Вот с такими афганскими товарищами мы работали. Они нас собой прикрывали, а мы им за это в 1989 году ручкой помахали…
* * *
В горотделе меня ждала «приятная» новость.
— Мошавер Саша, во время твоего отсутствия вопрос по «линии Маннергейма» окончательно решился.
— Отлично! — говорю я.
— Что такое «отлично»? — переспрашивает меня Гауз.
— Отлично, — это бисьер хубаст, — перевел я.
— Бисьер хубаст, — задумчиво повторяет Гауз.
— Что-то ты, дружок, недоговариваешь… В чем дело? Выкладывай.
Из доклада Гауза я понял, что «линия» претерпела существенное «обрезание». Вместо планируемых рубежей обороны остались малоэффективные, слегка усиленные посты Царандоя. На так называемый второй рубеж добавили пару танков, которые вкопали в землю. О КПП и фильтрационных пунктах вообще не было речи. Что сказать? Афган — вариант.
— А с учебой что? — спрашиваю Гауза.
— Ничего, — отвечает он.
— Как ничего? Ты же в этом месяце должен на курсы подготовки оперативного состава поехать.
Гауз пожал плечами: «С меня какой спрос?»
Звоню Петру Сергеевичу. После отъезда Поликарповича в Кабул шеф поручил ему отдел кадров.
— Сергеевич! Что за ерунда? Почему Гауза на учебу не посылают? Он один из начальников отделов без специального образования. Мне что, филиал «вышки» открывать?
— Руководство отдела кадров пока не решило, куда его направить: в Москву или в Ташкент.
— В Вашингтон! — говорю я и бросаю трубку.
Дело в том, что согласно существующему положению все перемещения по службе афганских сотрудников, награды, направления на учебу согласовывались с нами. Дважды я писал на Гауза положительные характеристики, но… Что-то здесь опять не так.
— Разрешите? — В кабинет заглянул Джахир.
— Заходи! — сказал Гауз.
Я встал и крепко пожал руку Джахиру.
— Спасибо!
«Чего уж там», — пожал плечами Джахир. Он меня понял.
— Товарищ Гауз меня уже дважды «порадовал». Ты чем обрадуешь?
У Джахира новости были более приятные.
До моего отъезда в Союз мы доложили руководству план организации группы быстрого реагирования. Как всегда, начальство наш план одобрило и даже выделило средства на закупку национальной одежды, обуви, радиостанций…
Джахир активно занялся формированием группы. Получалось у него неплохо. Он привлек (конечно, втемную) двоих сотрудников отдела — бывших членов небольшой бандгруппы, перешедшей на нашу сторону. Они обучали сотрудников душманскому сленгу, без знания которого «косить» под душманов было бы смерти подобно. Несмотря на строгую конспирацию, риск, конечно, был, но без него шампанского не попьешь.
— Молодец, — похвалил я Джахира, — но нужно будет ускорить формирование группы. Пора начинать огневую, саперную и физическую подготовку. С каждым в отдельности никто заниматься не будет. (Я получил согласие у комбата спецназа Сергея провести с моей группой ускоренный курс диверсионной подготовки.)
— Понимаю, — согласился со мной Джахир. — К сожалению, вчера Надир на время вышел из строя.
— Что с ним?
— Керосиновая лампа взорвалась, сильно руки опалил.
— Зови его сюда, — говорю я.
Минут через пять в кабинет вошел Надир. Выглядел он скверно. Его руки, сплошь покрытые волдырями, были смазаны хной[37] и заклеены пластырем.
«Ожог второй степени, не меньше. Самое время проверить действие баллончиков, презентованных мне в Бийске Виктором Ивановичем», — подумал я.
— Как же тебя угораздило? — спрашиваю Надира, доставая из «дипломата» аэрозольные баллончики.
— Не знаю, — пожимает он плечами. — Как обычно залил в лампу керосин. Не успел поднести к фитилю огонь, как она взорвалась.
В Афганистане душманы в террористических целях часто использовали лампы-мины. Крутанул фитилек такой лампы — и ты на небесах. В случае с Надиром лампа миной не была. Просто, как говорится, «дело было не в бобине — раздолбай сидел в кабине»… Он в лампу вместо керосина бензин залил.
— Будем тебя лечить! — произнес я вслух. Правда, от одной мысли, что придется сдирать с его рук пластырь, мне стало неуютно. — Сейчас тебе будет бо-бо, — сказал я Надиру, тряся в руках баллончик. — Нужно потерпеть, браток.
Тот, ничего не понимая, смотрит на мои манипуляции.
