Какого хрена, спросил он себя, нашла Девлин в таком придурке, как он? В таком потасканном подонке и осужденном насильнике? Да, унизительно, но факт: Клейн боится свободы… Впервые с тех пор, как Клейн бросил курить, ему отчаянно захотелось затянуться.
Внезапно перед ним выросла массивная туша Эрла Коули с охапкой простынь и наволочек. Негр кисло посмотрел на врача:
— Там тебя Девлин ждет в кабинете.
— А я и не знал, что она сегодня придет, — удивился Клейн.
— Это сюрприз. Говорит, что хочет показать тебе нечто выдающееся. Свою письку, наверное; по-моему, у этой сучки началась течка.
Слова Коули покоробили его.
С самых первых дней появления Девлин в лазарете язык Коули стал еще грязнее. Клейн никогда раньше не задумывался над причинами этого. Да в этом и не было нужды: видно, Девлин просто постоянно напоминал Коули, кем был когда-то Клейн и кто сейчас она: белый человек с будущим. Сегодня будущее обозначилось и для Клейна, что Коули легко прочитал на его лице.
Когда Клейн только-только начинал работать здесь, Коули сразу посоветовал ему никогда не заводить в „Речке“ друзей. Дружба была роскошью, а роскошь влечет за собой мучения, рано или поздно все равно придется расстаться. Сейчас боль светилась в желтых глазах Коули. Негр прошел мимо Клейна и ступил на лестницу.
— Лягуша! — окликнул его Клейн.
Коули остановился, но не обернулся. Клейн колебался: ему казалось, что сейчас он вгонит в эту широченную спинищу острый нож. Он сглотнул.
— Они отпускают меня, — сказал он. — Завтра в полдень.
Коули так и не обернулся; его массивные плечи медленно приподнялись и снова упали.
— Только не жди от меня поздравлений.
— Я и не жду, — ответил Клейн.
Повисло неловкое молчание. Затем Коули взглянул через плечо; его голос подрагивал:
— Парни привыкли платить мне за работу. У меня здесь работа халявная. А за эти дни одно мытье полов обошлось мне в три упаковки валиума.
— Я заплатил тебе, Лягуша, — сказал Клейн.
Коули моргнул и покачал головой:
— Может, ты заплатил мне даже слишком много.
У Клейна сжалось сердце: ему очень хотелось сказать негру прямо здесь, сейчас, многое, что он знал, но никогда не произносил вслух: слушай, парень, ты — терапевт от Бога! Да я горжусь тем, что хожу с тобой по одной земле! Ты великий человек и великий лекарь. И великий друг… Мне страшно жаль, что ты не выйдешь завтра отсюда вместе со мной, но я ничего не могу поделать. И мне очень жаль, мать твою растак, что ты мой самый близкий друг, и с этим я тоже ничего не могу поделать; а если бы и мог, то не стал бы, даже если тебе это не нравится. Слышишь меня, толстая харя?..
Эти слова отдавались в голове Клейна, но застряли где-то в груди. Он почувствовал себя идиотом.
— Я подойду минут через десять.
Коули фыркнул и исчез за поворотом лестницы.
Клейн треснул ладонью по стене: черт возьми все это заведение и его вместе с ним!.. Оттолкнувшись от стены, он направился к кабинету. Хрен с ним. Он выходит отсюда, а злость испытывать легче, чем боль. Плевать на все. А почему нет? Через двадцать четыре часа все, включая и Коули, станет только неприятным воспоминанием. И все-таки Клейна коробило от чувства горечи и вины. Распахнув дверь в кабинет, он сразу увидел Джульетту Девлин.
И мысленно отступил назад.
Девлин стояла спиной к нему, облокотившись на стол, и, оттопырив попу, листала медицинский журнал по неврологии. Между пальцами ее руки дымилась сигаретка „Уинстон Лайт“. Клейну всегда нравились курящие женщины — курение отбрасывало некую тень на их Богом данное совершенство, и Рей мог терпимее относиться к своим собственным многочисленным и разнообразным недостаткам. А в отношении Девлин эта плохая привычка имела большое значение, поскольку, по мнению Клейна, ее совершенство было абсолютным. Она была высокая, а ноги росли из шеи, что нравилось Клейну еще больше, чем пристрастие девушки к „Уинстон“. К тому же у нее были небольшие, крепенькие на вид груди, — во всяком случае, Рей на это надеялся, поскольку до сих пор не представилась возможность увидеть их в натуре. Но, главное — крутенькая, мускулистая попочка и трехсантиметровая щелочка вверху между бедрами. Созерцание ее привело Клейна в такое состояние, что он возжелал провалиться сквозь землю. К тому же у Девлин потрясающе варил котелок. Это тоже нравилось Клейну, хотя ни на йоту не облегчало его теперешнего состояния.
