Часовой взвизгнул по-бабьи, резво попятился, бросился назад. Но сапоги разъехались по глине, и он коротко взмахнул руками и опрокинулся на спину. Только и успел охнуть. Друзья вежливо расступились. С брызгами шлепнулось в ледяную воду извивающееся тело.
Часового тут же приподняли, поправили автомат, стряхнули с бровей жидкую грязь, кратко объяснили:
– Сочи!
Часовой забормотал. Заохал. Стал шарить сослепу руками вокруг. Залепил Матиевскому по лицу грязной глинистой рукой. Задумался. Мазнул еще, будто проводя кистью.
Матиевский вытянулся:
– Ах, ты, жаба болотная! По чистому лицу грязными лапами… Ну-ка, ребята, вон его из наших Сочей!
Богунов с Матиевским подхватили часового за локти, Шульгин с Булочкой подтолкнули его в спину, и все они со смехом вытолкали часового из окопа.
На рассвете, зябком, молочном, четыре согнутые фигурки бегали гуськом по скользкой горной тропе. Запахивали поплотнее сырые негнущиеся бушлаты. Придерживали руками дрожащие челюсти. С завистью поглядывали на лежащих в окопах товарищей.
– Уг-грелись, зап-парились, – Матиевский, лязгая зубами, озирался по сторонам.
– Какое зап-парились? Ок-кочур-рились! – Богунов еле двигал губами. – Д-дух в-весь в-вышел.
Старшина ворчал сзади:
– Но-овый окоп надо было копать. Но-овый…
– Това-арищ старшина! К-какой окоп? М-мочи нет б-больше лежать в в-воде…
– Ножками, ножками шевелите, а не языками. Выше коленочки, ребятки. Сейчас от вас пар пойдет.
– Сейчас б-бу-у-дет, к-как в Сочах!
Матиевский коротко хохотнул. Из окопов стали приподниматься головы.
– Эй, жеребцы, хватить ржать…
– Подняться помоги-ите…
– Эй, ру-уку дайте…
Одеревеневшие языки замерзших солдат едва поворачивались во рту, речь получалась заторможенной, протяжной.
– Т-точно ок-кочурились! – Богунов сплюнул. – А н-ну-ка, навались на этих л-лежебок.
Матиевский и Богунов бросились в окопы. Шульгин с Булочкой начали вытягивать солдат за шиворот. Вытаскивали солдат скорченных, заледеневших, скособоченных.
– По-о-тише, го-о-лову оторвете, – полетели жалобные стоны.
– Красавцы, к-как на п-подбор, – посмеивался Матиевский, – к-ковбои, г-гангстеры, супермены, тьфу ты… к-коровы на льду.
Солдаты, вытащенные из окопов, стояли не двигаясь, не шевелясь, в нелепых согнутых сонных позах, калачиком. Они не могли выпрямить заледеневшие суставы.
– А ну-ка, паровозиком, детки, взялись за руки, – Матиевский заблестел глазами. – За ручки, за ручки…
Он подталкивал солдат друг к другу, как послушных кукол, вкладывал в застывшие руки неподвижные, костяные ладони.
– Д-держись покрепче, сейчас н-начнется веселый х-хоровод. Вспомним счастливое детство. К-как на Машины именины испекли мы к-каравай…
Матиевский встал в голове, потянул всю эту скорченную вереницу за собой. Солдаты дернулись. Кто-то тут же съехал на колени. Шульгин и Булочка помогли упавшим подняться, подтолкнули ребят в спину.
– Поехали, поехали, кривые, хромые, приплюснутые. Шевели ногами.
Потихоньку хоровод сдвинулся с места, закачался неуверенно из стороны в сторону, поплыл ручейком.
– Быстрее, ребятки, быстрее… Разгоняй кровь… – старшина тянул солдат за руки.
Лицо его раскраснелось, покрылось испариной.
– Сейчас будет т-тепло, – гаркнул Богунов, – п-поезд едет из М-мурманска в Сочи.
По пути к хороводу цепляли новых солдат. Устроили длинную живую волокушу.
Матиевский скоморошничал. Повел всех змейкой, кружил, разгоняясь на крутые холмы, с силой тянул вниз, набирая скорость…
– Танец для одеревеневших и немного охреневших. Шевелите ногами, тараканы беременные…
Солдаты едва волочили ноги, заплетались, тащились за Матиевским бочком, болезненно охали, вскрикивали. Но все же разогрела их эта карусель, вернула на щеки бледную грязно-розовую тень. Теперь уже Матиевский оставил их, вытирая пот со лба, уселся на землю, тяжело переводя дыхание.
– Во-от это другое дело! Расшевелились, д-дистрофики. Д-давай теперь без локомотива.
Солдаты потихоньку развязали языки. Заворчали.
Кто-то нервно рассмеялся:
– Э-эх, нету моей мамы с грелочкой.
