что выпустил третий снаряд. Римо поднял обе руки и взялся за корпус. Тот был скользким на ощупь, но Римо поднялся на палубу одним плавным движением.
Дав воде стечь с гидрокостюма, он поднял температуру тела для избавления от оставшейся влаги и пополз к занятому делом орудийному расчету.
Их он убрал легко.
Двое возились с поворотным механизмом, и Римо, схватив их за затылки, столкнул лбами раньше, чем они поняли, что вообще что-то происходит.
Черепа раскололись с глухим влажным звуком, подводники выпали из рук Римо, и их обнажившиеся мозги колыхнулись, как два куска пудинга.
Остался канонир. Он уже держал в руках шнурок спускового механизма и был готов снова его дернуть.
Римо скользнул к нему и похлопал сзади по плечу.
Канонир вздрогнул и обернулся.
– Некрасиво стрелять по хорошим людям, – наставительно сказал Римо.
У канонира отвисла челюсть, открыв красную с синими краями дыру рта на белом лице. Будто раскрылась обрамленная зубами пещера, из которой раздался нечленораздельный звук удивления.
– Ты можешь произнести «миксололус церебралис»? – спросил Римо.
– Бу-бу-бу...
– Вряд ли, – сказал Римо, встряхнув его за голову так резко, что мозг канонира превратился в холодную серую яичницу-болтунью. Он шагнул назад, и глаза его вращались в разные стороны, а тело шаталось и хромало вдоль палубы, поскольку нефункционирующий мозг подавал телу нераспознаваемые нервные импульсы. Когда покойник шагнул за борт, Римо решил, что это ему по заслугам.
Отступив от пушки, чтобы его было видно, Римо поднял руки, скрестил их над головой и дал отмашку.
Катер шел прямо на лодку, и Римо стал махать ему, приглашая подходить.
В следующую секунду он уже нырял. С носовой пушки взлетел дождь сосулек, и из внезапного облака порохового дыма выскочила дымящаяся гильза.
С двух бортов, как стереоколонки, заговорили интоматические винтовки М-16.
Римо прорезал воду, уходя от бури.
В холодную воду океана ворвался визг пуль. Прозвучал глухой удар. Подлодка вздрогнула и качнулась, а когда Римо приподнял голову, то увидел, что катер мог засчитать себе прямое попадание. Корпус был пробит у ватерлинии по миделю. Прямое попадание пришлось в рубку, и от нее остались дымящиеся лоскутья рваной стали. Пулевые отверстия у ватерлинии засасывали воду и выпускали воздух, и море булькало и икало, как пьяница.
Из палубного люка высунулась голова. Римо сунул в рот два пальца и свистнул, чтобы привлечь внимание подводника.
Тот мигнул и недоуменно огляделся. Римо свистнул еще раз, и подводник подполз по палубе к борту, чтобы посмотреть.
Римо толчком вылетел из воды, как встающий на хвост дельфин, и схватил подводника за куртку на груди. Когда сила тяжести повлекла Римо обратно в воду, моряк полетел вместе с ним.
Под водой он пытался отбиваться яростными ударами рук и ног, но Римо не обращал внимания. От холода движения пленника быстро превратились в беспорядочные подергивания.
Римо всплыл на поверхность и поплыл в сторону катера, таща подводника на буксире.
Пленный что-то пробормотал, чего Римо не понял.
– Парле ву франсе? – спросил он пленного.
Если ответ и был по-французски, Римо его не понял. Для него это было бессмысленным лепетом.
За его спиной снова глухо ухнуло.
Оглянувшись, Римо увидел, что субмарина начала медленно оседать в воду.
– Отлично, – сказал он. – Они там, где я и хотел их видеть.
Палубу подлодки затопила толпа суетящихся моряков. Кто-то вытащил из люка складную алюминиевую спасательную лодку и спускал ее на воду, когда другой моряк шагнул вперед и без предупреждения застрелил его сзади из винтовки.
Подводник вместе со своей лодкой скользнул под воду и скрылся с глаз. Только небольшое пятно крови на воде говорило, что он вообще существовал.
Стрелок направил винтовку на Римо, и Римо нырнул под воду, увлекая за собой пленника.
Тут же над ними вспороли воду винтовочные пули.
Они попадали точно, но в воде начинали разлетаться, как сумасшедшие. Одна из них свернула к Римо. Он выпустил пленника и резким движением ладони построил стену отброшенной воды. Пуля ударила в стену. Победила стена. Пуля потеряла остатки убойной силы и пошла ко дну, как свинцовое грузило, на которое она теперь только и годилась.
Работая ногами, Римо пошел вглубь и подхватил пленника, который тоже тонул.
