Ознакомительная версия.
– Где он? – хрипел незнакомец.
– Оставь его! – Зычный командный голос донесся как будто с небес. – Тебе ведь нужен я!
Железный ошейник пальцев на шее Макса разомкнулся. Разлепив слипавшиеся от крови веки, телохранитель повернул голову.
Черный «Линкольн» погребальным катафалком возвышался над сражавшимися мужчинами. Водитель лимузина держал незнакомца под прицелом короткоствольного автомата. Рядом, облокотившись о крышу «Линкольна», стоял босс. Его губы кривила усмешка:
– Ну что, Святой? Ты никак не можешь покинуть нашу грешную землю?!
Приложив ухо к серой бетонной стене бассейна, Юрчик вслушивался в звуки музыки. Блаженная улыбка озаряла его лицо, носок ноги машинально отбивал такт. Юрчик любил музыку.
Это подметил и врач, председательствующий в комиссии по освидетельствованию умственно неполноценных.
– Эмбицил с поразительным природным слухом, – констатировал ученый муж и с сожалением добавил: – Но Чайковским ему не стать. Клинический идиот…
Ладонью с въевшейся в поры угольной пылью Юрчик погладил шероховатую поверхность стены, оглянулся и, припадая на правую ногу, засеменил к сосне, разлапистые ветви которой веером нависали над стеклянной крышей бассейна.
Еще раз воровато оглядевшись, он сбросил рваную телогрейку, обхватил ствол руками и с обезьяньей ловкостью вскарабкался наверх. Во мраке февральской ночи он был похож на огромное насекомое, ползущее по толстенной ветви старой сосны. Зависнув над крышей бассейна, Юрчик тихо рассмеялся. Сквозь покрытое конденсатом стекло он увидел веселящихся людей.
Пузатые мужики с ребячьим гиканьем ныряли с бортиков, поднимая тучи брызг. Женщины в пестрых купальниках вторили им визгливыми выкриками. Вдоль бассейна сновали официантки с подносами, заставленными бутылками и высокими стаканами. Модная мелодия громыхала из динамиков четырех девяностоваттных колонок, заставляя стекла крыши вибрировать.
Юрчик раздвинул ветки, мешавшие ему наблюдать. Как раз в этот момент одна дама, решившая продемонстрировать стиль плавания на спине, расставив руки, опрокинулась навзничь, намереваясь лечь на воду. Ее взгляд уперся прямиком в физиономию подглядывающего. Сквозь муть стекла на фоне звездного неба и мохнатых сосновых лап она узрела ощерившееся в беззубой улыбке существо, помахавшее ей бесформенной конечностью.
От неожиданности дама ушла под воду. Вынырнув, она убедилась, что ночной монстр не исчез, а, наоборот, стал как бы еще ближе и тянет к ней свои клешни. Вопль животного ужаса потряс бассейн.
– Мальчики! Там, там… – Дама, захлебываясь водой и словами, тыкала коротким пухлым пальчиком в сторону крыши.
Она то исчезала под водой, то выныривала на поверхность. С каждым появлением дама кричала все сильнее.
Наиболее решительные мужчины побежали к выходу, другие, словно стадо испуганных тюленей, бросились в бассейн спасать тонувшую женщину.
Юрчик сжался в комок, надеясь спрятаться в сосновой хвое. Он понял, сейчас произойдет что-то страшное и его будут бить. Побои были неотъемлемой частью жизни Юрчика, но привыкнуть к ним он никак не мог. У него из горла вырвался протяжный стон, переходящий в тонкое щенячье повизгивание. Пальцы еще сильнее впились в ветви, загоняя чешуйки коры под ногти.
– Эй, малахольный, слезай немедленно! – Грубый голос был жесток и требователен. – Слезай, урод! Кому говорю?
От окрика Юрчик втянул голову в плечи. Твердый снежок попал ему в лицо, но боли Юрчик не почувствовал. Лишь рот наполнился соленой вязкой жидкостью – кровью из разбитых губ.
– Спускайся, придурок! Не бойся! Шампанским угостим, с девочками познакомим! – галдели внизу пьяные голоса. – Давай к нам, Тарзан!
Кто-то пояснял остальным:
– Это дебил, в котельной живет… вся грязная работа на нем… Быстрее вниз, кретин! Холодно! Сейчас из ружья пальнем, дятел паршивый!..
Скользя по стволу, Юрчик чувствовал, как грубая поверхность дерева царапает ему живот. Коснувшись ногами земли, он прошлепал разбитыми губами:
– Вот! Брюхо себе раскровенил!..
Его никто не слушал. Регочущие мужики, обступив Юрчика плотным кольцом, брезгливо притрагивались к лохмотьям полубезумного человека, отвешивали пинки и затрещины, забавляясь им, словно загнанным зверем, которого осталось добить.
