Сергей Самаров - На войне как на войне

Крутоплечий мужчина как раз достал из подмышечной кобуры капитана пистолет. При хорошей подготовке он мог бы успеть отброситься на спину в угол тамбура и выстрелить в меня. Но при этом он должен быть уверен, что патрон в пистолете дослан в патронник. А снять предохранитель — это недолго. Однако у меня тоже хорошая подготовка. Должно быть, несколько лучшая. И я без сомнений воспользовался тем, что мужчина стоит нагнувшись — ударил сразу с шага ногой в челюсть. Этого удара хватило. Конечно же, я не убил его, но перелом челюсти должен быть сложным. Громила рухнул прямо на капитана, только что открывшего глаза. И не совсем еще понимающего спьяну, что произошло.

Я поднял пистолет.

— Как здоровье, капитан?

Но дожидаться ответа не стал. Отбросил незнакомца на спину, уверенный, что он не сразу придет себя, и достал из кобуры его пистолет.

Югов поднялся.

Я проверил карманы. И нашел удостоверение.

Майор ФСБ Мороз. Вот так ситуация. Что-то не поделили два фээсбэшника, а я влез по незнанию. Может, у них из-за женщины конфликт. И Мороз собрался выбросить Югова из поезда как более удачливого соперника. Может, зарплату не поделили. И вообще может быть что угодно. И мне следовало бы оставаться в стороне. Но раз влез в ситуацию, следует продолжать.

— Рассказывай.

— Я тебя искал... — У капитана испуганные глаза. Нельзя с такими глазами заниматься деятельностью, которая требует хладнокровия. То бишь оперативной работой. Кроме того, эта деятельность непременно требует трезвой головы. — Предупредить насчет него...

Он кивнул в сторону майора, который глаз не открыл, но уже поднял руку и взялся ею за челюсть.

— О чем предупредить?

— Михал Михалыч послал. Предупредить, что генерал в Москву улетел после твоего выступления по телевидению, а этого майора поездом отправил... Тебя искать...

— Какой генерал?

— Легкоступов. Из Москвы. Они тебя «ведут».

— А ты с Труповозом работаешь?

— С кем?

Я забыл, что эту кличку придумал сам для внутреннего пользования. Другие ее не знают. Но Югов сообразил. Должно быть, после полученного удара он почти протрезвел. Или от испуга протрезвел.

— Что с ним делать? — спросил, показывая на майора. — Теперь он меня сдаст.

— Мне следует тебе объяснить, что в таких случаях делают? — Я посмотрел на него с откровенным презрением. Не люблю людей, которые в критический момент заплакать готовы. Более того, рассчитывают, что другие за них будут выполнять их законную работу.

— Я не могу... — у Югова задрожали губы.

— А мне это совсем не надо.

Майор открыл глаза. Но еще, кажется, не все видит. И ничего не понимает. Однако ему вообще ни к чему видеть нас с капитаном вместе. Только кто может дать гарантию, что он не увидел? Я без размаха ударил Мороза по голове рукояткой его же пистолета.

— Дальше — твоя работа. И быстрее. Кто-то может пройти. Хочешь «засветиться»?

— Я не могу...

Я достал из кармана связку и отстегнул железнодорожный стандартный ключ — он у меня всегда с собой в поездке. Сунул капитану в дрожащую руку. Отдал и пистолет майора, предварительно протерев носовым платком. А сам шагнул в проход между вагонами. Но совсем не ушел. И услышал, как открывается наружная вагонная дверь. Потом коротко раздался выстрел, приглушенный стуком колес. Судя по звуку, стреляли в упор. Через десять секунд дверь захлопнулась.

Я вернулся в тамбур, чтобы проверить за капитаном чистоту места. Крови на полу не было. Но пистолет он все еще держит в руке. Дурак, не сообразил вытереть отпечатки и отправить вслед за хозяином. И оставил улику.

— Оружие спрячь, — посоветовал я. — И выходи на ближайшей же станции.

— Бумажник... — протянул он мне бумажник Мороза. Догадался достать из кармана.

Я раскрыл. Денег майор возит с собой непростительно много. Я вернул бумажник Югову.

— Может прокатить за ограбление. Возьми, грабитель, себе... Раскладывай ситуацию. Что случилось?

Теперь нам можно разговаривать спокойно. Если кто и пройдет, то единственное, на что обратит внимание, — разговаривают двое мужчин. И даже не курят, потому что в служебных тамбурах курить запрещено.

— Легкоступов настучал на меня нашему генералу. За пьянку. Требовал отстранения меня от работы... — начал капитан. — Я вышел расстроенный. А тут как раз Захватов подвернулся. Поговорили. Я рассказал ему. На работу попросился...

Дальнейшее я мог представить и без рассказа. Если Труповоз почувствовал слабость в человеке, в котором нуждается, он не упустит случая придавить его.

