Грудь Девлин быстро вздымалась от частого дыхания. Ее глаза казались огромными от восторга, граничащего со страхом. Она откинулась плечами и головой к стене, прижимаясь животом к члену Клейна; ее влажные красные губы тянулись к Рею. Клейн посмотрел на женщину, чувствуя, что созерцание ее сверхъестественной красоты наполняет его такой болью, которая сильнее всей пережитой им в тюрьме. Девлин отвернулась и опустила голову; ее веки полузакрылись; она подняла свою блузку вверх. Белый лайкровый бюстгальтер плотно прижимал груди. Темные твердые пенечки сосков уставились на Клейна, и тот ощутил, как его душа, переворачиваясь, куда-то отлетает. Живот девушки — впадинка под грудной клеткой — поднимался и опадал в унисон ее дыханию. По-прежнему не глядя на Клейна, Девлин левой рукой потянула одну из чашечек бюстгальтера вниз, высвободив грудь. Все мускулы в паху Клейна напряглись, и тонкая горячая струйка вырвалась наружу. Он взял девушку за подбородок и повернул ее лицом к себе. Она открыла глаза, беспокойные и черные, как море. Клейн держал ее взгляд, казалось, целую вечность. И, глядя на нее, он просунул ей руку между ног и потянул вверх так, что ей пришлось встать на цыпочки.
Ритм дыхания Девлин сорвался, сбившись на резкие выдохи из самой глубины тела, но глаза не дрогнули ни на секунду: она потянулась навстречу Клейну, и тот почувствовал, как плотная дерюга джинсов подалась под его пальцами, когда нежные губки раздвинулись под нажимом. Лицо женщины пошло алыми пятнами. Ее рука плотно, крепко обхватила его член и потянула вверх, он вздрогнул, ощущая скользящую влагу в трусах. Девлин снова поцеловала его взасос так, что их зубы стукнулись. Клейн схватил женщину за бедра и, не отрываясь от нее, развернул лицом к стене, прижавшись низом живота к щелочке между ее ягодицами, чувствуя, как она тоже устремляется к нему. Девлин оперлась о стену раскинутыми руками и опустила голову. Клейн пропустил руки у нее подмышками и полностью высвободил обе груди из бюстгальтера; девушка выгнулась, когда он сжал ее соски. Рей закрыл глаза и прикусил кожу на ее спине прямо у самой шеи, чувствуя, что его чресла распухают в предвкушении приближающегося оргазма. Но еще слишком рано! Рей прекратил движения и приник к спине женщины, заливая своим потом ее блузку и тело. Позывы к эякуляции ослабли, и Клейн немедленно возжелал их возвращения. Он услышал металлическое бряканье пряжки пояса и застонал: Девлин расстегнула пуговицы своих джинсов и, извиваясь, одной рукой стащила их вниз. Выглянул поясок черных „джи-стринг“ и тоненькая перемычка, исчезавшая между ягодицами девушки.
Когда снова подкатила раскаленная лава оргазма, до Клейна дошло, что он не онанировал уже с неделю и не удержит себя дольше десяти секунд. Его охватила паника: он хотел показать Девлин настоящий класс, но увы! Три года — это не шутка. Он еще не готов. Но он должен! Он же ницшеанец! Он же воин „шотокан“! Собрав всю силу воли, он одолеет местные нервные импульсы и будет трахать Девлин до тех пор, пока она не взмолится о пощаде!.. Потянуло едким дымком паники, и ницшеанец внутри Клейна закашлялся и забился в уголок. Зазвонил тревожный звоночек… Только спустя несколько секунд, когда Девлин с напряженным лицом вывернулась из его рук, Клейн сообразил, что звонок звенит не в его голове, а доносится из сигнальной коробки у дальней стены кабинета. Клейн ошеломленно обернулся: под чашечкой звонка напротив надписи „Палата Тревиса“ мигала красная лампочка. Девлин торопливо натягивала джинсы.
— Сердечный приступ, Клейн, — сказала она и повторила: — Клейн?
— Черт, — ответил Клейн и, проведя по потному яйцу обеими руками, пригладил ими же волосы. — Оставайся здесь, — приказал он.
Еще раз взглянув на красную лампочку, он рванулся к двери.
— Помочь? — спросила Девлин.
— Не надо.
Рей несся по коридору, как спринтер. Палата Тревиса — это второй этаж… Он прыгал через три ступеньки и в конце первого пролета лестницы поскользнулся и с маху треснулся коленкой о край ступени. Гнусно выругавшись, он поднялся и побежал дальше, не обращая внимания на стреляющую боль в ноге. Перед его мысленным взором встала дикая картина: Эрл Коули лежит на полу бездыханный, а Джимп Коттон, навалившись на него сверху, шарит по карманам в поисках ключей. Нет: только бы Лягуху хватило ума включить тревогу… Вломившись в двери, Клейн с порога услышал рев Коули:
— Эй, болваны, помогите мне! Уилсон!
