Леви убедил меня, что Берда вынудили признаться. Восемь дней спустя я нашел запись камеры наблюдения из бара «Два мира» в Голливуде, сделанную в то же время, когда Ивонн Беннет убили в шестнадцати милях от этого места. Мы с Леви встретились с прокурором и судьей через три дня, и по предложению судьи прокурор округа снял обвинения. Меня в этой истории ничто не смущало.
Пайк собрал все страницы в стопку.
— А как получилось, что видеозапись обнаружил ты, а не Кримменс? У него была та же информация, что и у тебя.
— Кримменс получил признание, поэтому особо не старался. У нас был список мест, которые, по словам Берда, он посетил в тот вечер, но по названиям он помнил только несколько баров. Нам пришлось вычислять, где он побывал, руководствуясь его описаниями. Он сказал, что последний стаканчик он пропустил в баре с бамбуковыми палками и идолами. Все, в том числе и я, решили, что это где-то в Силвер-Лейк.
— Но оказалось, что не там…
— Мы нашли похожее место, но это был лесбийский бар. Все остальные заведения мы установили, а это не давало мне покоя. Тогда Берд снимал квартирку в Голливуде, и я стал искать что-нибудь поближе к его дому. И нашел — бар между Санта-Моникой и Сансетом. Там имитировали антураж Аляски. За барной стойкой стояли ритуальные шесты и какие-то идолы. У них была запись камеры наблюдения, и на ней — Берд со стаканом. По времени на пленке было ясно, что, когда Ивонн Беннет убивали, он был в Голливуде. Поэтому обвинения и сняли.
Может, я пытался сам себе подыграть, но я в упор не видел, где я прокололся. Я не понимал, как Лайонел Берд мог ее убить, и не понимал, почему Бастилла в этом убеждена.
— А что остальные убийства? — спросил Пайк.
— Я восемь дней изучал жизнь этого парня. Ничто не говорило о том, что он убийца или связан с убийцей.
Пайк отложил бумаги в сторону.
— Слушай, иди к Рэю без меня. Я должен позвонить Леви.
— Я могу и подождать.
Я нашел в палме телефон Леви, позвонил. Я не общался с ним почти три года, но мое имя было его секретарю знакомо.
— Алан в суде, но он просил меня связаться с вами. Можете подождать?
— Да, конечно.
Леви вышел на связь через несколько секунд. Говорил он быстро и тихо.
— Вы слышали про Лайонела Берда?
— Двое детективов сообщили мне, что Берд виновен в семи убийствах, в том числе в убийстве Ивонн Беннет. Это так?
— Утром мне позвонил Лесли Пинкерт из отдела тяжких преступлений… Он с вами связался?
— У меня была некая детектив Бастилла. Она сказала, что у них есть доказательства, но не объяснила какие.
— У Берда были снимки жертв. Мне сообщили только это. Они не хотят выдавать информацию.
— Они запросили мои материалы, — сказал я.
— У вас есть что-нибудь, чего нет в папке, которую вы отдали мне?
— Только несколько записей, которые я не включил в отчет.
— Хорошо. Соберите все, завтра мы выберем время и все посмотрим. Я готов сотрудничать с полицией, но прежде хочу сам со всем ознакомиться.
На этом разговор был закончен.
— И что он сказал? — поинтересовался Пайк.
— Он считает, что они придерживают информацию, пока не сообразят, как ее раскручивать.
Голливудское отделение занимается и каньоном. Если тело найдено в Лорел, Пойтрас должен об этом знать.
Лу Пойтрас, лейтенант отдела по расследованию убийств Голливудского отделения полиции, был моим другом. Если тело человека, скончавшегося при подозрительных обстоятельствах, обнаружили в Лорел-Кэньон, детективы Лу должны были появиться на месте преступления до того, как подключили Бастиллу и ее отдел.
Я тут же позвонил Пойтрасу.
— Лейтенант Пойтрас слушает!
— Это я. Твои люди занимались самоубийством некоего Лайонела Берда в Лореле?
— Как ты об этом узнал? — строго спросил он.
— От меня только что ушла Бастилла из убойного. Она сказала, что рядом с телом обнаружено нечто, что доказывает причастность Берда к семи убийствам.
— Почему Бастилла тебе это рассказала?
— Берда обвиняли в убийстве Ивонн Беннет. Я работал на его защиту. И нашел доказательства, благодаря которым его освободили.
— Ого!
— Что у них есть?
— Даже не знаю… — замялся Пойтрас.
— То есть не хочешь говорить?
— То есть не знаю, что у них есть. Ты знаешь Бобби Маккью? — Бобби был старшим детективом в отделе Лу.
— Знаю.
— Этим занимался Бобби, но когда начальство узнало, что тут попахивает серийными убийствами, дело у нас забрали.