– …Настоящий Квазимодо. Ну и урод! – упражнялись они в остроумии. – Башка-то, башка лысая, как репейник! Гляди, у него протез вместо правой ноги! Ну и шустряк… дебил дебилом, а на красивых баб тянет…
Юрчик угодливо улыбался, не понимая и четверти из того, что о нем говорят, при этом не забывая опасливо коситься по сторонам, чтобы не пропустить удар. Особенно его пугал плечистый здоровяк в наспех наброшенной на голое тело дубленке. Верзила громче всех смеялся, чаще других щелкал его по лбу, говорил мудреные слова.
– Я пойду? – именно к нему обратился Юрчик. – Степаныч заругает! Уголька надобно подбросить. Степаныч выпимший нынче, дюже злой! Так я пойду? – Он искательно заглянул в глаза здоровяку.
Стоявший рядом с ним заплывший жиром низкорослый мужичок с проплешиной от уха до уха удивился:
– Смотри, Гриша! Ты хоть и голышом, а начальственный ужас внушаешь. Эта жертва пьяного зачатия не у кого-нибудь, а у тебя разрешения откланяться просит.
Тот, кого назвали Гришей, довольно протянул:
– Разбирается в людях, хоть и недоносок! – И, обращаясь уже к Юрчику, притворно-ласково добавил: – Не рыпайся. Для тебя праздник только начался. – Крепко сжав ему локоть, верзила скомандовал: – Давайте, мужики, обратно. Не май месяц на дворе. А этого, – он кивнул на Юрчика, – Виктору Павловичу покажем. Пусть полюбуется, какая дичь вокруг его загородной резиденции вьется… – Рука ослабила хватку, и Юрчик осторожно освободил локоть. – Не рыпайся! – рявкнул здоровяк, хватая пленника за шиворот.
Тряхнув для острастки свою добычу два раза, он сделал подсечку под одобрительный хохот окружающих. Сбитый с ног пленный больше не совершал никаких движений, покорившись судьбе. Его, словно куль с мукой, поволокли добровольные помощники главного охотника к входу, освещенному молочным светом фонарей, где у двери стояли несколько женщин из числа обслуживающего персонала профилактория.
Дом отдыха текстильного комбината – старейшего предприятия города – располагался в дивном местечке. Сосновый бор живой изгородью окружал двухэтажный корпус гостиницы, скрывая его от любопытных глаз. Соединенный крытым переходом с бассейном корпус блистал белоснежной облицовкой стен, не испохабленных непристойными надписями или символами какой-нибудь «металлической» команды.
В начале восьмидесятых годов директор комбината расщедрился: заключил контракт с финской строительной фирмой, хорошо себя зарекомендовавшей на строительстве Олимпийской деревни в Москве. Местное начальство поддержало почин директора: мол, и мы не деревня, пусть и дальнее, но Подмосковье, сердце нашей родины…
Место подбирали тщательно, под чутким надзором первого секретаря горкома партии, лично обозревшего выбранный участок.
Финны отгрохали профилакторий в рекордно короткие сроки. Покрыли крышу красной черепицей, выставили идеально ровные бордюры по бокам закатанной асфальтом подъездной дороги, соорудили сауны с изумительным жаром и сотворили еще многое другое, к чему воспитанные в спартанском духе труженицы комбината были непривыкшие. Но главной достопримечательностью дома отдыха стал бассейн под стеклянной крышей. Лежа на спине и нежась в воде, можно было созерцать ночное небо, усеянное мириадами звезд, или краски вечернего заката, как кому по вкусу.
Сауну опробовал первый секретарь со свитой избранных товарищей, затем директор опять же с главным местным партийцем, потом начальнички рангом пониже. На торжественном банкете, посвященном официальному открытию профилактория, заговорили, что наконец-то в городе появилось приличное место, где можно принять гостей и самим расслабиться на лоне природы в цивилизованных условиях.
Текстильщицы были женщинами тихими и дисциплинированными. Получив путевку в «профилак» – так сокращенно они называли якобы свой дом отдыха, – чувствовали себя на седьмом небе от счастья. Распаривая скрюченные от работы пальцы в настоящей финской сауне, отмокая в бассейне, наполненном до краев лазурной водой, они мечтали через год-другой вырвать у заводского профкома путевку и спрятаться в лесной тишине от опостылевшего грохота станков, утробного рева мужа-алкаша, ломаемого очередным похмельем, и прочих мерзостей жизни обыкновенной советской ткачихи.
Женщины постарше днем чинно прогуливались по лесным тропам, вечерами судачили, собираясь на посиделки у телевизоров. Молодежь предпочитала побеситься в бассейне и оторваться на дискотеке, устраиваемой по выходным.
Правда, заполучить путевку было сложно. Номера «Шпулек» – это было второе название профилактория, придуманное завистливыми горожанами, не имевшими никаких шансов попасть туда, – помимо работниц комбината постоянно оккупировали важные чиновники из Министерства легкой промышленности, партийные товарищи, наезжавшие даже из Москвы, прочие нужные для города люди.
Ознакомительная версия.
