— Это была чисто деловая встреча, не так ли, Фаддей Львович? — как школьнику у доски, подсказал клиенту Бронштейн.
Самсонов крякнул и кивнул.
— Поясните, — не отцепился Злобин.
— Ну, сказали уже, по делам заскочил.
— Если верить документу, деловые отношения ваши неделю назад были прерваны. — Злобин пальцем через плечо указал на сейф.
— Ну, мы нового, само собой, ничего не мутили, — нашелся Самсонов. — Так, спросил, есть ли претензии. Покалякали. Над дефолтом похохотали. И я уехал.
— Вы присутствовали на встрече? — обратился Злобин к Шевцову.
— Нет, — ровным голосом ответил он. — Сопроводил шефа до дверей и остался ждать.
Самсонова будто сзади треснули кулаком по затылку.
— Подтверждаете, свидетель? — обратился к нему Злобин.
— Да, — выдавил Самсонов.
«Вот и сделали из тебя нарезку, Хрюн, — мысленно съязвил Злобин. — Жаль, что не я».
— Как вел себя Мещеряков? Ничего подозрительного?
— Он чумной какой-то был. Будто всю ночь гулял.
«А в протоколе осмотра трупа написано, что чисто выбрит и голова помыта шампунем», — подумал Злобин, согласно кивая.
— Почему в показаниях, данных следователю Шаповалову, вы умолчали о том, что были последним, кто видел Мещерякова живым?
— Маленькое уточнение, господин следователь, — встрял адвокат. — Последними его видели те, кто находился во дворе, когда он свесился с подоконника.
— Очень существенное замечание, Иосиф Давидович. Исправляюсь. Вы, свидетель, вообще не упомянули о том, что видели Мещерякова в день его смерти. — Злобин развернул папку к Самсонову. — Вот ваши показания. Читать будете?
Самсонов сидел неподвижно, руки безжизненно лежали на коленях, как у статуй фараонов.
— Вы меня слышите, свидетель? — окликнул его Злобин.
— Да, — очнулся Самсонов. — Не заявил не из желания ввести в заблуждение следствие. Посчитал, что ничего существенного они не добавят. Ну, был Мещеряков с большим прибабахом, захотелось ему в окно сигануть, кто в этом виноват? А у меня важные переговоры шли. С испанцами. Как на меня партнеры смотрели бы, если б меня через раз в прокуратуру тягать начали! Вот освободился — и к вашим услугам. По первому зову явился.
— Да, прошу отметить, — влез адвокат. — Мой клиент дал все исчерпывающие показания и в дальнейшем обязуется сотрудничать со следствием. Как законопослушный гражданин нашей страны. — Он посмотрел на шефа так, словно тот был обязан тут же выдать ему премию в размере тройного оклада.
— Предъявить вам все равно нечего? — В Самсонове сквозь броню финансиста вдруг проклюнулся фарцовщик, доставленный в отделение.
— А я вызывал вас не для предъявления обвинения, Фаддей Львович, — возразил Злобин. — Просто хотелось прояснить некоторые детали. На сегодня — все.
Злобин вскользь глянул на Шевцова. Теперь точно разглядел, что в глазах охранника, вперившегося в затылок шефа, отсвечивает холодная бритвенная сталь.
Глава девятая. «Господь, храни моих друзей!»
Ланселот
Злобин пил горячий кофе и щурился от удовольствия, вспоминая только что закончившийся допрос.
Вопросов после него осталась масса, но Злобина интересовал лишь один: кто кого держит на крючке — Самсонов охранника или Шевцов шефа.
В самое ближайшее время вопрос мог проясниться весьма кардинальным образом. Либо Самсонов отправит малой скоростью вниз по Москве-реке охранника, фактически подставившего его прокуратуре, либо Шевцов всадит что-нибудь острое в поросячий бок шефа. Без трупа тут не обойдется, понимал Злобин, не те нынче нравы. А два трупа — это уже цепочка. Из которой легко сковать цепь для этапника.
Дверь без стука распахнулась, и на пороге возник сам Григорий Валерианович Груздь. По-хозяйски вошел в кабинет.
— Андрей Ильич, смотрю, совсем обжился. Может, останешься?
— Как начальство прикажет. — Злобин отставил чашку.
Стулья и кресла явно не подходили к размерам Груздя, и он, повозившись, устроил зад на рабочем столе отсутствующего Коли.
— А где этот орелик? — спросил он, указав на пустующее кресло.
— На выезде. Двойное убийство. Вохровцев положили.
— А, я уже в курсе. — Груздь продолжал держать на лице улыбку, но глазки буквально ели Злобина. — Вот в чем не в курсе, так это как у тебя дела. Продвигаются? Слыхал краем уха, ты уже допросы проводишь.
