– Конечно, послушал, конечно… А то жизни не давал, клянусь! Комиссию за комиссией слал, в суд пошел, потом сказал – бульдозеры пришлёт.
«Пастух – он и в Африке пастух, – подумал Оловянный. – Бабла нарубил и думает, что стал выше всех…»
– А как ты хотел? Ты Абулазизу нагрубил, а у него прозвище Бульдозер.
– Это не я, Руслан! Это характер! – Вагаб постучал кулаком по крутому лбу.
– Ладно, не переживай. Я же обещал помочь… И помог. С Абулазизом вопрос решён: он обиду забыл и от тебя отступился.
– Храни тебя Аллах, Руслан! – воскликнул Вагаб и воздел руки к небу.
– Только для вида надо решение суда как бы исполнить…
– Как?! – Глаза из бороды снова сверкнули яростью. – Там написано: все снести!
– Вот и снесешь что-нибудь маленькое. Вон тот туалет, за шиномонтажкой…
Оловянный показал на две спаренные кабинки, напоминающие скворечник.
– Потом тёплый построишь, капитальный. У самого-то, небось, хороший туалет, с кафелем? Вот пусть и твои рабочие в такой ходят…
– Да, да, конечно, снесу, – снова обрадовался Вагаб. – Это ты здорово придумал: крохотный сортир вместо всего комплекса! Пойдем ко мне, коньяк выпьем, я тебе благодарность сделаю…
Оловянный одобрительно кивнул.
– Вижу, ты начинаешь головой думать…
Они прошли к гостинице, миновали почтительно вытянувшихся охранников и поднялись в просторный, богато обставленный кабинет. Оловянный неспешно обошел кабинет, заглянул в комнату отдыха с примыкающим санузлом, осмотрел кожаную мебель, картины на стенах.
– Ты что, Вагаб, в художниках разбираешься? – с плохо скрытой издевкой спросил он.
– Кто, я? Да нет… Так, кресло-месло, картин-мартин – чтобы как у людей…
Лязгая ключами, Вагаб отпер сейф, закрывая его спиной, повозился внутри, запер и положил на полированный стол четыре пачки пятисотрублевых купюр.
– Спасибо тебе, Руслан! Вот…
– Что это? – Оловянный подошел, брезгливо тронул одну пачку. – Что это такое?
– Двести тысяч… Это моя благодарность…
Оловянный молча подошел к окну. Перед ним открывался чудесный вид: горы, скалистое ущелье, синее небо, легкие перистые облака, парящие в вышине орлы… Внизу была видна пустующая автомойка и шиномонтаж, у которых что-то обсуждали рабочие в новеньких синих комбинезонах и несколько охранников в черной униформе. Их поведение бдительно контролировали стоящие в сторонке Муса, Абрикос и Сапер.
– Красиво тут у тебя.
– Что?! – напряженно спросил за спиной Вагаб.
– Красиво, говорю… Горы, небо, орлы летают…
– Да, орлы… Недавно Омар с верхнего пастбища одного подстрелил. А тот уронил человеческую руку… Настоящую, с часами. Дибир сам видел и руку, и часы.
– Я к тебе не сказки слушать пришел.
– Что?!
– Во сколько тебе обошлась эта стройка?
– Что?!
Может, Руслан действительно говорил слишком тихо, а может, хозяин почувствовал, что дело поехало не по тем рельсам, и от страха не понимал вопросов. Но Оловянный был терпелив. Он развернулся, подошел к столу, сел в глубокое кожаное кресло.
– Сколько денег ты вложил в свой комплекс?
– Ну… Как считать… Цемент почти бесплатный, кирпич со скидкой, рабочие дешевые…
– Ну, если он ничего не стоит, так может, лучше выполнить решение суда, как положено?
– Нет, нет, как ничего… Считай, миллионов тридцать. Не считая мебели и оборудования.
– А сколько тот сортир для рабочих стоит?
– Не знаю, Руслан! Клянусь Аллахом, не знаю! Можно бухгалтера позвать.
– Не надо, я тебе и сам скажу. Он стоит столько, сколько твоя благодарность! Ты понял, к чему я веду речь?
Вагаб опустил голову. Он понял только одно – шутки кончились. И что лучше бы ему не обращаться за помощью к Оловянному.
– А сколько надо? – хрипло спросил он, глядя в пол.
– Много я с тебя не возьму, – ответил Оловянный. – Если я спас тебе тридцать лямов, то отстегнуть ты мне должен десять. Это будет справедливо!
– Десять? – Вагаб опешил.
Лицо Оловянного не выражало никаких эмоций. Разбогатевший пастух острым чутьем почувствовал, что еще минута, и ему могут не пригодиться ни торговый комплекс, ни деньги, ни красивый вид из окна, ни вообще ничего…
– Десять так десять, какие разговоры, – убито произнес он. – У меня здесь полтора лимона, остальные дня за два найду.
– Ты же не думаешь, что я к тебе буду каждый день ездить?
