Ознакомительная версия.
— Ты кто?
— Путешественник, — сказал я. — Ходил-ходил, устал очень. А твоя мать пустила меня на ночлег. Добрая женщина.
— Врешь ты все, — сказал пацан, и я напрягся. Если начнет обличать свою маман в сексуальной неразборчивости, придется вставать на защиту ее чести и достоинства. Но опытом общения с малыми детьми, тем более на такие идиотские темы, я, мягко говоря, не располагал и не знал, какие в таких случаях нужно подбирать слова. Те, которыми я привык пользоваться, для ушей десятилетнего ребенка вряд ли подходили. Но пацан не стал вгонять меня в краску. Хотя кофе я все-таки подавился. Потому что он сказал: — Ты бомжара. Я тебя в подземном переходе около нашей школы видел. Ты там деньги на опохмел клянчил.
Серьезный, в общем, пацан. Я потратил добрых десять минут на то, чтобы доказать, что он ошибся. Еще десять — чтобы убедить его, что я самый что ни на есть настоящий путешественник, почти Федор Конюхов. Потом он двадцать минут приставал ко мне с вопросами о дальних странах, пока я, наконец, не выпер его в школу — он, оказывается, по субботам учился, потому и встал ни свет, ни заря. А что мамка не проснулась его проводить, так это ерунда: «Что я, сам яйца не пожарю, что ли? Я ведь не детский сад». Короче, жарить для парня яичницу пришлось мне.
После убытия спиногрыза по месту учебы я оказался предоставлен сам себе. Его родительница продолжала безмятежно давить ухо, и собиралась делать это еще довольно долго, если исходить из того, во сколько мы вчера заснули.
Дабы не терять времени даром, я сделал себе еще кофе и занялся обмозговыванием планов на ближайшее будущее. Мозг, который вчера ночью решил выйти из состояния анабиоза и широким жестом подкинул неплохую идейку относительно ночлега, продолжал уверенно поскрипывать, обрабатывая вводные, конкретизируя вопросы и изыскивая ответы на них. И, надо признать, это у него неплохо получалось.
Первым делом он придумал следующую мысль, которая мне весьма понравилась. На Иванца было совершено уже два покушения, и оба неудачные. Значит ли это, что покушавшиеся опустят в бессилии руки? Вот уж дудки. Скорее всего, они таки попытаются достать свою жертву. Даже в больнице.
Вторая мысль, рожденная мозгом, была логическим продолжением первой. Поскольку ничего стоящего у Иванца выведать мне не удалось, а теперь, когда он серьезно ранен в шею, вряд ли вообще удастся, следует постараться составить беседу с кем-нибудь из его недругов. Подкараулить у больницы, в которой в данный момент лежит Иванец — и составить.
Маленькая проблема заключалась в том, что я не знал, в какую больницу отвезли многострадального Ваню. Но эта проблема решалась. Нужно было просто позвонить Танюшке и расколоть ее на информацию. Она, конечно, накануне сдала меня Зуеву с потрохами и теперь считала отъявленным преступником, но ведь мне природа не зря в голову ротовое отверстие встроила. Вполне стоило попробовать убедить ее, что я не верблюд. Уж на эту-то малость моих способностей должно было хватить. А вот на счет продолжения теплых отношений с ней я, кажется, мог забыть. Как ни жаль.
Но, в общем, мозг меня не подвел. План действий на день был ясен. И, поднявшись из-за стола, я пошел в спальню — будить хозяйку.
Та проснулась от первого же прикосновения. Открыла глаза, повернулась на спину и со вкусом потянулась. На лице — невероятнейшее удовлетворение. Что называется, жизнь удалась.
— Мне на работу надо, — сообщил я.
— Сегодня же суббота, — удивилась она.
— Понимаешь, солнышко, я на автобусе работаю, людей вожу. А автобусники и по субботам работают.
— Тогда почему так поздно на работу собрался?
Дотошная, блин!
— Так автобус в ремонте. Я его вчера до полночи ремонтировал, поэтому и в клубешник так поздно приперся. И сегодня целый день возиться придется. Такая у нас тяжелая шоферская доля.
Я врал вдохновенно, но никаких угрызений совести при этом не чувствовал. В конце концов, расскажи я правду — и она мне фиг поверит. А если поверит, то разволнуется не на шутку. Оно ей надо?
Зато сейчас Кристина верила мне целиком и полностью. А чтобы у меня совсем уж никаких сомнений на сей счет не осталось, в конце моей пламенной речи обвила руками за шею, притянула к себе и поцеловала взасос. После чего поинтересовалась:
— А вечером придешь? Мне вчера так хорошо было!
— Конечно, приду, — заверил я. — Мне, между прочим, тоже хорошо было.
