– А технология? Подумай за него.
– А что тут думать? – подал плечами Мазур без малейшей рисовки. – Я так полагаю: пойдут две группы. Одна врывается в казармы, нейтрализует дежурную смену, захватывает оружейную и гараж с броневиками. Вторая берет на рывок дворец, после чего, надо думать, Аристид или скоропостижно помрет от апоплексического удара, или, как миленький, смотается в эмиграцию.
– Скорее уж первое. Аристид – дядька упрямый и самолюбивый. Эмиграция – не по нему. Наверняка возглавит оборону со ржавым кольтом наперевес...
– Представляю, – ухмыльнулся Мазур. – Аристид со ржавым кольтом во главе полутора зажиревших констеблей против Бешеного Майка с десятком бармалеев... Ну вот, собственно, и все. Расклад незатейливый. Заранее можно сказать: в городе и сообразить еще ничего не успеют, а власть у них уже поменяется самым решительным образом. Значит, нам с тобой нужно будет устроить так, чтобы получилось как раз наоборот... Что у тебя есть по Майку?
– Пока– почти что и ничего. Вот разве что... Ну-ка, что у тебя видно из окна на противоположной стороне улицы?
– Детский вопрос, – сказал Мазур. – Убогий домишко с ангаром из жести. То ли автомастерская там была раньше, то ли какой-то склад. Кто-то там вроде бы живет, я видел во дворе белого субъекта...
– Там сейчас живут двабелых субъекта, – поправил Лаврик. – Имена я знаю, но тебе они не интересны, потому что вымышленны. Это, друг мой, и есть они...
– Люди Майкла?
– Нет, кардиналы Папы Римского.
– Ах, вот оно что... – сказал Мазур. – То-то мне показалось, что этот тип, бродя по двору, по сторонам как-то очень уж профессионально зыркает... Но я это отнес на счет повышенной подозрительности. Вот почему ты мне именно там комнатку снял...
– Так оно проще, – кивнул Лаврик. – Однуих берлогу мы уже знаем. А что до остального – есть человечек. Классическая «измена в рядах». Хотя и старый Майклов сподвижничек, но, как уже говорилось, там, где речь идет не о государстве и не об идее, особой верности ждать не приходится. Болтаясь в наемниках, особых капиталов не сколотишь. Дяденька уже в годах, подступает необеспеченная старость, вот он и согласился за энное количество зеленых бумажек заложить любимого фельдмаршала.
– А вдруг – подстава? Как в Монагане?
– Все возможно, поэтому расслабляться не следует, – рассеянно сказал Лаврик. – Посмотрим... Он часиков через несколько даст о себе знать. Покалякаем о делах наших скорбных, если сладится, сразу продвинемся вперед черт-те насколько. Как бы там ни было, у нас еще уйма времени. По некоторым данным, не менее недели.
– Рад слышать, – сказал Мазур. – За неделю мы тут три раза власть поменяем, туда и обратно...
Он оперся на пыльный бетон, уже как следует нагретый жарким солнышком, и уставился на россыпь красивых зданий и ленивое колыхание сверкающего мириадами искр синего флибустьерского моря. Подступили кое-какие личные воспоминания, не успевшие потускнеть за пару-тройку дней, связанные с таким же островком не так уж далеко отсюда, но Мазур привычным невеликим усилием вытолкнул их из памяти, потому что люди его профессии никогда не возвращались дважды в одно и то же место, а значит, никакого прошлого более не существовало вовсе, как бы оно ни звалось, какие бы у него ни были глаза и волосы...
– Брось, – сказал вдруг Лаврик.
– Кого? Куда? – грубовато спросил Мазур, очнувшись.
– Романтические воспоминания. Я тебя сто лет знаю. Когда у тебя физиономия становится глуповатой, это означает, что нахлынула лирическая ностальгия...
– Иди ты...
– Да ладно, ладно, – сказал Лаврик примирительно. – У нас пока что период безделья, ностальгируй, ради бога, только ведь это дело безнадежное, сам знаешь... – Он отступил от серого бетонного парапета и потянулся с мечтательным огоньком в глазах. – Я ж не зверь, я сам, можно сказать, склонен предаваться романтике секунд сорок в год... Я даже стихи когда-то писал.
– Ты? – спросил с искренним изумлением Мазур, отроду не подозревавший за собеседником, несмотря на все годы тесного общения, подобных талантов.
– Ага, – безмятежно сказал Лаврик. – Один раз. Даже сочинил самую настоящую первую строчку: «Я не стрелял ни в воздух, ни в своих...»
Помолчав и подумав, Мазур искренне сказал:
– А ты знаешь, если подумать, это где-то даже гениально.
– Иногда самому кажется, – скромно сказал Лаврик. – Вот только второй строчки не придумал, как ни бился. Такая ерунда в голову лезла, что на бумагу ее никак нельзя было переносить по причине крайней убогости. На этой строчке мои поэтические опыты и кончились напрочь.