– Я…
– На связи! – вдруг сказал Оловянный, поднеся руку к лицу.
Только теперь Вагаб заметил тонкий проводок наушника, спрятанный под рубашкой страшного гостя. Значит, в рукаве микрофон, – он знал такие системы связи с охраной.
«Неужели все-таки убьют?!»
– Я сам привезу! – поспешно выкрикнул он.
Но Оловянный его не слушал. Как ужаленный змеей, он вскочил, схватил с журнального столика пульт от телевизора и судорожно нажал кнопку, включив программу новостей.
«Басманный суд Москвы удовлетворил ходатайство следствия и арестовал мэра Махачкалы Гаруна Джебраилова, – бодрой скороговоркой сообщала симпатичная ведущая. – Джебраилов заключен под стражу на два месяца. Обвинение ему будет предъявлено в течение десяти дней…»
Затем на экране появился сам Великий Гарун. Он сидел в грубой клетке из стальных прутьев и имел вид далеко не победный.
– Это сфабрикованное дело, я свою вину не признаю! – заявил он, сохраняя твердость голоса.
– Кто это сделал?! – закричал Оловянный так, что Вагаб присел от страха. – Как дядя оказался в Москве?!
Он снова упал в кресло. Лицо его окаменело, на лбу выступил пот.
– Ничего, его скоро отпустят! – сказал он, то ли самому себе, то ли Вагабу. Нет, скорей, все-таки себе, потому что Вагабу он сказал другое: – Не десять лямов, а пятнадцать! Завтра привезешь!
– Но я не знаю, где тебя найти, – пролепетал вконец оглушенный Вагаб.
– Твое счастье! Знал бы, тебя бы орлы склевали в ущелье! Оставишь в доме Магомедали Магомедова. Знаешь его?
– Конечно…
Оловянный встал. Вид у него был ужасный.
– Давай свои полтора лимона. И ключи от машины.
– От какой машины?!
– От «Рейндж-Ровера»! Свою таратайку я тебе оставляю, раз ты в ней крышу помял! Это справедливо? Ну, что молчишь?!
– Конечно, Руслан, конечно!
Оставшись один, Вагаб упал в кресло, сбросил на пол пиджак и, расстегнув рубаху до середины, жадно глотал воздух, глядя на распахнутый и опустошенный сейф. «Жизнь дороже, жизнь дороже, жизнь дороже», – повторял он, как заклинание.
Тем временем новенький джип, раскачиваясь, несся вниз по разбитой дороге. В нем царила атмосфера растерянности и уныния.
– Кто это мог сделать? Как мы ничего не узнали? Такого просто не может быть! – твердил Оловянный.
Когда уже подъезжали к Камрам, он распорядился выехать на обзорную площадку перед большим туннелем. Долго расхаживал взад-вперед, вспоминая, как совсем недавно беседовал здесь с всесильным Великим Гаруном, который сейчас заперт в стальной клетке. И никак не мог понять, что произошло. Тогда он взял автомат и открыл огонь по парящим вдоль хребта орлам, которые, по большому счету, не были ни в чем виноваты. Но не попал он не поэтому: просто автомат – неподходящее оружие для такой стрельбы.
Пятигорск. Оперативный отдел Управления «Т»
Шерлок Холмс обследовал место происшествия с лупой в руках, отбирал пробы табачного пепла, лично осуществлял наружное наблюдение, вступал в схватки с преступниками, стрелял в собаку Баскервилей и отбивался от ядовитой «пестрой ленты». Это говорит, как минимум, о двух вещах: о низком уровне криминальной активности в Лондоне того времени и об универсальности сыщика.
Сейчас бы его одного на все преступления не хватило, к тому же, наступил век узкой специализации, и каждый занимается своим, строго определенным делом. Далеко продвинулась наука, изменились поисковые технологии, и, конечно, задание изучить все ЧП, связанные с носителями ядерных секретов, ядерным оружием и известными террористами, поставило бы гения дедукции в тупик.
Об этом с удовольствием думал лейтенант Сорокин, который, вместо того чтобы разъезжать по всем ядерным полигонам и полицейским участкам мира, сидел в уютной комнате аналитического отдела и смотрел на монитор компьютера, задействованного на выполнение поставленной перед ним задачи. Начальник отдела подполковник Молчанов представил его рядовым экспертам, и те демонстрировали лейтенанту свою работу.
По разделенному надвое экрану быстро бежали длинные ряды фамилий. Левый ряд повторял фамилии потерпевших из суточных сводок о наиболее тяжких происшествиях, направляемых в МВД России из краев и областей. Убийства, причинение тяжкого вреда здоровью, похищения, скоропостижные смерти… Этому ряду не видно ни конца ни края, он был бесконечным. Зато в правом ряду крутилось всего пятьсот сорок фамилий – Сорокин даже не подозревал, что лиц, допущенных к атомным секретам, так мало на огромных просторах страны.