Еще бы не хорошо. Две большие разницы — ночевать на улице при температуре ниже десяти градусов или в теплой постели с живой женщиной под мышкой. Так что ее предложение снова прийти вечером было воспринято мной с энтузиазмом.
Только не надо думать, что я такой вот нехороший человек — воспользовался временной слабостью бедной женщины в своих целях. Да, воспользовался. Но, во-первых, меня нужда заставила. Во-вторых, никаких нехороших мыслей в отношении Кристины не имел. И, в-третьих, я, как натура творческая, находился в постоянном поиске. Почем знать, может быть, Кристина — это моя судьба, с которой мне предстоит остаток дней провести? Впрочем, вспоминая Ниагару слов, которой девушка оглушила меня накануне, в этом я сомневался. Ну, а в-последних, еще неизвестно, кто кем воспользовался.
Как бы там ни было, а покуда она не против, я собирался пользоваться ее гостеприимством.
Таким вот образом, с прикрытыми тылами, я пошел на дело. Перво-наперво купил телефонную карточку и прилип к таксофону. Цель — вызвонить Танюшку и убедить, что к покушению непричастен. А заодно выведать, в какой больнице лежит Иванец. Я, правда, забыл, что на дворе суббота и, соответственно, Танюшки на рабочем месте нет. Впрочем, вспомнил об этом, как только — после долгого игнорирования — трубку снял охранник.
— Да! — его голос был сильно недовольным. Возможно, мой звонок сдернул парня с горшка или оторвал от других, не менее важных, дел.
— Добрый день! — очень вальяжно сказал я, потому что уже вспомнил про субботу и отнюдь не горел желанием быть опознанным по голосу. — Компания «Технопарк»? Мы ваши коллеги из Новосибирска, тоже продукцией «Хай машинери» барыжим. Не подскажете, куда Сергей Федорович делся? На прошлой неделе договаривались с ним, что подъедем по поводу обмена опытом. Ну, там, банька, девочки, туда-сюда. А сейчас приехали — и дозвониться ему не можем. Сотовый отключен.
— Так в больнице он, — охранник за милую душу сожрал мою версию и теперь даже отрыжкой не мучился.
— Что вы говорите?! — потрясенно выдохнул я. — А что случилось? В какой он больнице? Надо же навестить человека. Как же так — мы приехали, а его вон куда угораздило!
— На Челюскинцев, — сказал охранник. — Вы, если не местные — просто такси возьмите и скажите, чтобы вас к больнице на улице Челюскинцев отвезли. Ее у нас любой таксист знает.
Конечно знает, а иначе что он за таксист?
— А в каком отделении, какая палата?
— Ой, а вот этого я не знаю, — в голосе охранника зазвучала откровенная растерянность. Очень может быть, что до этого дня он и не подозревал о существовании в больницах каких-то там отделений и палат. Ну, редкого здоровья человек. Лечебницы только в кино видел. Случается. — Я же тут просто охранник. Вы в понедельник позвоните, тут секретарша будет. Она точно должна знать.
— В понедельник уже мы не сможем, — важно сказал я. — В понедельник мы должны быть в Новосибирске, впаривать населению технику. Ладно, спасибо. Постараемся сами разобраться.
Я повесил трубку и довольно потер руки. Первый акт Марлезонского балета явно удался. Удалось облапошить охранника и узнать, где находится Иванец. Несколько непонятно было, почему его засунули в госпиталь ветеранов войны, но, в конце концов, мне-то какое дело? Хоть в ЦКБ, главное, что место дислокации теперь известно.
Потом мозг подкинул еще одну идею. Я зарулил в магазин, купил себе солидных размеров кепку и солнценепробиваемые очки. Примерил все это дело и остался не вполне доволен. Узнать меня, конечно, стало уже проблематично, — особенно с учетом куртки, которую я накануне снял с Генахи Кавалериста, — но все-таки возможно. Если делать это будет кто-нибудь въедливый и мою физиономию уже наблюдавший. Вроде, к примеру, Зуева.
Поэтому после магазина я свернул в аптеку и купил себе рулончик ваты. Напихал ее за щеки и стал похож на хомяка, побывавшего на элеваторе и воспользовавшегося визитом на сто процентов — так сильно раздулась моя харя. Теперь даже Зуев при встрече вряд ли скажет, что я — это я. Скорее решит, что это мой брат-близнец, работающий в коптильном цеху дегустатором сала.
Немного страдали, правда, вкусовые рецепторы, потому что вата была невкусная. Но тут уж я проявил твердость характера — нравится, не нравится, а потерпеть придется. Рецепторы поморщились, но смирились.
В таком вот прикиде, весь из себя замаскированный, я и поехал на улицу Челюскинцев. И там, ничтоже сумняшеся, подошел к регистраторше и спросил, стараясь говорить с горячим южным акцентом (зря, что ли, кепку-аэродром купил?!):
Ознакомительная версия.
