— Я не расист — нет, я всего лишь несчастный итальяшка без Крестного отца, — но я должен сказать, что в этом пятидесятом штате просто черт знает что творится. Это какое-то большинство меньшинств, и мне кажется, что эти люди уже сами не знают, кто у них в большинстве, а кто в меньшинстве. В законодательном собрании у них японец, в конгрессе — китаец, а в верховном суде — полинезиец. Куда уж дальше! Да они просто паршивые шовинисты, все до одного. Почему бы им, черт возьми, не отправить парочку гавайских танцовщиц в конгресс США? Представляете, небольшой шалашик на Капитолийском холме — почему бы и нет? Говорю вам, я не расист, но... Когда-то, еще до вступления в Штаты, проституция была здесь легальной. Вспомните золотые денечки правления белых, вспомните Перл-Харбор. А теперь, когда они добились самоуправления и всем заправляет это большинство меньшинств, нормальному парню здесь просто негде развлечься. Теперь все незаконно. Даже помочиться на пляже и то нельзя — тут же оштрафуют. Мне-то лично все равно. Как я уже сказал, я не расист, а нынешние порядки нас вполне устраивают. Мне плевать, кто у них тут занимается политикой: ведь каждому понятно, что на самом деле всем заправляем мы, итальянцы. Да, да — и Томми Андерс, которого друзья называют Джузеппе Андрозепитоне, с гордостью желает вам спокойной ночи. Пусть всех вас озарит улыбка Крестного отца.
Актер покинул сцену под аплодисменты, потом снова вышел и поклонился; поднялся занавес, и появилась группа танцовщиц якобы в гавайских национальных костюмах.
Через несколько минут Андерс уже усаживался в кресло напротив Болана, с трудом скрывая возбуждение.
— Боже мой, так это действительно вы! — негромко воскликнул актер. — За каким чертом вас сюда принесло?
Болан ухмыльнулся и пожал руку Андерсу с искренней теплотой.
— Думаю, за тем же, что и вас. — Он не знал ничего наверняка, но, судя по тому, что в Лас-Вегасе Андерс участвовал в тайной полицейской операции, можно было смело предположить, что и здесь он появился не случайно. — Ну и что показывает флюгер?
Андерс хихикнул и подозвал официанта.
— Пока ничего определенного. Но ветер усиливается — новость пронеслась по острову, как ураган. Я подумал, что это пустые слухи, но... значит, вы здесь?
Официант терпеливо ждал. Болан прикрыл свой бокал ладонью и покачал головой в ответ на удивленный взгляд друга. Андерс заказал себе вина, и официант ушел.
— Я только что получил вашу записку и подумал: господи, значит, это правда, значит, он не угомонился и действительно пожаловал сюда. Впрочем, вы ведь любите идти на задания, после которых обычные смертные не возвращаются. Но как вы рассчитываете унести ноги с этого проклятого острова?
— Возможно, это не понадобится, — улыбнулся Болан.
Он закурил. Андерс не сводил с него пристального взгляда, ожидая услышать нечто большее. Наконец актер нарушил молчание:
— Ничего себе! А я был уверен, что вы всегда планируете все до мелочей.
— Только начало, Андерс. Остальное как-нибудь само образуется. Так что у вас тут происходит?
— Третья и последняя великая неделя, — ответил артист с кислой улыбкой.
— Чепуха.
Андерс громко рассмеялся.
— Ладно, я перед вами в долгу. Откровенность за откровенность. Сейчас мы сидим прямо в их логове.
— Знаю, — сказал Болан. — Я недавно навестил их наверху.
Лицо актера побледнело.
— Что?
— Я устроил Оливерасу небольшой предварительный показ. Теперь они знают, что их ждет.
— Когда это было?
Болан посмотрел на часы.
— Около часа назад.
Андерс выразительно закатил глаза и тревожно осмотрелся по сторонам.
— Вот из-за чего они подняли шум. Я как-то не связал это со слухами — просто я никак не ожидал, что вы появитесь именно здесь. Впрочем... после Лас-Вегаса вряд ли можно чему-то удивляться, когда дело касается вас. И все-таки вам лучше поскорее сматывать удочки. Это проклятое заведение превратилось в самый настоящий вооруженный лагерь. Я мог бы, не сходя с места, показать вам с десяток очень озабоченных «горилл». И они...
— Я их уже заметил, — спокойно сказал Болан.
Глаза актера потеплели, и на его губах появилась улыбка.
— Не сомневаюсь. Но ответьте мне на один вопрос, неуловимый призрак. Как получается, что они никогда не замечают вас?
Болан сухо рассмеялся.
— Мертвые не болтают, а остальные усердно играют свои роли. Вы должны хорошо знать эту игру. Но я не играю по их правилам.
Андерс испытующе посмотрел на собеседника.
— Кого же вы вывели из игры на этот раз?
