На более или менее светлом месте два боксера-тяжеловеса продавали сосиски с кетчупом и пиво. Около них клубилась небольшая очередь. Воняло туалетом.
«Тут будет не просто, — отметил Ник. — Но сдюжим…»
Он выбрал местечко у лотка с газетами, откуда большая часть перехода просматривалась довольно хорошо, прикинул, как бежать к машине, проделал этот путь не торопясь, но поглядывая на часы: полторы минуты…
«Много, очень много… Но бежать нельзя ни в коем случае, все всполошатся, начнется сутолока… Просто быстро, по-деловому идти. Сэкономлю секунд пятнадцать, но все равно много…»
Он попытался найти столь же удобное место поближе к стоянке, но поиски успехом не увенчались. Там, правда, висел рядок телефонов-автоматов, из которых один по недоразумению работал. К нему стояла очередь человек в семь — удобно, но видно внутренность «трубы» хуже. Ник отметил место, как возможное и запасное.
Выйдя под солнышко, он присмотрел хорошенький проходной двор, на тот случай, если по какой-то причине машиной воспользоваться не удастся или его будут ждать. А ведь могли и ждать. Если жирдяй из кафе решил его заложить, то ждать станут непременно и, скорее всего, именно тут. И как раз сегодня вечером, поэтому проходной дворик казался совершенно не лишним.
Особенно кстати в нем были сложены штабеля ящиков. Проходя, Ник тронул их рукой, те качнулись.
Если придется бежать, то этими ящиками всю погоню можно завалить. Пока они через них перелезут, Ника и след простынет. Очень ему дворик понравился. Милый такой, с чахлыми деревцами, с детской площадочкой, на которой в этот ранний час уже распивали граждане.
Ник еще раз окинул взглядом площадь и неспеша направился обратно в гостиницу: обедать.
* * *
Было около часа дня, когда Ник, стараясь не привлекать к себе ничьего внимания, прошел в подъезд Пашиного дома.
Немного поковырявшись, он все-таки открыл хлипенький замок его квартиры и прошел внутрь.
Квартира без Паши казалась значительно просторней, но зато в ней явственней ощущался запах какой-то неустроенности, отсутствия уюта, а привычный отечественный бедлам так и лез в глаза. Шкаф с отвислыми незакрывающимися дверцами, валяющиеся тут и там на полу заготовки для заклепок и кнопок. В углу собралась немаленькая стопа старых газет. Шторы, задернутые в этот солнечный день, обнаруживали на просвет какие-то потеки и пятна. Продавленый диван, накрытый грязноватой тряпкой, местами обтрепанной, местами засаленной — во всем этом было такое щемящее запустение… Квартирка напоминала заскорузлые башмаки потомственного бомжа: еще вместе с самим бомжем они как-то смотрятся, составляя единое стилистическое целое, но отдельно, снятые, выглядят уже не ботинками.
Заметнее стали какие-то кислые затхлые запахи, тишина вокруг поскрипывала, булькала трубами, шуршала. Узенький солнечный лучик прошивал комнату насквозь, и в нем лениво переваливались крупные яркие пылинки.
Ник постоял немного в прихожей, как бы решая, с чего начать и борясь с чувством безысходности. Непонятно почему, но очутившись в этой квартире, пустой и к нему совершенно безразличной, он ощутил острую тоску и множество нехороших предчувствий. Казалось ему, что квартира от Паши отдыхает и живет своей жизнью, словно больше Пашу внутрь себя не пустит, а его, Ника, чтобы тоже не мешал, спасать в случае чего тоже не будет, выдаст… Не крепость это. Потому что не его, Ника, дом. Да и вообще какой-то ничей не дом. Предательством веяло отовсюду. Предательством и недоброжелательностью.
— Распустилась без Пашки? — вслух спросил Ник у квартирки. Это, конечно, была слабость, но от звука собственного голоса нехорошие предчувствия немного отступили. — Смотри у меня, нажалуюсь, он тебе даст по почкам… Своих не узнаешь. Да и чужих тоже.
Квартирка притаилась, видимо напугавшись. Знала, что крут Паша. Разнесет, не пожалеет.
Заметив перемену в настроении квартирки, Ник удовлетворенно кивнул головой и прикинул, как действовать дальше.
Дел было немного, но упустить ничего было нельзя.
Ник начал с того, что разделся и, ступая босыми ногами по холодным кафельным плиткам, прошел в ванную, где старательно смыл хозяйственным мылом запах своего одеколона и дезодоранта. Затем немного разлохматил перед зеркалом прическу, захватил с полочки перед мутным зеркалом опасную бритву, поставил туда одеколон: возвращаться в отель с запахом мыла нельзя. А бритва должна была пригодиться: он ее приметил еще пару дней назад и положил на нее глаз, заметив, что Паша бреется не ею, а электрическим «Харьковым».