— Дело по Мещерякову принял к производству.
— Это для меня новость, — насупился Груздь.
— Постановление утвердил зам генерального, к нему все претензии.
— Но с твоей же подачи, Андрей Ильич.
Злобин кивнул и отхлебнул кофе. Сознательно не шел на контакт. Ни оправдываться, ни отчитываться в своих действиях не собирался. И Груздь это почувствовал.
— А хозяйство здесь — мое. Меня за него и спросят. Нехорошо так, Андрей Ильич. — Он укоризненно покачал головой. — Мог бы и поделиться информашкой. Вдруг какая недоработка всплыла? Мне за нее арбуз закатят. — Он шлепнул себя по внушительному заду. — А я и не буду знать за что.
— Напротив, Григорий Валерианович, можешь гордиться молодежью. Твой Валентин Шаповалов столько накопал, что я после него только крохи добираю.
— Даже так? — с сомнением протянул Груздь. — А мне докладывал, что дело плевое, закрывать его надо.
— Часа за два до отстранения? — как бы невзначай спросил Злобин.
— Да поболее! — махнул рукой Груздь. — Городские нагрянули в семь. А он у меня был около четырех. Вот так у нас. Вроде сам сажаешь, а не прошло и часа — как по твою душу пришли. «Трех часов», — мысленно поправил Злобин, но вслух ничего говорить не стал.
Молчание Злобина Груздя явно не веселило.
Он попробовал поиграть в молчанку, но быстро сдался.
— Пока я в суде, на трупах да на совещании был, новостей о Вальке не поступало?
— Нет.
— Не знаю, что и думать, — тяжко вздохнул Груздь. — Но розыск-то идет?
— Идет.
— Под твоим руководством. — Он попробовал сбить Злобина, намекнув на вероятную ответственность за ход и результаты розыска.
— Ознакомься, чтобы быть в курсе. — Злобин протянул Груздю бланк.
«Я, Злобин А.И., прокурор третьего отдела Управления Генпрокуратуры по надзору за исполнением законов в органах предварительного следствия прокуратуры, в соответствии со статьей 126 УПК РФ установил, что 15 сентября 1998 года поступила информация об исчезновении Шаповалова В.С., следователя Останкинской прокуратуры, при обстоятельствах, дающих достаточное основание предполагать насильственную смерть, связанную с исполнением Шаповаловым своих служебных обязанностей… —
Груздь осекся. Сглотнул слюну и продолжил:
Постановил возбудить уголовное дело по признакам статьи 105 УК РФ, о чем сообщить и. о. прокурора Останкинской прокуратуры Груздю Г.В. Дело принять к своему производству».
— Это что? — Он потряс бланком.
— Постановление о возбуждении уголовного дела, — ответил Злобин.
— Это-то я вижу! А дальше — что? Злобин промолчал.
— Ну ты, Андрей Ильич, хоть поделись-то версиями, что ли. Надо же держать меня в курсе. На моей земле геройствуешь, в моих кабинетах кофе пьешь, свидетелей по моим делам тягаешь… А я как дуб. — Он постучал костяшками по столу. — Не по-людски это как-то. «Больно жидко разводишь», — подумал Злобин.
В дверь постучали.
— Разрешите? — Вошел фельдъегерь. — Мне к Злобину Андрею Ильичу.
— Это я. — Злобин отставил кружку, предъявил молодому лейтенанту корочки.
Тот сначала внимательно изучил удостоверение, сверил фотографию с внешностью Злобина, удовлетворенно кивнул. Раскрыл портфель, выложил на стол пакет.
— Вам. Распишитесь.
Злобин проставил закорючку в бланке «сопроводиловки», посмотрел адрес отправителя и сразу же вспорол плотную бумагу конверта. Внутри лежал один машинописный листок. Злобин пробежал текст глазами.
Графологическая экспертиза, которую он срочно заказал, подтверждала, что подпись Мещерякова на договоре, который передала ему Юлия Варавина, поддельная. Качественно выполненная подделка.
Злобин достал из сейфа большой конверт, плотно набитый бумагами, вложил в него полученный листок, сделал дополнительную запись в описи. Заклеил конверт и шлепнул сверху печать.
— Назад, пожалуйста. — Он протянул пакет фельдъегерю.
Тот дал на подпись новый сопроводительный лист, приштамповал его к конверту, сунул в портфель.
— До свидания, — не по уставу попрощался он, правда, коснувшись пальцами козырька фуражки.
Груздь наблюдал за всей процедурой, тяжело и сипло дыша. Едва фельдъегерь вышел, он спросил:
— Разбор полетов будет в УСБ — я правильно понял?
— Не мне решать. До окончания работы — никаких комментариев.
