— Ишь ты, а не сказала. Твой Стась сказал, а моя краля ни полслова…
— Бабы, они завсегда скрытные. Но я тебе как другу — держись за Василя, не пропадешь… А завтра — сбор проводников…
— Чертовы корни, переплутали стежку… Ты куда, Василь?
— В бункер не пойду, где-нибудь под кустом отосплюсь. Стась побаче — рука у него тяжелая. Предупреждал, чтоб до послезавтра ни капли в рот не брал. А после, говорил, погуляем…
Василь захрапел на полуслове. Добрую самогонку варит баба Кылына… Остап встал, пощупал голову — огнем горит. Непослушными руками попытался отряхнуть траву, листья, лесную труху. Штаны в грязи, на рубашке тоже грязь. В таком виде и ввалился к Марии.
— Добре погулял, — засмеялась Горлинка, всплеснув руками.
Остап, спотыкаясь на каждом слове, выложил то, что удалось узнать.
— Ложись спать, — приказала Мария. — У меня ложись, нечего в таком виде по лагерю шататься. Трудный завтра день будет…
— Ну что ж, этого следовало ожидать, — спокойно сказал Розум. — Стафийчук, ошеломленный внезапными событиями, вначале выпустил из своих рук инициативу. Теперь пришел в себя, предпринимает контрмеры. Операция подготовлена и может состояться хоть завтра, но Стафийчук что-то заподозрил и на всякий случай решил опередить события. У проводников он пользуется влиянием — наслышаны о его «подвигах». Выбор места сбора тоже не случайный: Джура — старый приятель Стася, вместе в берлинской «академии» обучались. Я знаю, что несколько дней назад Стась и Джура встречались у Скибы — зачепная хата тогда еще действовала. О чем говорили — неизвестно. Охраняли их Василь, Скиба и телохранитель Джуры. Но я тоже кое-что предпринял.
— Что именно? — спросила Горлинка.
— Сегодня сюда придут мои хлопцы. Трое.
— Мало.
— Больше нельзя. Придется рисковать.
Часа через полтора в люк бункера просунулась патлатая голова кого-то из бандеровцев. Он доложил: задержали троих типов, те говорят, что нужен им Розум. Пароль знают, а их никто не знает.
— Ведите, — распорядился Розум.
Вошли трое в сопровождении дозорных. Плечистые молодые парни. Гладко выбритые. В хромовых сапогах. Чем-то неуловимо похожие друг на друга. И еще на кого-то похожие. Мария пыталась вспомнить, напрягала память. Вспомнила: похожи на тех, кто маршировал при немцах в зондеркомандах. Такие же лощеные, сытые и туповатые. Щелкнули каблуками: «Слава героям!»
— Слава, слава… — прищурился усмешливо Розум. — Пароль!
Ответили. Розум приказал вернуть оружие. Они деловито затолкали короткие немецкие автоматы под спортивные пиджаки, пистолеты в карманы.
— Откуда, хлопцы? — спросил дозорный, пока Мария и Розум совещались.
— А оттуда… — Один из троих ткнул пальцем в пространство и загоготал своей, как ему показалось, удачной шутке…
— Да, школа… — завистливо вздохнул дозорный, приглядываясь к хромовым сапогам пришельцев. — Эти наведут порядок…
— Надежные? — спросила Горлинка.
— Эта троица побывала в таких передрягах — в дурном сне не привидится. Ахнешь. Я вот все думаю: сколько у Украины верных, мужественных сынов, и никто о них не знает. Приходится — падают мертвыми, приходится — в огонь идут. Во имя чего? Ради Украины и народа ее.
— Придет время — люди о них узнают и гордиться будут. Ничего не забывается, Розум. И о вас узнают. Стану я опять учительницей, войду в класс и просто скажу: «Сегодня, дети, я расскажу вам о том, как боролись и побеждали лучшие сыны народа нашего…»
Розум смущенно усмехнулся. Не так уж и далеко до того времени, а пока…
— Эй, кто там! Остапа Блакытного сюда!
Остап неторопливо влез в бункер.
— Ну-ка закрой люк, — попросил его Розум. — Вот так-то лучше. Береженого бог бережет. Есть у нас с Горлинкой тебе важное задание, Остап. Готов его выполнить?
— Все, что угодно! — горячо блеснул глазами Блакытный.
— Пойдешь к памятнику панским музыкантам. Пойдешь так, чтобы ни одна собака твой след не унюхала. А выследят — стреляй, уходи куда угодно, но живым в руки не попадайся. Больше всего наших, из провода, стерегись. Тебя попытаются выследить, потому что я сам приказал не спускать глаз с каждого, кто уходит отсюда. Сможешь уйти незаметно?
Блакытный прикинул что-то в уме, коротко ответил:
— Смогу.