Я отлично знаю все законы профессионального киллера. По этим законам и по логике так поганенько сложившейся ситуации Югова следовало бы ликвидировать. Никому такие свидетели не нужны, даже если они в ресторан за свой счет пригласят. Разве что захотят дать престарелому официанту раскладку, при которой ФСБ сует свой длинный нос туда, куда ей совать его не следует, — в дела военной разведки. В любом другом случае такие свидетели становятся в этой жизни людьми лишними. Тем более свидетели со слабостью характера. Но обстоятельства сложились в пользу капитана. Гибель двух сотрудников ФСБ в одном месте, да еще если учесть, что оба они разрабатывали один и тот же объект, то есть меня, едущего под чужим именем в этом же поезде, сразу наведет на след. Доказать что-то не смогут, но нервы потрепят основательно. Особенно если приплюсуют к делу запись моего разговора с Труповозом в его кабинете. «Жучок» я снял слишком поздно. Наверняка у них уже есть запись.

Пусть живет. Пока...

Охотников на такого редкого зверя, как капитан ФСБ, можно считать, уже бывший, найдется немало. Я не думаю, что Труповоз его выпустит. Или похоронит, или плотно загрузит работой на бюро ритуальных услуг. Ему такие информированные парни нужны. И квалификация у Югова, если ему пить не давать, несравненно выше всех остальных могильщиков из бюро. Хотя стреляет плоховато. Я же перед прощанием с капитаном поинтересовался:

— "Жучок" в кабинете Труповоза сработал?

— То есть? — засуетился он. Или надеялся, что я ничего о «жучках» не знаю?

— Наш разговор о Таманце был записан?

— Да.

— Пленку изъять можно?

— Пленку можно. Только запись в копии уже ушла в Москву. В отдел внутренних расследований. И в распечатке сдана в наш архив. Зарегистрирована. Даже если стереть в компьютере электронную версию, останется «бумажная». Такие вещи всегда дублируются.

— При чем здесь отдел внутренних расследований? Этим-то я зачем нужен?

— Им генерал Легкоступов нужен.

— Легкоступов «вел» с твоей помощью меня, а ты, в свою очередь, «вел» Легкоступова?

— Да.

— Интересно получается. Ладно. Живи... — напутствовал я его и ушел в свой вагон, взяв по дороге у проводницы стакан с чаем.

За столом в купе ужинала моя объемистая соседка. И я сел с краешку, чтобы не мешать. Через минуту капитан проковылял мимо открытой двери по коридору. Не заглянул. Хоть это сообразил. Я посмотрел ему вслед. Югов словно состарился. Плечи сгорбились, и походка ковыляющая. Давит на него психологическая нагрузка непомерно. Должно быть, он сталкивался со смертью не раз — такая уж служба. Но впервые сам держал в руках чужую жизнь. И ноша оказалась не по нему. Это случается со многими. Сначала тяжело. Потом у большинства проходит.

Соседка долго утоляла голод. Наконец устала жевать, взяла полотенце и ушла умываться. Я переоделся и, поскольку время уже было позднее, завалился спать, так и не допив свой чай. Слишком трудной была предыдущая ночь, чтобы меня мучила бессонница. Даже после сегодняшнего происшествия в тамбуре соседнего вагона я не занервничал. Это хорошо. Не будет голова болеть.

А проснулся рано утром от храпа соседки. Парни на верхних полках спали тихо. А она просто захлебывалась собственными звуками. Впечатление было такое, будто бегемоты на болоте в футбол играют. И под их мощными лапами грязь хлюпает.

Я настойчиво постучал по столу. Женщина проснулась. Храпеть перестала и сразу ощупала поясную сумку, которую даже на ночь не решилась снять и спрятать под полку, на которой спит — вдруг найдется тяжелоатлет-рекордсмен, так нежно ее поднимет, что она не проснется, и сумку стащит. Сумка оказалась на месте. Соседка успокоилась, подняла голову и посмотрела на дверь. Должно быть, подумала, что стук раздавался оттуда. Но повторно никто не постучал, она повернулась на бок и благополучно уснула.

Я уже выспался. Но остался лежать с закрытыми глазами, заново прогоняя перед собой всю картину предстоящего и вспоминая прошлое.

Поезд приходит на место в час дня. Остановиться мне есть где. Не придется тратить время на поиски безопасного жилья. Это уже легче. Поэтому сразу по приезде примусь за дела.

Работа в этот раз предстоит нелегкая. И я не зря запросил с Труповоза солидную сумму. Рассчитывать на простой ход не стоит. Не получится. Таманец давно ждет удара в свои ворота. В городе криминогенная обстановка сложная. Он у всех на виду или, по крайней мере, на слуху и потому очень себя бережет. И знает, что с ним постараются рассчитаться. Я хорошо помню свой двухмесячной давности приезд в город. Тогда трижды встречался с Таманцем лично. Он хотел контролировать все детали моей работы. Дал мне двух своих ребят, которые обеспечивали разведку. Толковые, надо сказать, парни. Оба Афган прошли, и нам было о чем поговорить, что вспомнить. Хорошо они помогли. У Труповоза таких нет.