Клейн помчался по палате между двумя рядами коек. Дверь перегородки, разделявшей палату надвое, была распахнута настежь: в дальнем конце комнаты над Грегом Гарви склонился Коули, обеими руками мерно нажимая парню на грудь. Клейн подбежал к ним и, откинув голову Гарви, зажал бедняге нос. Накрыв его синие губы своим ртом, он начал медленно делать парню искусственное дыхание. Не отрываясь от этого занятия, он потянулся рукой к паху Гарви и попытался найти феморальный пульс: тот еще прощупывался, но очень слабо, да и то лишь когда Коули наваливался на грудь умирающего.
— Остановись на секунду, — сказал Клейн.
Коули выпрямился и ручищей стер с лица пот. Пульс под пальцами Клейна сразу исчез и больше не появлялся. Доктор приподнял Гарви веко правого глаза: зрачок расширился и не реагировал на свет. То же было и с левым. Коули снова поставил руки на грудь парня и возобновил свои мерные толчки.
— Ты видел, как у него это началось? — спросил Клейн.
Коули покачал головой; капли пота срывались с его носа на грудь Гарви.
— Я менял постельное белье в другом конце палаты. А когда возвратился, нашел его в таком состоянии.
— Он умер, Лягуша, — сказал Клейн. — Мы больше ничего не можем сделать.
Он положил свою руку поверх руки негра. Тот перестал жать на грудь Гарви и спустя несколько мгновений убрал руки. Посмотрев на мокрую насквозь рубашку Клейна, он спросил:
— А ты где был?
Клейн сжал зубы:
— Я был в кабинете, и ты это знаешь.
Коули молча посмотрел на него.
— Грег был безнадежен. Мы сделали все, что могли, — повторил Клейн.
— Мы? — переспросил Коули сдавленным от сдерживаемой горечи голосом. — Ты бежишь отсюда, сукин сын. И не хрен говорить здесь „мы“! Тебе нет до всего этого дела!
— Лягуша, — негромко произнес Клейн.
Коули проводил на кладбище Поттерс Филд уже сотни покойников, завернутых в пластмассовые мешки. Клейн понимал, что причина переживаний негра отнюдь не в смерти Гарви. Понимал это и сам Коули. Глубоко вздохнув, он выпустил воздух через раздувшиеся ноздри.
— Извини, кореш, — сказал он.
— Ладно, пустяки, — ответил Клейн.
Коули натянул край простыни на лицо покойника и, выпрямившись, посмотрел вдоль прохода на Джимпа Коттона так, что волоски на шее Клейна встали дыбом. Коттон съежился на своем матрасе. Клейн заметил здоровенный синяк, расплывшийся по всей левой стороне его лица.
— Я ничего не делал!
Голос Коттона срывался от страха. Коули медленно двинулся к нему. Клейн быстро обошел койку и встал на его пути.
— Лягуша! — сказал он.
Взгляд Коули еще добрых десять секунд был прикован к Коттону. Тот корчился, тиская в руках простыню.
— Я ничего не делал! Скажи им, Уилсон!
Коули посмотрел на Клейна и сказал достаточно громко, чтобы его слышал Коттон:
— Я давеча собирался отослать Джимпа обратно в камеру. — Негр снова перевел многообещающий взгляд на прячущуюся под простыней фигуру. — Но теперь решил, что ему стоит еще ненадолго задержаться.
Коули протолкнулся мимо Клейна к выходу. Глядя вслед, Рей обратил внимание на Робена Уилсона. Боксер, один из очень немногих в тюрьме, обладал нормальной психикой. В эту минуту Клейн не мог бы с полной уверенностью сказать того же о себе, так что ему не помешает перекинуться с Уилсоном словом-другим. Доктор подошел к боксеру.
— Со стороны казалось, что Гарви просто спит, док: я ничем не мог помочь.
— Да, его дни были сочтены, — ответил Клейн. — Так что не терзайся. Как твое пузо?
Уилсон неловко пожал плечами:
— Вроде все нормально.
— Дай-ка взглянуть.
Клейн присел на краешек койки. Две недели назад Уилсон чуть не погиб в карцере. Кто-то при невыясненных обстоятельствах нанес ему слева сзади, в область девятого и десятого ребер, сильный удар, разорвавший боксеру селезенку. Открылось внутреннее кровотечение, и в брюшную полость ушло примерно два литра крови; все это время Уилсон лежал на полу камеры и звал на помощь. В ту ночь дежурил капитан Клетус, который, несмотря на свою заслуженную репутацию профессиональной скотины, все же мог отличить умирающего от симулянта и вызвал к Уилсону Клейна. Клейн, не обнаружив у раненого абсолютно никакого кровяного давления и насчитав пульс свыше шестидесяти ударов в минуту, загнал в подключичную вену Уилсона иглу капельницы и перекачал в него два полных мешочка физраствора, чтобы тот дотянул до приезда „скорой помощи“. Через три дня, получив двенадцать единиц новой крови и вследствие экстренной операции лишившись селезенки, Уилсон был переведен из городской больницы обратно в „Зеленую Речку“.