Девушка повернула голову и взглянула на Клейна: длинная шея, правильные черты лица, карие глаза, которые не дрогнули, встретившись с ним взглядом… Короткая стрижка, придававшая ей вид хулиганистого мальчишки, была последним пятнадцатисантиметровым гвоздем, вбитым в ручки и ножки безнадежной страсти Клейна.
Мощная волна ощущений сплавила нервные окончания Клейна в единое целое, но в следующее мгновение рефлексы, произраставшие из суровой программы выживания, подавили неуместное желание и затолкали его, вопящее и брыкающееся, в самый дальний уголок подсознания.
Увидев лицо доктора, Девлин выпрямилась и повернулась.
— Что-нибудь не так? — спросила она.
Клейн медленно попытался обуздать себя — еще один аспект его сложных отношений с женщинами: ему всегда казалось, что догадайся они хоть на миг о бурлящем содержимом в его голове, немедленно бы припустили прочь, взывая к полиции о помощи. И это для него не шутки. Он понимал, что по отношению к Девлин подобные опасения излишни. Она производила впечатление человека, знавшего жизнь не только с парадной стороны, но старые привычки умирают не скоро.
— У Коули сегодня плохой день, — сказал он.
— Ничего, переживет, — ответила Девлин.
Ответ рассердил доктора. Кажется, он был услышан в том самом изолированном уголке подсознания.
— Переживет? — переспросил Клейн. — Все мы до поры до времени переживем. Если есть ради чего жить.
Девлин посмотрела на него:
— А вы ради чего живете?
— Не знаю, — признался Клейн. — Поэтому у меня сегодня день тоже не фонтан.
На лице Девлин отразился испуг:
— Комиссия отказала вам в освобождении?
Клейн и не знал, что она в курсе дела. Наверное, Коули сказал…
— Нет, — ответил он. — Завтра я могу уходить. В полдень.
Девлин расплылась в улыбке.
— Но это же здорово! Разве нет?
Клейн разозлился на себя оттого, что девушка, похоже, радовалась больше, чем он сам. Бессмыслица какая-то.
— Ага, еще бы, — согласился он.
— А почему вы не предупредили меня о заседании комиссии?
Клейн пожал плечами:
— Да я как-то не подумал, что это вас касается.
Щеки Девлин вспыхнули.
Клейн торопливо добавил:
— Я имею в виду, что хотел держать это при себе.
— Но почему?
До сих пор Клейн над этим не задумывался, но сейчас не замедлил с ответом:
— Потому что вы пожелали бы мне удачи, и переживали бы за меня, и надеялись, а мне дали бы от ворот поворот, тогда пришлось бы делать вид, что для меня это не такой уж сильный удар.
Повисло молчание: Девлин вникала в смысл сказанного.
— Ерунда, — сказала она наконец.
— Возможно.
Девлин отвела руку с зажатой между пальцами сигаретой ладонью вверх:
— Я могла бы написать вам рекомендацию, чем-то помочь…
— Знаю, — сказал Клейн.
Именно такой сцены он и старался избежать, не сообщая Девлин о предстоящем заседании комиссии.
— Я не хотел вашей помощи.
Лицо Девлин снова залилось краской. Она окатила Клейна долгим твердым взглядом и затянулась сигаретой. К своему удивлению, Клейн почувствовал, что на комбинацию высоких скул, сложенных колечком губ и твердого взгляда его мужское естество незаметно ответило неудержимой эрекцией.
Девлин выдохнула облако дыма.
— Знаете, Клейн, — произнесла она, — иногда мне кажется, что вы не совсем уж конченый человек.
Так: кажется, он ее разозлил. Ладно, по крайней мере не придется заботиться о том, как вести себя с ней там, в большом мире. Ему все равно нужно было побыть одному, а она за неделю доведет его до истощения. Но тут же он мысленно согласился быть доведенным до истощения именно Девлин. А та невозмутимо раздавила в пепельнице окурок и продолжала:
— Вы умны, образованы и иногда способны меня развеселить, что в подобном месте само по себе является немалым достижением.
— Вот спасибочки, мисс Девлин, — сказал Клейн.
Девлин по-прежнему без улыбки пересекла комнату и приблизилась, Клейн с трудом устоял на месте.
— Иногда, — продолжала Девлин, — я даже подумывала, как было бы здорово вам отсосать.
Перед глазами Клейна все поплыло. Он моргнул и, отчаянно надеясь устоять, постарался сохранить подобающее выражение лица, по его мнению, мужчине, достойно принимающему известие о том, что очаровательная женщина хочет ему отсосать.