– Неплохо, – сказал Мазур. – На фоне того, что я и одной строчки в жизни не сочинил...
– Пошли?
– Подожди, – сказал Мазур. – Это еще не все... Самое время именно здесь обсудить другую проблемку. У меня в комнате завелся призрак.
Лаврик мгновенно, знакомо подобрался. Ничего вроде бы не изменилось ни в осанке, ни в лице, но Мазур-то его давно и прекрасно знал: великолепный охотничий пес захватил чуткими ноздрями свежий аромат следа...
– Конкретнее, – сказал Лаврик уже совершенно бесстрастно.
– Я сразу, как только заселился, наставил в комнате «секреток», – сказал Мазур. – Как учили. Два кольца обороны. Вчера, когда вернулся, оказалось, что нарушено внешнее. Кто-то старательно обыскал комнату. Все без исключения секретки «первого кольца» нарушены. Классический поверхностный осмотр – постель ворошили, в шкаф, в ящики стола заглядывали, ничего не пропустили. А вот «внутреннее» кольцо совершенно не тронуто. Кто бы это ни был, он не искал у меня серьезныхтайников. Замок в двери, конечно – одно название. Раритет начала века. Его даже любитель гвоздем распечатает в секунду.
– Интересно... – прищурился Лаврик. – У меня, между прочим, ничего похожего, никто не совал носа... Ты уверен насчет обоих «колец»?
– Стопроцентно, – сказал Мазур. – По части тайной войны у нас, само собой, ты профессионал, но в «секретках»-то я все же разбираюсь. Именно что поверхностный осмотр, без малейшей попытки поискать, где я устроил серьезные тайники...
– Ага. Потому ты в машине и молчал, как истукан с острова Пасхи?
– Вот именно, – сказал Мазур. – Мало ли что тебе могли туда всадить, если уж начали рыскать...
– Ерунда, – сказал Лаврик. – Машина у меня остается в таком месте, что ни «жучок», ни «маячок» туда не всадишь, точно тебе говорю. И потом, у меня-то комнату не обыскивали тайком – а ведь мы с тобой тут три дня вместе шляемся, полгорода знает, что эти два парня – кореша... Итак, подозреваемые... Их у нас моментально нарисовывается ровным счетом двое. Твой хозяин и обитательница соседнего апартамента. А? Что насчет них думаешь, навскидку?
– Я, конечно, не спец... Но все равно, у меня такое впечатление, что хозяин как раз тот, за кого себя выдает. Видишь ли... Прикинуться можно кем угодно: плавали – знаем, насмотрелись разнообразнейших личин... Но, по моему глубокому убеждению, нельзя притворитьсязаконченным алкоголиком. Уж нам-то, русским людям, это явление знакомо, как никому. Есть масса деталей, которые невероятно трудно, почти невозможно изобразить... Натуральнейший законченный алкаш.
– Не гони лошадей...
– Ну, скажем, на девяносто девять процентов – законченный алкаш. Один процент оставляем на версию о суперагенте, какие не только в кино существуют... – Мазур с сомнением покачал головой. – И все же... На кой хрен приставлять суперагента к парочке простых австралийских парней, искателей удачи, бросивших якорь на захолустном островке? Я бы еще понял, окажись мы в «полосе безопасности» какого-нибудь серьезнейшего и секретнейшего объекта, – но здесь ничего подобного нет... Логично?
– Логично, – кивнул Лаврик. – Уж в чем можно быть точно уверенным, так это в том, что никаких объектовтут нет. Если не считать казармы национальной гвардии и военно-морской базы республики, то бишь, причала площадью в два десятка квадратных метров, у которого швартуется один-единственный сторожевой кораблик... А девица?
– Вот тут – черт ее знает, – сказал Мазур. – Не берусь гадать, и версии выдвигать не берусь. Студентка на скромном отдыхе… Пока что, по ее поведению и виду, вроде бы так и обстоит. И выговор у нее точно уроженки Новой Англии.
– Ну, у тебя тоже – типично австралийский, да и у меня тоже.
– Я же говорю, черт ее ведает, – сказал Мазур. – Пока что она ни на миллиметр не высунулась за рамки заявленногообраза. Студентка чего-то там гуманитарного в Нью-Джерси. Не такая уж молоденькая, ближе к тридцати, но это ни о чем не говорит, сам знаешь, у них в Штатах, если возникнет такая блажь, и в семьдесят лет можно в студентки записаться... Денег не особенно много, потому и поступила подобно нам – сняла комнатушку на окраине, а не в приличный отель ломанулась. Вечерами наводит красоту и идет развлекаться, возвращается поздненько, к себе пока что никого не приводила... Никакого компромата. Правда, она на сутки позже объявилась... позже меня, я имею в виду.
