Ознакомительная версия.
— Мне тебя ждать, Мишок?
Я закашлялся. Скотина. Он меня сразу узнал, а всю дорогу делал вид, что я взаправдашний грузин в кепке. Чтобы потом поиздеваться, однозначно.
— Ты дурной, да? — очень самодовольным голосом спросил Нарзан. — Мы с тобой в одном городе столько таксовали, ты мне так глаза замозолил — совсем родной стал. И ты думаешь, что я тебя могу не узнать, да? Подумаешь, изменился чуть-чуть. Все мы чуть-чуть меняемся. Кто-то толстеет, кто-то бороду отращивает. А кто-то совсем женится.
— Это не про меня, — поспешно сказал я.
— Зато бороду отпускать — это про тебя. Сколько уже не брился? Дня три? И толстеть — тоже про тебя. Вон, какие щеки наел — из-за ушей видно.
— Это не щеки, — я выплюнул в ладошку вату, которая была уже без надобности, и выбросил ее в окошко. Вкусовые рецепторы объявили мне благодарность — за несколько часов они так и не смогли согласиться с тем, что вата — это вкусно. Хотя в последнее время вели себя на удивление смирно — я даже забыл, что напихал в рот всякой гадости. Так и ходил бы всю оставшуюся жизнь, не окажись под рукой Нарзана.
— О! — удивился он. — Шпионские страсти, в натуре! Кепку тоже можешь снять, я тебя никому не выдам.
В этом я даже не сомневался. Хоть и из первого таксомоторного, а Нарзан был свой человек. Да и захоти он — все равно никого подходящего под рукой не было. Поэтому я снял кепку, скатал ее трубочкой — что, кстати, получилось не вполне, ибо жесткий козырек препятствовал — и засунул в карман.
Надо отдать Нарзану должное — он не стал выпытывать, что за проблемы свалились на меня в этот раз. Хотя в том, что проблемы были, ежик бы догадался — не ради же собственного удовольствия я мотаюсь по городу, изображая из себя хомяка в кепке. Но, видимо, Нарзану и своих забот хватало. А потому он, испросив адрес, всю оставшуюся дорогу промолчал. Только хитро улыбался и косил в мою сторону веселым глазом, чуть не заработав косоглазие — дескать, ловко я тебя со всей твоей маскировкой на чистую воду вывел.
Ловко-то оно, конечно, ловко. Я с этим не то, чтобы спорить не собирался — у меня просто даже мысли такой не возникло. Потому что, честно говоря, в данный момент голова была занята другим. Чем — думаю, догадаться не сложно. Мозг, не так давно поймавший кураж, продолжал вдохновенно генерировать идеи. Вернее, одну идею. Потому что даже в своем творческом порыве он не мог усмотреть более одной тропинки, по которой стоило сейчас двигаться.
Тропинка эта, само собой, вела к той самой даче, что мы обнаружили, следуя за черным «Крауном». Дача, говоря откровенно, была не ахти — одноэтажный домишко на полкомнаты и прихожую, но в качестве временного прибежища, видимо, охотников на Иванца вполне устраивала. На тесноту они если и жаловались, то исключительно друг другу, хотя сколько жильцов втиснулось в домишко в количественном выражении, я не знал. Все, что мне было известно — из «Крауна» выбрались двое, а в самом домике их поджидал как минимум еще один, успевший засветить физиономию в оконном проеме.
В общем, как ни крути, силы были неравные. Даже с учетом позаимствованного у Генахи «Макарова». Потому что у ребят в домике тоже, подозреваю, был по крайней мере один ствол. К примеру, тот самый «Стечкин», из которого расстреляли Ферзя и Кокона. Второй, из которого Ване продырявили шею, был подброшен мне…
Мозг придумал-таки способ слегка уравновесить силы. Очень простой и очень любимый Александром Васильевичем Суворовым. В гости следовало нагрянуть внезапно. По возможности, когда враг отдыхает. То есть, ночью. В этом случае их можно было брать тепленькими и задавать любые вопросы — на половину из них точно ответят. Хотя бы из уважения к тому, что они дрыхли, а я безжалостно тренировал силу воли, проводя операцию по их поимке.
Таким образом, цель была поставлена. Дело оставалось за малым — дотерпеть до ночи, и, по возможности, не растерять боевой задор, что казалось куда труднее, ибо путь мой лежал к Кристине, в тепло и уют, которые расслабляют. Но я знал верное средство вернуть себе нужное настроение в нужное время — просто вспомнить про Ваню. Если и это не поможет, Тогда про Зуева. Беспроигрышный вариант. Конский возбудитель рядом не валялся. Встану и пойду в ночь, как миленький — вершить добро и справедливость, а заодно и себя, горемычного, из дерьма вытаскивать.
