Ознакомительная версия.
Однако идиоты всегда обожали конфликты.
Больница махала белыми флагами – это были простыни. Спецподразделение не могло стрелять. «Альфа» никогда не вела огонь по безоружным, даже когда за их спинами укрывались кровавые волки. Так прошел час и другой.
Появилось местное руководство, люди в фетровых шляпах безбоязненно пошли к корпусам. Навстречу вышли двое в черных масках. Они шли осторожно, будто по минному полю, автоматы в руках, бешеные глаза угадывались в темноте ночи. Мне разонравилась чертова журналистика. Я бы срезал этих мерзавцев, чувствующих себя мессиями подлой акции. Чтобы они кровью харкали, сплоченные своей сволочной идеей.
Люди в шляпах и в масках долго совещались, потом «гутарили» начальники. Меня, конечно, не допустили. Альфовцы ждали. Автоматы с выверенными мушками прицелов, ракеты «муха», огнеметы «шмель» ждали своего часа… «Подождем», – сказал человек в зимней шапке военнослужащего. «Хорошее лицо, – подумал я, – невзрачное, незапоминающееся, в толпе увидишь – и тут же забудешь». Командир «Альфы» жалел своих ребят, а они жалели потерянное время. Они рвались в бой. Но местное начальство, руководствуясь исламом, народными традициями и аксакальской выдержкой, не дало зеленый свет. Через три минуты в предрассветных сумерках появились колышущиеся фигуры, несчастные люди шли под дулами автоматов, им не повезло, их вырвали из теплых постелей, внезапно, вдали от безумной войны, других схватили на базаре, волоком притащили в больницу. Сколько там осталось, кого расстреляли? Мы ведь слышали приглушенные выстрелы…
«Командир, чего мы ждем? Опять повторится Буденновск!»
Бандиты прошли в масках, дрожа от возбуждения и страха, они навязывали свою волю – что может быть слаще и приятней павшего на колени города?
Заготовленные автобусы раскрыли двери, толпа рванула, перегруженные боевики суетились, полевые командиры заботливо и торопливо перемежали бойцов телами заложников, мы видели все: оружие на плечах, в руках, автоматы, гранатометы, «мухи», «шмели», ящики, цинки. Банда готовилась воевать.
Трудно было просчитать, сколько боевиков у Шамиля. Зеленые повязки сливались с грязью предутреннего мрака.
Одиннадцать автобусов развернулись, выехали из города.
У старшего, на командирском сиденье, затрещала рация: «Вперед за ними!»
А за рулем, кто за рулем! Сказать смешно – мы погнали на рейсовом автобусе, снятом с линии Джамбул – Нью-Хатки. Правда, и бандиты удирали на таких же… Впереди подпрыгивала милицейская машина с безумным маячком на крыше.
Мы видели, как на город наступала колонна автобусов, – собровцы прилетели. Тут передали команду – они покорно ушли на обочину. Ну а мы шли в хвосте, вслед за кавалькадой – не зная, как и когда будем атаковать.
По светлому времени суток обгонять – дурное дело, мы шли на расстоянии около трехсот метров.
Я почувствовал острую нехватку автомата. Журналистика вдруг показалась мне глупой и никчемной, я был глупцом и балластом среди этих упругих и близких мне по духу ребят. Они забыли обо мне, горячие глаза высматривали шоссе, старший автобуса подгонял водителя, но когда впереди прорисовывался последний автобус колонны, приказывал отставать.
– Неужели никакая сволочь не догадается перегородить дорогу? Блин, пару «КамАЗов» развернуть поперек дороги, по полю они далеко не уйдут, увязнут.
«Коню понятно, – подумал я, – в степи автобусы встанут, их окружить ничего не стоит, боевички свои условия будут глаголить, а мы им мозги пудрить, а ночью или вечерком, не дожидаясь, пока они начнут трупы заложников выбрасывать, всеми силами наброситься на автобусы, задымить все к чертовой матери…»
Хотя все, может, и не так… Сколько их там, черт разберет! Двести, триста… Одиннадцать автобусов – по пятьдесят человек – пятьсот пятьдесят, если с оружием, набитым доверху, – четыреста? Естественно, не менее половины заложников – каждая подлая натура должна взять себе по «ангелу-хранителю». Значит, не менее двухсот бандитов?
Так мы преследовали около часа. Нас обогнали два вертолета «Ми-8» по прозвищу «коровы». Бандиты уходили в зону боевых действий, а нам оставалось ждать решения командования.