– Тебе другая грелочка нужна… С этикеточкой…
– Да уж… Сейчас бы хоть простого чайку с дымком…
– А хорошая у нас лошадка-то на извозе…
– Копыта пулями сорваны…
– Только личиком не удалась…
Матиевский махнул кулаком:
– Но-но! Без пошлостей. А то пальцем ткну – полчаса подниматься будете.
– Хлопцы, а кто это ночью у нас ванны принимал?
– Хвойные.
– С мочалками.
– И с матюками.
– Товарищ Матиевский! Сергей Михайлович! Кто там кому спинку тер?
– С легким паром, Сергей Михайлович!
Матиевский сплюнул:
– Вот и делай из вас человеков. Тут же начинаете себя ногами в грудь стучать. Чтоб я до вас, калек, хоть раз дотронулся.
Прояснилось. Развело по сторонам липкие влажные сумерки. Острые хребты с клинышками одиноких скал очистились от туманной хмари. На горизонте угрюмой громадой выросла каменная пирамида, легендарный «Зуб»… Высота, обозначенная на карте точкой две семьсот.
Белые клочья тумана висели над каменной пирамидой, горделиво поднявшейся над всеми горными хребтами и перевалами. Снежные торосы лежали на ней старческими сединами. Черными злыми зрачками смотрели глазницы пещер. Длинные морщины узких траншей перерезали каменную толщу.
Именно к этой угрюмой неприступной высоте и стремились все это время рейдовые роты, вычесывая душманов из ее окрестностей и до последнего дня кружась вокруг заманчивой горы. Роты вступали в перестрелку с бандами. Проводили маскировочные петлеобразные рейды. Продолжали ночевки в сырых глинистых окопах. Вели бои, обратившись спиной к этой страшной вершине.
Но петля постепенно сжималась. Крепкая, хорошо намыленная петля. И «Зуб» начал уже шататься.
На самой вершине этой мрачной высоты выступала черная изогнутая скала. Блестящий, будто промасленный камень, черный как сажа, стоял, упираясь в облака. Он был похож на изогнутый клык, отполированный дождями и ветром. Именно из-за этой скалы высота и получила своеобразное прозвище «Зуб». Никогда еще русский солдат не ставил ногу на этот черный загадочный камень. Никогда еще не прикасался к нему руками, пропахшими порохом. Никогда не выбивал об него пыль плащевых палаток.
Не раз приближались к этой вершине роты файзабадского полка. Не раз поливались кровью камни ее подножья. Ураганным вихрем снарядов, ракет и пуль умывалась страшная гора. Но все же оставалась она до сих пор целомудренно нетронутой. И не могли еще взять, покорить своей воле эту своенравную высоту атакующие войска. В файзабадском полку даже просто участвовать в штурме легендарного «Зуба» считалось подвигом, а уж подняться на него, пройти все этажи обороны, взломать, разорвать непрерывную цепь окопов, траншей, пулеметных гнезд, пещерных дотов и укреплений – это казалось просто невероятным и невозможным.
Издавна считалось, что там, наверху, в глубине этой каменной глыбы, таятся обширные богатые склады вооружения, питающие своими запасами банды файзабадской провинции. Не могли же эти семь этажей обороны, испещренные пулеметными гнездами, блиндажами, узкими щелями, охранять голые камни! Внутри эта ощетинившаяся оружием ежовая гора должна была быть золотой. Ведь находили в других провинциях хорошо охраняемые золотые запасы афганской оппозиции…
– Ну, что, замполит, – Орлов смял пустую пачку из-под сигарет и бросил ее под ноги. – Пора… Дадим прикурить духам. Хватит ходить вокруг да около.
– А что, поступил приказ, командир? – озадаченно спросил Шульгин.
– В том-то и дело, – с досадой крякнул Орлов и потер небритый подбородок, – в том-то и дело, замполит, что никакого приказа до сих пор нет. Согласно ранее разработанному плану операции, мы еще два дня должны вычесывать душманов вокруг высоты. Но если мы будет топтаться на одном месте, то душманы подтянут к высоте свои силы, – Орлов махнул кулаком. – Сейчас они еще на той стороне ущелья. А если перейдут где-нибудь, подтянутся к «Зубу»? Тогда каждый камень там станет крепостью. Некогда ждать, Андрей, некогда. Или сейчас, или никогда! Понял, замполит?
– Чего же тут непонятного? – покачал головой Шульгин. – Мы, наконец, оторвались от духов. Мало того, нам удалось отрезать их от высоты. «Зуб» теперь не за их спиной, а за нашей. Мы же гуляем дамками на их поле. Но если будем топтаться на месте, то «духи» действительно обойдут нас, и на этой высоте укроется хоть десять банд. Тогда не видать нам этого «Зуба»…
– Как своих ушей, – обрезал Орлов. – Или сейчас, или никогда. Решаем, замполит…
– Когда?
– Сейчас!
Шульгин почесал голову. Бросил взгляд на ротную радиостанцию, мигающую зеленым огоньком. Обернулся в сторону блиндажей штабного управления.
– Полное самоуправство получается, командир…