Нарзан, светлая и наивная душа, решил не брать с меня полную стоимость поездки. Поковырялся грязным натруженным пальцем в ворохе купюр, которые я ему протянул, отобрал наиболее приглянувшийся полтинник и, засунув его в карман, остальные насильно сжал в моей ладошке:
— Ты, Мишок, дуру не гони. Мы с тобой не чужие люди. Завтра я тебя остановлю покататься — ты же меня за это до трусов не разденешь, да? Я на бензин возьму, а тебе сейчас деньги нужнее. Вату покупать, за щеки складывать.
— Спасибо, дружище, — поблагодарил я от души. — А то ведь мне без ваты, сам понимаешь, никуда.
— Конечно, понимаю, — важно кивнул он. — Сейчас времена такие — всем без ваты никуда. Я бы сам на вату перешел, да сильно мясо люблю.
И уехал. А я, бегло осмотревшись, пошел к Кристине. Заждалась уже, поди. Истосковалась. Не зря ведь приглашала.
Приглашала — и от приглашения отказываться не стала. И тут же продемонстрировала, как сильно тосковала — едва увидев на пороге, очень нескромно запрыгнула на меня, обхватив ногами за талию, а руками за шею. Девушка она, конечно, миниатюрная, но я-то от нее подобной прыти не ожидал. А потому еле удержался на ногах. Но ругаться не стал. Напротив — бережно придержал ее под зад и на всякий случай спросил:
— Это ничего, что соседи увидят?
— Пусть видят, — сказала она. — Я девушка свободная. Бабка Маша, вон, сама меня достает — когда, говорит, ты, Кристинка, мужика себе уже заведешь? Так что пусть любуется — завела.
— Глупая ты, Кристинка, — хихикнул я. — Нормальные люди попугайчика себе заводят или собачку. На худой конец — крыса белого. А ты — мужика. Он же жрет, как лошадь, шерсть везде разбрасывает и его постоянно купать надо, чтобы не завонялся. Ладно, с соседями разобрались. А если малой увидит?
— А он на футболе. Через полчаса придет.
— И что ты ему скажешь? Или мы за полчаса все успеть должны?
— Нет! — твердо заявила она. — Торопиться не будем. А Сашке ты сам что-нибудь скажешь. Наплел ему с утра, что с Конюховым через Атлантику плавал — теперь сам думай, как отмазаться.
— Я?! С Конюховым?! Через Атлантику?! — я почувствовал, что самое время перебазироваться с лестничной площадки в прихожую, и проделал это. Ни к чему, чтобы соседи выслушивали такую чушь. Про меня-то ладно — я для них человек незнакомый. А что они о Кристине подумают? Тем более что ничего подобного я пацаненку с утра не говорил — точно помню. Но он мне еще тогда серьезным типом показался. И фантазия у него, похоже, тоже серьезно работала. Вырастет — любого Конюхова за пояс заткнет. А обо мне и говорить нечего.
Ссадив с себя Кристину, и прикрыв дверь, я коряво и не очень убедительно попытался доказать ей, что подобной ерунды не мог придумать даже под воздействием нехороших грибов, а уж на трезвую голову — и подавно. А вот поверила она или нет — не знаю, потому что вместо ответа затащила меня в постель и очень активно провела двадцать минут из того получаса, что оставался до прихода ее сына с футбола. Напрочь презрев собственное недавнее заявление, что торопиться мы не будем.
Я, собственно, не особенно возражал, потому как она сумела-таки взять себя в руки и, заблаговременно выбравшись из постели, замела следы распутства. Парня мы встретили, чинно восседая на диване и пялясь в телевизор. Во избежание ненужных мыслей между нами стоял поднос с парой чашек чая и пряниками.
Однако полностью избежать подозрений, кажется, не удалось. Ребенок, скинув верхнюю одежду прошел в зал и первым делом обвел нас настороженным взглядом летчика-истребителя, у которого только что сперли любимый истребитель и он, понимая, что все это не спроста, пытается вычислить, какая вражина могла такую гнусность учинить.
Прикинув, что терять мне все равно нечего и лучше первым начать задавать вопросы на отвлеченные темы, чем ждать, пока он начнет засыпать нас своими, вполне определенными, я сказал:
— Привет, футболист. А с чего ты взял, что я с Конюховым через Атлантику плавал?
— Ты сам сказал, — парень, ни мало не смутясь, уставился на меня наивными детскими глазами. Чем невзначай напомнил мне Иванца, когда тот заявлял, что я знаю о перевозке двух миллионов. Или Зуева — тот на таком же голубом глазу вешал на меня всех собак, включая кошек. Но, если Иванец или Зуев вызывали исключительно рвотные позывы, то стоящий в дверном проеме пацаненок — только восхищение. Потому что в детстве еще можно сочинять для себя всякую ересь и даже самому верить в нее. Во взрослом возрасте (а оба мои нынешние неприятеля, натурально, обретались именно во взрослом возрасте) такие вещи квалифицируются, как психическое расстройство и караются помещением в дурку и насильственным пожиранием галоперидола и прочих барбитуратов. — Все утро сидел и рассказывал, что ты — как Конюхов, путешественник. А Конюхов недавно до Барбадоса догреб. А где это — Барбадос?
Ознакомительная версия.