— Пару ребят Оливераса. Сам он пусть еще поживет, я не хочу терять след. Мне нужен тот, кто за ним стоит. Вы случайно не знаете, кто он?
Андерс покачал головой.
— Всякое болтают, но эти слухи не стоят медного гроша. Я склонен верить, что Оливерас тут самый главный.
— Не похоже, — возразил Болан. — Слишком много тузов заявилось сюда за последние месяцы. Родани из Детройта, Топачетти из Чикаго, Бенвенути из Сент-Луиса и Пенса из Кливленда. Нью-Йорк отправил Доминика и Флора, Бостон — Томми Одоно. Слишком много чести для такой мелкой сошки, как Оливерас. На этих островах затевается что-то серьезное. Что?
Актер скорбно пожал плечами.
— Этого никто не знает.
— И поэтому вы здесь?
— Это одна из причин.
— А другая?
— Вы помните девочек Ранджер?
Болан вздрогнул. Еще бы, как он мог забыть?!
— Я разок встречался с Тоби в Детройте.
— Говорят, с Жоржеттой вы тоже встречались, — тихо заметил Андерс.
— Да, — ответил Болан. Ему пришлось избавить эту канадскую красотку от лишних страданий.
Актер уставился в свой бокал и пробормотал:
— Наша работа опасна, и мы все это знаем. — Болан кивнул, и Андерс добавил: — Смайли тоже знала, на что идет.
Смайли Даблин — та сногсшибательная малышка, которая еще тогда, в Лас-Вегасе, поразила его своей серьезностью: казалось, она давно разучилась улыбаться.
— Что вы хотите сказать? — потребовал Болан.
Андерс вздохнул.
— Мы ее разыскиваем.
— Понятно. И след ведет прямо сюда?
— Да. Он оборвался здесь месяц назад.
Болан крепко зажмурился, пытаясь совладать с наплывшими воспоминаниями. Он видел это божественное тело, кукольное и одновременно дерзкое лицо... У этой милой девушки было достаточно таланта, чтобы потрясти мир. Но у нее было также достаточно смелости, чтобы спуститься прямо в преисподнюю. Он вспомнил одну мрачную ночь в Детройте, когда...
— Что вы сказали? — Андерс вывел его из забытья: Болан и не заметил, что стал думать вслух.
— Я сказал, что прошло слишком много времени.
— Может быть, и нет, — возразил актер. — До меня доходят разные слухи.
— Например?
— Вы слышали о китайце по имени Чун?
— Местный головорез, — кивнул Болан.
— Вот именно, причем с большими полномочиями. У него есть тайный дом на большом острове. Говорят, Чун держит там политических заключенных.
— С какой стати? — удивился Болан.
Андерс пожал плечами.
— Возможно, ради развлечения, возможно, еще для чего-нибудь.
— Сколько у вас тут людей?
— В данный момент я один, — со вздохом ответил Андерс. — Местные власти в курсе дела, но только на самом верху. Мы не хотели бы пока раскрывать карты.
— Хотите, чтобы я не впутывался? — спокойно спросил Болан.
— Вовсе нет. Раз уж вы здесь, можете окунуться. Вода уже теплая. Доведите ее до кипения — вдруг всплывет что-нибудь стоящее.
— Ладно, — сказал Болан, положил на столик деньги и поднялся.
— Куда вы? — окликнул Андерс, поджав губы.
— Наверх.
Комик вздохнул.
— Я знаю, что спорить бесполезно. Но вы просто сумасшедший. Вам ни за что не удастся проделать это дважды за один вечер.
Болан улыбнулся и пожал Андерсу руку.
— Рад был повидаться, старина. Я с вами свяжусь.
— Разумеется.
— Вот еще что, Андерс. Если где-нибудь в кустах прячутся ваши друзья, сейчас самое время мне об этом сказать.
— Я уже говорил, здесь никого нет.
Болан снова улыбнулся и направился к выходу.
По узкому сводчатому проходу он вышел в фойе и с недовольным видом приблизился к охраннику в форме, который встретил его с плохо скрываемым раздражением.
Болан достал из кармана пиджака полицейское удостоверение, так чтобы при этом показалась кобура под мышкой, сунул его под нос охраннику и тут же спрятал обратно.
— Четырнадцатый этаж, — буркнул Болан. — Поступил рапорт о нарушении порядка. Вы этим занимаетесь?
— Конечно, — ответил охранник с неопределенной улыбкой. — Я дал отбой около часа назад. Стая птиц, черт бы их побрал, врезалась прямо в окно.
— Мне нужно проверить самому, — бросил Болан. Он схватил регистрационный журнал и быстро сделал там запись.
— Погодите, — запротестовал охранник, протягивая руку к телефону. — Лучше я позвоню...
Но Болан уже входил в кабину лифта. Наверху его, наверняка, будут встречать. Он взвел «беретту» и установил глушитель, зажат в левой руке запасную обойму и стал ждать, когда откроется дверь.