Ему в ногу попала шальная пуля. Он скрючился, схватившись за рану. Его сводило судорогой, от которой из раны толчками выходила кровь. Из искривленного болью рта вылетали пузыри.
Вторая пуля поразила его в грудь.
Римо вытащил его за волосы на поверхность.
– Слушай, это твои ребята тебя подстрелили. Перестань артачиться. Чья эта подлодка?
– Та иди ты к чертям, вонючий янк! – выдохнул моряк.
Это усилие, казалось, высосало остаток его жизненных сил. Он дернулся, посинел, глаза закатились под лоб. Его последний вздох был холодным и мерзким, с запахом какой-то крепкой выпивки, которую Римо не мог определить.
Римо выпустил тело, и оно медленно пошло ко дну.
Доплыв до катера, Римо ухватился за брошенный ему конец и вылез на палубу.
Отряхиваясь, он бросился на нос.
– Что за шуточки? – потребовал он ответа у Сэнди Хекман.
– Нам пришлось защищаться, – парировала она.
– Я вырубил весь орудийный расчет до вашего первого выстрела!
– Я вас не видела.
Римо повернулся к мастеру Синанджу.
– Чиун, почему ты, черт возьми, не остановил ее?
– Потому.
– И это все? Просто «потому»?
– Именно так. Потому.
И Чиун презрительно повернулся спиной.
Подлодка тонула. Ушла под воду корма, нос вздыбился вверх, как будто хватая последний глоток воздуха. Казалось, лодка, словно живая, старается удержать голову над водой.
Потом, в медленной агонии, передняя часть лодки ушла под волны.
Но прежде они увидели на носу название: «Фьер Д'Этр де Гренуйе».
– Что там написано? – спросил Римо.
– Ты не же слепой, – фыркнул Чиун. – Просто близорукий.
– Я вижу слова, но не могу узнать язык.
– Французский.
– Теперь понятно, почему я не могу это прочесть. Французский – это не язык. Это мяуканье со своей грамматикой. Что означает эта надпись?
– «Фьер Д'Этр де Гренуйе».
– Ну это я и сам вижу. Как это будет по-английски?
– «Гордимся, что мы лягушатники».
– И это название подводной лодки? «Гордимся, что мы лягушатники»?
– Так называется это судно.
Римо посмотрел на Сэнди:
– Чья подлодка может носить такое имя?
Сэнди с таким же недоумением пожала плечами:
– Французская?
Океан успокаивался. Только выскакивали на поверхность пузыри воздуха, некоторые размером с колесо грузовика. Уцелевших не было.
– Почему они не пытаются выбраться? – спросила Сэнди, не обращаясь ни к кому конкретно.
– Не хотят, – предположил Римо. – Предпочитают затонуть вместе с судном.
– Но это же безумие. Мы же береговая охрана США. Мы взяли бы их живыми. Это ж каждому ясно.
– Очевидно, они не хотят, чтобы их взяли живыми, – многозначительно сказал мастер Синанджу.
Эта холодная мысль повисла над водой, пока они наблюдали за последними пузырьками воздуха, уныло прорывающимися на поверхность. Потом стало расплываться радужное пятно масла, обозначая место гибели «Фьер Д'Этр де Гренуйе».
Харолд В. Смит снял трубку на первом же звонке Римо. Доклад Римо был краток:
– Подлодку видели. Потопили.
– Какую получили информацию?
– Мы почти уверены, что она была французской. Либо у кого-то весьма странное чувство юмора.
– Что вы имеете в виду, Римо?
– Когда лодка стала тонуть, мы успели прочитать название. «Фер Детре дес Греноуллес».
– Это произносится не так, – оборвал его Чиун.
– Тогда скажи сам.
– «Фьер Д'Этр де Гренуйе».
В голосе Смита было слышно недоверие:
– Такого не может быть.
– А что это значит?
– «Гордимся, что мы лягушатники».
– И Чиун то же самое говорит.
– Такого названия не может быть ни у одного французского судна.
– У этого было.
– Пленные есть?
– Был один, да весь вышел. Свои успели пустить его в расход.
– Что вы из него вытянули? – резко спросил Смит.
– «Та иди ты к чертям, вонючий янк». Конец цитаты.
– Ни один француз не скажет «янк». Он скажет «англо».
– Вам лучше знать, – не стал спорить Римо. – И его акцент тоже не был французским. Скорее ирландский или шотландский.
– Так ирландский или шотландский? – мгновенно заинтересовался Смит.
– Убейте, не знаю.
– Это был картавый «бёр» или мягкий «броуг»?
Римо наморщил лоб.
– Я знаю, что такое «броуг», но что такое «бёр»?