– Многие сначала так делают, ты не исключение. Я подстраховался.
– Что такого ты сделал Хайновскому? Он не пожалел пяти тысяч долларов, чтобы я перезвонила ему, когда ты появишься.
– Ты позвонила?
– Нет.
– Зря, они меня и так высчитали возле твоего дома. Но хоть деньги взяла?
– Я не должна перед тобой отчитываться!
– А я перед тобой. Давай не будем о делах, есть куда более интересные занятия. – Рука Клима скользнула в разрез халата.
– Что ты делаешь? – Она словила ладонь Бондарева.
Сильная мужская рука скользнула глубже.
– Ничего. Пока еще ничего серьезного.
– Я не хочу. Ты познакомился со мной только потому, что я любовница Хайновского. Тебе был нужен он.
– Нет, ты была самой красивой женщиной на корабле. Жаль, что мне в тот раз пришлось быстро уйти.
– У меня тоже бывают дела. Я работаю, завтра мне нужно идти в офис. А благодаря тебе там появится кто-нибудь из его людей.
– Кстати, ты бывшая любовница олигарха. Нельзя же сохранить хорошие отношения, если человек дважды чуть не убил тебя.
– Тебе так хочется, чтобы я была бывшей?
– Сейчас мне этого хочется.
В кармане у Бондарева запиликал мобильник. Он тихо выругался:
– Черт.
Женщина выжидала.
– Извини, но случаются звонки, на которые приходится отвечать, – он наконец вытащил трубку странного вида, казалось, что она выточена из цельного куска титана, под сапфировым стеклом пробегали огненные линии, как на осциллографе. – Да!
В наушнике зазвучал голос помощника президента:
– Где вы сейчас?
– Я далеко от дома. Очень занят.
– Бросьте шутки, я же вижу квадрат, в котором вы находитесь. Самое большее, вы вышли за калитку.
– Это я в мыслях далеко, – усмехнулся Клим Владимирович, – и именно потому, что сильно занят.
– Почему вы ничего не сообщили Прохорову о Ладе Сельниковой?
– С ней что-то случилось?
– Вы из-за нее сегодня столкнулись с охраной олигарха. Ваш друг просил вас предостеречь, вы договаривались с ним, что больше не касаетесь этого дела, всем после вашего возвращения из Швейцарии занимается Прохоров. А теперь ее похитили.
– Неужели?
– Ее телохранителя, приставленного Хайновским, нашли на лестничной площадке без сознания. А женщину увезли в неизвестном направлении.
– Это Прохоров так доложил? – вздохнул Клим Владимирович, – ну конечно, он же этим делом занимается. С Ладой все в порядке, она уехала по собственному желанию.
– Вы уверены? – с сомнением спросил помощник.
– Более чем. Хотите с ней поговорить?
– Извините. Просто президент держит на контроле все, что касается Хайновского. Приходится докладывать. А тут после доклада я узнаю, что Прохоров пытается разыскать вас и вашу машину в связи с похищением любовницы олигарха. И одновременно вашу машину изо всех сил пытаются «пробить» люди Хайновского.
– Спасибо за предупреждение. Я сменю знаки.
Бондарев улыбнулся. Машина была зарегистрирована на вымышленного человека, и охране президента немедленно сообщали, если кто-то пытался выяснить, кому она принадлежит.
– Это еще не все. Президент приглашает вас послезавтра приехать к нему в загородную резиденцию на рыбалку.
– Вот это уже хорошая новость. А Прохоров пусть не беспокоится насчет судьбы бывшей любовницы Хайновского, с ней все в порядке.
Клим сунул трубку в карман.
– С кем это ты говорил обо мне? – удивилась Лада.
– С человеком, которому нельзя не ответить на звонок.
– Даже когда ты очень далеко? – Глаза Лады смеялись.
– Смотря как далеко. Еще бы немного, и я временно оказался бы для него вне зоны досягаемости. – Бондарев легко перешагнул невысокую спинку дивана.
Николай Порфирьев собрал охрану на том самом прогулочном корабле «Аэлита», где олигарх праздновал свой день рождения. Разговор предстоял серьезный, по душам. Кораблик покачивался у причала – легкомысленный и праздничный. Начальник охраны сидел за столом в просторном помещении, охранники устроились на стульях, расставленных вдоль застекленной стены.
Порфирьев начинал нервничать: Хайновский опаздывал уже на десять минут. Можно было набрать номер и спросить самого хозяина, как долго его ждать, но интуиция подсказывала Порфирьеву, что лучше этого не делать. Последние проколы, исчезновение Лады Сельниковой и так привели Хайновского в бешенство.