Усадив Надира в кресло — чего доброго, от боли саданется об пол, — я попросил Джахира держать его за руки. Гауз встал справа от меня.
— С богом!
По моей команде Гауз сорвал с рук Надира пластырь, а я тут же залил их пеной из баллончика.
Вскрикнув от боли, афганец откинулся на спинку кресла.
Через минуту он открыл глаза.
— Как ты? — спрашиваю у него.
Еще не оправившись от боли, он пробормотал:
— Хорошо.
— Слушай меня внимательно. Баллончик я оставляю тебе. Через три часа еще раз обработай руки. Ничем не перевязывай, особенно пластырем. На ночь — еще раз. Руки не мочи. Понял?
Надир с блаженным видом закивал. Пена погасила боль…
На следующий день я первым делом поинтересовался здоровьем Надира.
— Надир! — крикнул Гауз. — Бийя инджа![38]
В кабинет вошел «мой пациент». По сияющему лицу было видно, что у него все в порядке. Надир вежливо поздоровался со мной.
Я посмотрел на его руки. Результат превзошел все ожидания. От волдырей и красноты не осталось и следа. Обе руки затянулись тонкой пленкой. «Ай да Виктор Иванович! Ай да молодец! Спасибо тебе!»
Надир протянул мне баллончик.
— Оставь его у себя. Хотя, нет, пускай у начальника отдела будет. Кому нужно, пользуйтесь.
Афганцы с благодарностью приняли мой подарок.
Добро, оно долго помнится, а дар без просьбы — щедрость!
* * *
Через неделю я проводил Гауза на учебу в Ташкент. Ларчик просто открывался. Оказывается, чтобы сотрудника заметили, необходимо не положительно о нем отзываться, а совсем наоборот. Вот я и написал, что Гауз за последнее время снизил активность, с подчиненными не работает и прочую ерунду… Афган — вариант.
Глава 9
Первая операция группы быстрого реагирования
Подготовка группы шла своим чередом. Закупили необходимую одежду, обувь, радиостанции, словом, все, чем пользовались душманы. Сотрудники потихоньку осваивали душманский сленг. Некоторые так вжились в роль, что на первый взгляд их трудно было отличить от душманов.
Сергей, командир батальона спецназа, несмотря на загруженность, выделил двоих специалистов. Один обучал афганцев саперному делу, другой — приемам рукопашного боя и маскировки, конечно, в пределах допустимого.
Жизнь налаживалась. Подбор кандидатов в группу велся конспиративно. К сожалению, были подобраны семь сотрудников из десяти запланированных, но мне не терпелось до отпуска проверить группу в действии. Джахир предложил неплохую оперативную комбинацию. Дело в том, что в Афганистане торговые точки, ремонтные мастерские, пекарни — словом, все, что приносило доход, — облагались моджахедами данью. Это называлось «денежным вкладом в борьбу с кабульским режимом». На сумму денежного вклада выписывался чек, который душманы обязывались оплатить после падения Правительства Бабрака Кармаля. Этот чек служил также своего рода охранной грамотой от повторных сборов. Это закон! Горе тому, кто его нарушит. Джахир и предложил его нарушить.
Через нашу агентуру была получена информация, что дуканщик Махди два дня назад заплатил пятьсот тысяч афгани бандгруппе партии ДИРА.[39] На следующий день трое сотрудников группы под видом представителей НИФА[40] вошли в дукан Махди и потребовали у него двести тысяч афгани.
Дуканщик, уверенный в том, что выполнил свой гражданский долг, спокойно заявил:
— Я уже расплатился с членами ДИРА. Вот чек.
Надир, выступавший в роли командира группы, взял чек и демонстративно его порвал. Обрывки бросил дуканщику в лицо.
— Плевать, кому ты заплатил. Деньги давай!
Махди, не ожидая такого поворота дела, завопил:
— Это беспредел! Я буду жаловаться в Исламский суд![41]
— Хоть самому Аллаху, — взяв дуканщика за ворот халата, Надир притянул его к себе. — Завтра в два часа дня не будет денег — и тебя не будет, — и для убедительности приложился кулаком ему в глаз.
На этой «мажорной» ноте, прихватив пару блоков сигарет, «душманы» вышли из дукана.
— С дуканщиком не переборщили? — спрашиваю у Джахира, слушая его доклад. — Сигареты напрасно взяли. Сначала сигареты, потом часы, магнитофон… К «хорошему» быстро привыкаешь.
— Не волнуйтесь, мошавер Александр. О связях Махди с душманами у нас столько информации накопилось… В тюрьме для него давно место забронировано, а с сотрудниками я переговорю, чтобы не расслаблялись.