— И я думаю, что сможешь, — удовлетворенно кивнул Розум. — У памятника тебя будет ждать человек. Кто бы он ни был, не удивляйся. Покажешь ему вот это, — Розум протянул Остапу кленовую сопилку без мундштука. — Мундштук у него. Он еще тебя спросит: «А играешь ли ты, хлопче, на сопилке?» Ответишь: «Нет, только учусь». Запомни: слова должны стоять именно в таком порядке — иначе тебе не поверят. После этого скажешь ему: «Погода изменилась. Буря будет завтра». Если же он начнет расспрашивать, скажи, что ничего больше не знаешь. Ясно?
Остап слово в слово повторил услышанное, спросил:
— Значит, я должен оставить Марию? Мало ли что может случиться…
— Поверь, не меньше тебя беспокоюсь. Но от того, как ты выполнишь только что полученное задание, зависит жизнь десятков людей…
Остап ушел.
— И нам пора собираться, — сказал Розум. — До Джуры километров двадцать, как раз поспеем к началу.
Он надел старенький ватник, проверил пистолет, снял со стены автомат. Мария тоже осмотрела оружие. Чуть в стороне от люка на траве сидели трое вновь прибывших. Они были готовы в дорогу.
Мария хотела пристроиться вслед за Розумом, но один из хлопцев, старший, наверное, опередил ее, и она оказалась за его спиной. Двое других шагали сзади, метрах в пятнадцати.
Прошли километра три по густому березняку. Один из тех, что шли сзади, вдруг бесшумно свалился под куст. Через несколько секунд послышались возня, звонкий удар и равнодушное напутствие: «Если еще вздумаешь вынюхивать, подвешу на осине». Хлопец догнал их и пристроился следом. Так они и шли — не разговаривая, чутко прислушиваясь к каждому шороху, автоматы под локтями на ремнях. За весь длинный путь Розум только один раз сделал короткий привал. Легли на траву — голова к голове, — и он тихо объяснил хлопцам:
— У этого дома три окна. Мы войдем все вместе. Как только войдем — становитесь к окнам, но так, чтобы вам не могли стрелять в спину со двора. Будет там четверо, хозяин пятый да еще четверо телохранителей, итого девять. Никого не трогать, нам нужен один Стась. Но в случае чего — стрелять без команды. Наверняка выставлен пост из телохранителей. Те, что будут в кухне, нас не интересуют — без приказа своих проводников за оружие не возьмутся. А вот тех, что на подворье караулят, придется вязать — нам очень важно появиться перед Стасем и проводниками внезапно…
К зачепной хате подошли, когда уже стемнело. Мария бывала здесь раньше, еще в дни рейсов по селам и хуторам, и сейчас она безошибочно вывела свою группу к тыну из жердей. Залегли, долго прислушивались к неясным звукам, долетавшим от хаты. Окна хаты были плотно задернуты занавесками, они не пропускали света. На подворье тоже было тихо. Наконец откуда-то сбоку, от стога сена послышался тихий говор:
— Курить хочется…
— Так закури.
— Тютюн оставил в хате.
— На, возьми мой.
Двое хлопцев отделились от группы и поползли под забором на голоса. Вернулись быстро, и Розум, увидев их, встал и, не таясь, пошел к хате. Он пропустил Марию вперед: «Теперь твоя очередь. Дверь открывай резко, но так, чтобы свет не ослепил». Мария набрала в легкие побольше воздуха, чуть задержала дыхание — верный способ сбить нервную дрожь, — вошла в сени, подождала, пока и остальные перешагнули порожек, рванула дверь:
— Слава героям!
Проводники сидели за столом, слушали Стася, вышагивавшего по комнате. Он остановился как громом пораженный, увидев Марию, запнулся на полуслове. На столе стояли глечики с молоком, ломтями нарезанный хлеб. Отсутствие самогона свидетельствовало, что разговор шел серьезный. Краем глаза Мария видела, как за ее спиной неторопливо, но достаточно быстро прошли хлопцы Розума и встали у окон.
— Ну, что же не отвечаете на приветствие, боевые друзья и товарищи? — спросила она ласково и доброжелательно.
— Откуда вы взялись? — выдавил, наконец, из себя Стась.
— Прибыли по вашему приглашению, Ярмаш, по вашему, — зловеще проговорила Горлинка.
Проводники, люди все опытные, догадались, что Стась втянул их в какую-то игру, затеянную без ведома и за спиной у Розума и Горлинки. Это были атаманчики, признававшие только силу. А сила эта была на стороне Розума. И не только в виде трех молодцов с автоматами. Розум представлял грозную СБ, бандеровскую службу безопасности, у которой суд всегда был скорым и безжалостным — к стенке, на жердь. Рядом с Розумом стояла Горлинка — эмиссар с чрезвычайными полномочиями.