Речная чайка нагло чистила перья, усевшись на перила напротив входа. Птица занималась своим делом и недовольно косилась на людей, ничего хорошего от них она в своей жизни не получила. Чайка замерла, затем высунула голову из-под крыла, нагадила на палубу и с протяжным криком сорвалась с перил, низко полетела над водой. Лишь после этого Порфирьев расслышал, что к причалу подъехала машина.
«Чует же пернатая зверюга опасность. Мозгов меньше, чем у человека, а осторожности больше», – подумал он.
Хайновский вбежал на трап, от него так и исходила энергия.
– Здравствуйте, – с улыбкой бросил он собравшимся.
Суровые мужчины кто поднялся, кто пробормотал приветствие, а кто и не пошевелился, но за Хайновским наблюдали внимательно. Ни для кого из его людей не было секретом, что закат Михаила Изидоровича произойдет скоро.
– Спасибо, что собрались, – он сказал так, будто эти люди не находились у него на службе и он не платил им деньги, – большинство моих знакомых уже избегают встреч со мной. И даже не отвечают на телефонные звонки, – Хайновский сухо рассмеялся, – нет, я не считаю, что вы должны бескорыстно любить меня. Ситуация складывается так, что в ближайшее время меня могут арестовать. Поэтому все наши прежние договоренности можно считать недействительными. Все, кто хочет, могут искать себе новую работу. Желающим остаться со мною до конца я обещаю расплачиваться ежедневно и в тройном размере. Не буду давить на вашу психику. Походите по причалу, покурите, посоветуйтесь между собой. Через десять минут желающие остаться собираются здесь.
В гробовом молчании Хайновский покинул помещение. Постоял, заложив руки за спину, у стойки бара. На прикрытой салфеткой тарелке лежал двумя стопками подсохший хлеб – белый и черный. Михаил Изидорович устроился на лавке на носу корабля. У самого борта сновали невзрачные утки.
– Жрать хотите? – прошептал Хайновский, перегибая ломтик батона.
Утки тотчас оживились, каждая птица хотела оказаться поближе к борту. Вода буквально закипела под перепончатыми лапами.
Хайновский бросил хлебную корку подальше от корабля, вся стая тут же устремилась за ней. Утки мгновенно расправились с коркой. Второй кусок Михаил Изидорович прицельно бросил на спину самому наглому селезню, тому даже пришлось нырнуть, чтобы не заклевали товарищи.
– Борьба за ресурсы, – смеялся, указывая подошедшему Порфирьеву пальцем на уток, Хайновский, – когда хлеба мало, они готовы убить друг друга, хоть и не слишком голодны. Азарт. Ты, кстати, почему не с ребятами? Каждому из них есть над чем подумать.
– Не хочу мешать. При мне они открыто не поговорят.
– Тоже правильно. Ты-то как решил?
– Я с вами до конца.
– Почему? Только предельно честно.
– Кому нужен будет начальник охраны, бросивший хозяина в трудное время, – осторожно ответил Порфирьев.
Хайновский погрозил ему пальцем и тут же протянул руку, коротко пожал ладонь в знак благодарности за искренность.
– Ценю открытость. Про Ладу можешь забыть. В ближайшее время она меня не интересует.
– Странное дело, машину того типа мы так и не смогли пробить, а поисками Лады вовсю занимается ФСБ.
– Тем более держись от нее подальше. А теперь подумай, что станут делать утки, если я брошу им все сразу? – и, не дожидаясь ответа, Хайновский перевернул тарелку над водой.
Утки набросились на хлеб, но почти тут же охладели к еде, плавали, лениво поклевывая размокавшие в воде куски.
Охранники на причале разбились на небольшие группки по три-четыре человека и переговаривались. Ни у кого на лицах, естественно, радости не было. Были и такие, кто прослужил у Хайновского по десять лет, никому не хотелось ломать установившийся образ жизни.
– Я слышал, – шептал невысокий, с азиатским разрезом глаз охранник своему приятелю, – что Хайновского подержат в тюрьме недолго, пока он не отдаст государству контрольный пакет компании, а потом выпустят.
– От кого слышал? – без особого энтузиазма уточнил бывший десантник.
– У моей сестры муж в суде работает, – похвалился «азиат».
– Знаю я про него. Только суд-то хозяйственный. Я больше в то верю, что сам Хайновский говорит. Не стал бы он предлагать уйти, если бы не был уверен, что теперь уж все, каюк.
– Испытывает, проверяет, хочет найти тех, кто за ним в огонь и в воду готов пойти.
– Ты-то сам как поступишь?
– Я? – «Азиат» выжидающе косился на других охранников, отвечать первым ему не хотелось. – Остаюсь.