Ник вышел обратно в комнату, где распотрошил бумажный сверток с блеклыми надписями «УНИВЕРМАГ» и достал оттуда заблаговременно приобретенное русское белье и носки.
Сначала он поддался брезгливости и попытался надеть белье ни до чего не дотрагиваясь: повсюду мерещились ему тараканы или, хуже того, вши.
Вшей Ник ненавидел. Даже в Афганистане, где они были практически у всех, он безжалостно от них избавлялся, вместо дезодоранта брызгаясь раз в неделю «Дихлофосом». Тараканов тоже терпеть не мог. Пауков не выносил. К мухам испытывал брезгливость.
Как-то раз даже в энциклопедии вычитал, что страхи эти называются ксенофобией — ужасом перед инородным.
Но какое же это инородное? Ник, славно проснувшись, посмотрел на себя со стороны: чистенький американец не желает загрязнить себя, собираясь немного покопаться в здешней грязи, чуточку эту грязь почистить, но остаться в стороне от вшей, тараканов и мух, потому что они такие неприятные.
«Только без Достоевского, — одернул себя Ник. — Времени мало».
Ник спокойно сел на диван, натянул на себя белье, которое при ближайшем рассмотрении оказалось бельгийским, и стал надевать вчерашние шмотки.
Заложил ли его хозяин кафе? От ответа на этот вопрос должно зависеть его поведение. Если все чисто, то особенно дергаться пока не следует. Но даже если его и ждут, беспокоиться нечего. Он еще очень далеко, не считается опасным, не примелькался.
Как в детской игре «горячо-холодно», Ник пока находился в «холодной» зоне, а значит — практически безопасной. Ситуация изменится, когда станет, «горячо». Вот тогда от него потребуется вся его изобретательность и хитрость. Ну, до этого еще много, времени. Может, целые сутки. А может, если не повезет, и все двое. Хорошо, что дата вылета фиксирована: игра пойдет не
постепенно, а этаким «блицем». Причем противник еще не знает, что с ним играют блиц — пока раскачается, пока приготовится, пока поймет, что к чему…
«Все преимущества пока на моей стороне, — с удовольствием отметил Ник — А раз так, то вперед, красноармеец, пора знакомиться с материальной частью.»
— Ну, жди меня, — велел он квартире и та обреченно согласилась.
На всякий случай, Ник оставил в ванной гореть свет, взял ключи от машины и вышел из квартиры. Из замка ключ вынимался, только если его немного повернуть. Чисто машинально Ник это отметил и, вынув ключ, поправил головку, чтобы стояла строго вертикально. В подъезде никого не было и он спокойно спустился во двор.
«Запорожец» изнутри он никогда не видел. И радости от знакомства не испытал.
На руле залихватскими ушами торчали никелированные ручки, убогость приборной доски поражала. Кресло практически не двигалось. Мало того, в машине не было пристяжного ремня.
Это Ника удивило больше всего. За езду без ремня в Америке запросто могли наложить такой штраф, что в эту сумму укладывалось пять таких машин. А то и лишить прав, что вообще близко к краху всей жизни.
Однако, поколебавшись, Ник решил, что раз ремня нет, можно и не пристегиваться. Все равно он без документов, так что в случае чего неприятностей не избежать! Только эти неприятности самые скромные по сравнению с остальными.
Он вставил ключ в замок и, с замеранием сердца, включил стартер. Тот весело застрекотал, но мотор так и не завелся.
«Ничего, — подумал Ник. — Это бывает. Надо просто чуточку подождать и попробовать снова.»
Он закурил и взглянул на часы. Была половина второго. Полчала на дорогу, но надо еще поездить, привыкнуть к движению, научиться пользоваться ручными педалями… И не опоздать к четырем.
— Ну, давай, родной, — вслух попросил он машину. — Я потом тебя подрегулирую, а сейчас не томи. Поехали, а?
Он дернул стартер, и машина, словно откликнувшись на просьбу, завелась.
Нику сразу заложило уши, и в нос ударил явственный запах бензина. На машине, в салоне которой пахнет бензином, ездить нельзя, она может загореться.
Но если надо, то можно и на такой машине.
Ник медленно выжал рукой сцепление, поддал газу и «Запорожец» на удивление легко тронулся с места. Тут надо было держать ухо востро: крутить руль, пока жмешь на газ, не так-то просто так что за удачное начало можно было считать невстречу с липой, что росла на тротуаре.