Утреннее солнце слепило глаза, вокруг простирались поля, а вдали проступали отрожья Малого Кавказского хребта. В такую славную погоду под ясным небом мысли о смерти как-то по-особенному тоскливы. А может, это только меня посещали подобные неприятные думы, привычка к войне и опасности стерлась, для альфовцев же это обычная работа. Риск и обезличенная слава. Автомат и черные маски. Железные ребята – одушевленные орудия специального назначения. Рыцари справедливости. Карающий меч для террористов.
Впереди простиралось село, поблескивал купол мечети.
– Это Первотравное! – сказал водитель.
А я впервые подумал, что этот местный «рейсовик», которого все звали Ургун, ни за что ни про что рискует головой, крутит баранку, возможно, втайне думая, что наградят хотя бы медалькой.
Автобусы с заложниками остановились. Впереди можно было разглядеть сооружение из бетонных плит.
– Там блокпост с милиционерами, – пояснил небритый человек Ургун.
Воцарилась нервная тягучая тишина.
– Вымерли, что ли, там? – прошептал мой сосед.
Прошло еще пять минут, десять. Старший автобуса приник к биноклю.
– Выводят!
– Кого? – раздалось сразу несколько голосов.
– Милиционеров… Под конвоем… Почему они сдались?
Странные события продолжались. Бандиты с новыми заложниками скрылись в селе. Нам дали команду на отход. Мы развернулись, проехали пару километров. На перпендикулярной дороге стояло уже около трех десятков автобусов. Вооруженный народ разминался после долгого пути, дорога подмерзла, вскоре на свежем снегу появились пустые банки от каши из сухпая, кто-то пытался развести костерок из веток.
Я тоже вылез из автобуса. Честное слово, я не знал, чем заняться. Журналистика – это такой вид деятельности, когда нужна если не сенсация, то хотя бы какое-то развитие событий. Я решил потолкаться возле начальства. Но генерал Крайнов отмахнулся от моих вопросов. Видно, он сам не представлял, что делать, и ждал распоряжений из Москвы.
Вернулся в автобус. Мои попутчики вовсю ругались: теперь в заложниках оказалось все село, и выкурить оттуда бандитов будет в несколько раз труднее.
Мне дали банку кильки, есть не хотелось, положил ее под сиденье. Тут поступила звенящая команда: по боевой тревоге из автобуса!
Ребята высыпали, тут же рассредоточились под откосом шоссе. На дорогу, ведущую к селу, выехала и остановилась боевая машина пехоты. Автобусы уехали метров на триста в сторону. Народ занимал позиции. Второй эшелон занял оборону в ста пятидесяти метрах за нашими спинами. Прошел слух, что боевики будут прорываться. Все сразу занервничали, местный милиционер попросил меня уйти подальше от дороги – могут убить. Я не стал ему ничего говорить: он не знал, что такое опасность на войне. Прошел час, другой – боевое напряжение и нервозность рассосались сами по себе. Военный организм, не подпитываемый реальной боевой обстановкой, взрывами, стрельбой, автоматически расслабляется. Иначе не избежать стрессов.
Многие уже побывали у арыка и принесли охапки камыша. Я поступил точно так же. Лежать на соломке – истинное удовольствие. К четырем часам я проголодался и съел кильку в томатном соусе с куском хлеба. Воды не было, но жажду я почти не ощущал. Главное, об этом не думать.
А силы продолжали прибывать. Здесь были упругие ребята в синих меховых куртках из охраны Президента России, лихие собровцы из Москвы, Краснодара, Ставрополя, отряд «Витязь».
Вечером мне намекнули, чтобы я поискал себе другое место: все-таки спецподразделение, особые задачи. Я взял сумку и пошел искать. Но московские собровцы меня не пустили в свои автобусы: не было мест. Я это и сам знал: братва вповалку лежала вместе с автоматами, гранатометами, «мухами», «шмелями», ящиками с патронами. Я продрог как последняя собака. Как помните, мой принцип был – не утепляться. Тонкие черные джинсы, рубашка со свитером и кожаная куртка без теплой подкладки, полуботинки, правда, из крепкой кожи. Наутро в этом месте будет первая жертва – бедолага-журналист, который поехал за сенсацией, забыв надеть кальсоны. И мои коллеги наперегонки побегут сообщать эту приятную новость. Я прыгал, похлопывал в ладони, притопывал, приседал, едва-едва не пускаясь в пляс; мимо меня проходили люди, я мешался, был на фиг ни кому не нужен. Мои мольбы не тронули ни командира московского городского СОБРа, ни генерала Кудряшова. Тут еще прошел слух, что меняем место дислокации. Быстро стемнело, в автобусах что-то жевали. Меня туда не пускали, и правильно делали, от журналистов надо держаться подальше. Я сам всегда относился к ним настороженно; скажешь им пару слов, а они раздуют такую гадость – в голову не придет…
Ознакомительная версия.
