Чечню для войны с Россией — убивать её солдат и офицеров — тысячи своих наёмников из праворадикальной ассамблеи. Украинские боевики «геройствовали» в Карабахе, Приднестровье, Грузии, но Егор встретил их впервые в Чечне, на консервном заводе, во время второго штурма Грозного — русых, с широкими славянскими лицами и чёткими прямыми носами, светлобородых, может быть, даже голубоглазых — правда, к моменту встречи, мёртвыми.
Скрестив за спиной руки, Ходарёнок мрачно выхаживал по кабинету в молчаливом сопении присутствующих ротных командиров с глазами полными тревоги и общего непонимания обстановки.
— По данным разведки… — начал он, — …сегодня утром мобильная группа семьдесят девятой аэромобильной бригады ВСУ с наскока пыталась занять высоту двести семьдесят семь. Атака противника захлебнулась, напоровшись на полевую оборону, но будь их больше — мы столкнулись бы с серьезными проблемами. Возможно, это только передовая группа, основные силы — ещё на подходе… В связи с этим, приказываю: в кратчайшие сроки провести мероприятия по организации и усилению полноценной обороны кургана, в том числе в Снежном и Дмитровке… Взять под контроль мосты через Миус и Крынку в Зугрэсе. Помимо поставленных прежде задач и мероприятий… Игорь, — обратился Ходарёнок к Медведчуку, — выдели две разведгруппы на следующие направления: первое — мобильной группы десантников, ушедших на Мариновку, и второе — на подступах к кургану. Артиллерия «нулевого километра» уже привязана к высоте?
— Так точно, — хмуро доложил Иван Блажко с позывным «Урал».
— Иван, надо перебросить на курган пару зенитных установок…
— Сделаем, — тихо согласился он.
— А «малая горка» под «артой», или голая?
— Обе горки привязаны, командир, — поднял он голову. — Надо будет — до самого Днепра «арту» привяжем!
— Отлично, — призадумался комбат. — Другие мероприятия доведу после рекогносцировки. Собираться уже не будем, дополнительные распоряжения пройдут по радио. Более не держу, все свободны. Кроме, Кулёмина…
Медведчук поднял руку над головой.
— …Медведчука и Абулайсова, — заметив, добавил комбат. — Глеб, обожди минуту — быстро уладим вопрос, — кивнул он Кулёмину. — Игорь, что у тебя?
— Бис Егор: хочу забрать к себе, прошу разрешения. Иса, не возражаешь?
Абулайсов распрямился на стуле.
— Не возражаю, забирай. Мне калека с самого начала не был нужен.
— Погоди, Иса, не горячись, — остудил комбат осетинского командира. — Помнится, он у тебя непросто так?
— Непросто, и что? Мне нет нужды в нём. Нет пользы, кроме внутреннего раздора. Он уже нажил себе врагов… Завтра же забирай!
— Командир, не возражаешь? — отвернулся Медведчук к комбату. — У меня есть интересная придумка по его профилю в свете последних событий.
— Игорь, а тебя я просил проверить его… Что скажешь?
— Проверили, командир… — неудобный момент смутил Игоря: задача была из давних, — доложить особо нечего: учился, служил, подорвался… Правда, есть один нюанс, доложусь отдельно.
— Ясно. Как использовать хочешь?
— Минирование…
— Принял. Забирай. — Ходарёнок поднялся. — Идём, Глеб… Игорь, давай-ка ты тоже с нами. Выезд через пять минут.
— Если не возражаете, — Биса тогда заберу сразу? Может понадобиться на кургане… Иса?
— Он с утра по заданию Джамалдаева работает. Нет его в батальоне.
— Хорошо. Завтра, так завтра…
Этим утром, но часом ранее, Текуев с позывным «Пепел» на построение не явился.
— Где Пепел? — спросил Бис Голиафа.
— Развеяли… по ветру! — с удовольствием сказал Дзилихов и сделался абсолютно довольным собой. — Сейчас Берг будет, — добавил он в конце.
Бис заметно напрягся, успев за время позабыть и, сделав равнодушный вид, спросил:
— И где он?
— Задерживается.
Кобергкаев появился позже остальных приметной издали походкой над которой многие посмеивались. Он походил на человека, которому на плечи взвалили неосязаемый посторонними и им самим мешок картошки, неудобно упирающийся в затылок.
— Ну, и рожа у тебя, брат! Ох, и рожа! — раскрестив руки, словно две дубины, процедил сквозь зубы Голиаф. — Страшно смешная, как у алкаша. Людям тебя показывать категорически нельзя, будут бояться, что покусать можешь!
Егор улыбнулся одним ртом, едва заметной улыбкой, которую даже если б заметили вряд ли таковой признали.
Вообще, пришлый люд на Донбассе был на редкость едким. Поговаривали, что такова была особенность этой публики, — ихний юмор жизнь не продлял, а скорее успокаивал оголённый нерв. Вполне возможно этим людям предстояло взглянуть на свою жизнь из самой последней её точки, и потому на этот счёт строгого табу не было. По такому случаю зло шутить и смеяться надо всем чем можно, в том числе и друг над другом не возбранялось.
Физиономия Кобергкаева отмеченная свежим шрамом стала грубее и ещё сохраняла умеренную отёчность и синюшную желтизну, но Егор смотрел в неё глубоко и спокойно, даже немного забавляясь, зная — это скоро пройдёт.
В упор не замечая Биса, Берг со знанием дела проверил рабочее место: влез под капот, дважды пнул левое переднее колесо — не вполне понятно, на что рассчитывая — и, наконец, усевшись за руль, впервые взглянул на того через зеркало. Бросив косой плотоядный взгляд и пригладив пятернёй шевелюру, беззлобно цыкнул на отражение, — но, будто всё — таки на Егора, — огладил неопрятную бороду и завёл двигатель. Егор всё помышлял, какой будет теперешняя вражда с Кобергкаевым и ничего не придумал.
Несколько часов группа кружила по городу, останавливаясь у торговых площадей, по большей части, крупных городских рынков, задерживаясь совсем ненадолго. Заглядываясь по сторонам, Егор любовался зелёными улицами с приметными зданиями и сооружениями городских достопримечательностей, которые — сделал собственный выбор Егор по принципу увиденных разрушений в чеченском Грозном — украинская армия наверняка предпочтёт для точечных ударов артиллерии и авиации в грядущей войне: «Донбасс — Арена» на Челюскинцев — Егор даже представил врезающийся в зелёный газон поля снаряд или авиабомбу, от которой останется зиять чёрный беззубый рот воронки; дворец молодежи «Юность» — несомненно с Кобзоном вместе — ну, какая юность без песни «о тревожной молодости»; Свято — Воскресенский храм и труженик — шахтёр на площади — фашисты, как всегда, придут убивать и тело и веру; бизнес — центр «Северный» — напомнивший Егору «семейку» знаменитых сталинских высоток в Москве — но, с приставленным стражем «северных ворот» земли русской великим князем киевским Невским, правнуком половецкого хана Котяна.
…Так бы и смотрел Егор с горькой тоской по сторонам, если бы Кобергкаев сердито не рванул машину вперёд.
— Это она?! А?! Точно — она; её номер! Попалась, сучка! — завопил он как умалишённый. — В этот раз — не уйдёт! — грубо перестроился он в левый ряд. — Тебе не уйти, шлюха!
— Эй, Маир, аккуратнее… — возразил Тутыр с удивительно спокойным лицом, на котором только на секунду глаза выдали тревогу, но с таким глубоким опозданием, словно он