— Так что же успел узнать Бобби? Лу, пойми, мне важно понять, насколько все серьезно. Пока что это просто какой-то кошмар.
Пойтрас промолчал.
Пайк сказал громко, чтобы Пойтрас услышал:
— Скажи Пойтрасу, чтобы не юлил.
— Это Пайк? — спросил Пойтрас.
— Ага. Он был здесь, когда явилась Бастилла.
Пойтрас терпеть не мог Пайка. Его ненавидят почти все полицейские Лос-Анджелеса. Он когда-то был одним из них.
— Ну ладно, — вздохнул Пойтрас. — Начальник, который отвечает за это дело, хочет, прежде чем сделать публичное заявление, все осмотреть, поэтому мне придется туда ехать. Можем там и встретиться. Посмотришь на место происшествия. Времени у нас немного, так что давай быстро.
— Понял.
Пойтрас дал мне адрес и повесил трубку.
— Он хочет показать мне дом Берда.
— Пойтрас не будет рад видеть меня, — сказал Пайк.
— Я просто посмотрю, что у них есть. Тебе незачем ехать.
Впервые после ухода Бастиллы и Кримменса Пайк сдвинулся с места.
Может, я встал слишком быстро. Или говорил слишком возбужденно. Пайк тронул меня за руку:
— Ты был прав три года назад?
— Да.
— Значит, ты и сейчас прав. Эти две женщины погибли не по твоей вине.
Я попытался улыбнуться:
— Передавай Рэю привет. Если дело плохо, я тебе позвоню.
Пайк ушел, а я вышел на балкон, где меня обдало волной жара.
Представьте себе детектива в офисе в Голливуде, на четвертом этаже, куда несутся ветры из пустыни. Ветер из пустыни сухой и резкий, но чистый. Он отгоняет смог на юг, к морю, и небо сияет голубизной.
Тук-тук-тук, мы заглянули сказать вам, что после того, как вы вытащили этого парня, он прикончил еще двух женщин. Их семьи рыдают.
Я запер контору и отправился посмотреть, что они там накопали.
Детектив второго класса Кэрол Старки высыпала в кофе четвертый пакетик сахара, сделала глоток — все равно кислый привкус. Старки пила из черной кружки «Отдел убийств, Голливуд», которую ей подарили три недели назад — когда она пришла сюда работать. Кружка ей нравилась. Сбоку были цифры 187 — код для обозначения убийства по классификации лос-анджелесской полиции. Старки добавила пятый пакетик сахара. С тех пор как она отказалась от выпивки, организм требовал сахара по максимуму. Еще раз отхлебнула — все равно дерьмо.
Клер Олни, еще один кофеман, посмотрел на нее с сочувствием.
— Кэрол, ты поосторожнее. Диабет заработаешь.
— Живем один раз, — пожала плечами Кэрол.
Клер и себе налил кофе — черный, без сахара. Он был лысый, полный, с пухлыми пальцами. Кружка у него была белая, на ней — папа с дочкой и надпись розовым «Лучший в мире папа».
— Как тебе в убойном отделе, Кэрол? Нормально?
— Отлично.
Прошло всего три недели, и Старки еще не разобралась, нравится ей тут или нет. Она много где успела потрудиться. И в отделе по работе с несовершеннолетними, и в отделе по борьбе с организованной преступностью, и в саперной бригаде. Там-то она и нашла себя, только вот назад ее уже не возьмут.
Клер пил кофе и поглядывал не нее — видно, набирался храбрости спросить. Все рано или поздно спрашивали.
— Это совсем не то, что работать с бомбами. Даже представить не могу, как ты этим занималась, — сказал-таки он.
— Да ничего особенного, Клер. Ездить в патрульной машине куда опаснее.
— Может, для тебя и ничего особенного, но у меня бы духу не хватило обезвреживать заряженные бомбы.
Когда Старки работала сапером, она обезвредила более ста взрывных устройств. И больше всего в этой работе ей нравилось то, что она контролировала ситуацию. Бомба взрывалась тогда, когда это было нужно Старки. И только однажды бомба ее не послушалась.
— Клер, ты хотел о чем-то спросить? — сказала она.
— Да нет, я просто… — смутился он.
— Да ладно тебе. Ну да, однажды не повезло. Случилось землетрясение, и эта штуковина взорвалась раньше времени. Всего не предусмотришь.
Старки улыбнулась. Ей нравился Олни, нравились фотографии детей у него на столе.
— Она меня убила. Здесь, неподалеку. Убила насмерть.
Старки налила себе еще кофе. Жутко хотелось закурить. Старки курила по две пачки в день — а раньше и все четыре.
— Врачи меня вытащили. Я была уже там.
