— Все. Мне это надоело. Раз он хочет войны — будет война. Хотя какая там к черту война! Бойцы Корня настолько деморализованы, что разбегутся при первых же выстрелах. Достаточно прикончить самого Корня, чтобы остальные упали в руки Ткача, как переспелые груши. С гнильцой, правда, груши — но ничего, за третий сорт среди брака сойдут. А чтобы уже совсем обезопасить себя, Ткач решил не поручать ликвидацию Корня своим людям, а заплатить подороже и нанять стороннего киллера. Насколько он знал, иногородние угрожали Корню чем-то подобным, и если все пройдет гладко, то никто из братьев-авторитетов даже не спросит: а чего это ты, друг Ткач, нарушаешь договоренности и убираешь конкурента, даже не сделав ему предъяву, не обсудив дело на сходняке. Хоть Ткач и первый среди прочих, а законы преступного мира должен уважать. Пожалуй, Ткач без труда добился бы выгодного для себя решения и на сходняке, но тогда непременно объявились бы другие претенденты на территорию Корня и остатки его группировки, и с ними пришлось бы договариваться или даже воевать. А Ткач не хотел ни того, ни другого. Он хотел неожиданно прихлопнуть и подмять под себя ослабленную группировку конкурента вместе с территорией. И добиться этого он мог одним-единственным выстрелом.
Лариса еще ни разу не снималась обнаженной в обществе других девушек. До этого они всегда были с Ариком наедине. Однако все прошло без сучка без задоринки.
Арик фантазировал, девушки воплощали его фантазии, юпитеры сверкали, фотоаппарат отщелкивал кадры. Попутно Арик разглагольствовал на тему денег и обетов, и со стороны могло показаться, что он пилит сук, на котором сидит.
— Я этого авангардизма не понимаю. По моему обет — это штука неосязаемая, такая, на которой не может нажиться никто, кроме Бога. Например, китайский монах встал утречком и решил — а пойду-ка я в монастырь Шао-Линь и положу цветы к подножию статуи Золотого Будды. И попер босыми ногами по камням три тысячи верст.
Возложил там цветы, поклонился, пробормотал сколько положено молитв и обратно пошел. Цветы там сгнили, Будда возрадовался, монах очистился душой, и никто ни гроша на этом не поимел. Это я понимаю — обет. А когда я фотографирую тебя голую, продаю фотки за бабки, получаю чистую прибыль и тебе ничего не плачу — мне непонятно: при чем тут Бог.
— Ты можешь пожертвовать свои деньги Святой Истинной Церкви — Храму Сверхнового Завета, — заводили свою песню девушки, но Арик обрывал их на полуслове.
— Нет, не могу, — возражал он. — Я не верю в святость и истинность вашей церкви .
— какого же черта я понесу туда деньги? Нет, с вашей церковью мы договорились иначе. Все по звериным законам капитализма. Она мне — сырье и крышу, я ей — кипячение мозгов местного населения. Так что интересы товарища Понтифика мне вполне понятны. А вот ваши — не вполне. Неужели вы думаете, что Бог гарантирует вам рай только за то, что я зарабатываю бабки на ваших фотографиях?
— Ты грешник и тебе уготован ад, — отвечала на это Наташа. — Что ты можешь знать о рае, о Боге и об обетах, которые мы ему даем? Доводы Арика на сектанток совершенно не действовали. Впрочем, и сам Арик относился к ним н особенно серьезно. Он просто развлекался. А вот слова Ларисы Бабушкиной, которые она произнесла перед тем как уйти, произвели на Наташу Гарину гораздо более сильное впечатление. Когда Арик вознамерился перейти от фотографии к оргии, Лариса собралась уходить, и Чудновский не стал ее удерживать. Он выдал ей гонорар за сегодняшний сеанс и сказал: «Пока!» Лариса вышла, но коридоре ее догнала Наташа.
— Ты отказываешься от удовольствий, потому что не знаешь истины Сверхнового Завета, — сказала она. — Приходи в наш храм — и тебе откроется истина. Тогда ты поймешь, что нет греха в том, чтобы отдаться мужчине, потому что ты сливаешься не с ним, а с Божественным духом, оплодотворяющим землю с небес.
— Твоя фамилия — Гарина, да? — прервала ее речь Лариса. Наташа осеклась и удивленно кивнула.
— Я знаю твоего отца, — сказала Лариса. — Он теперь живет у меня, не пьет и очень хочет, чтобы ты вернулась. Лариса произнесла это и вышла, оставив остолбеневшую Наташу одну в редакционном коридоре. Опомнившись, Наташа чуть было не выбежала нагишом на улицу следом за ней — но ее удержал охранник. Никто не должен знать, чем занимаются в офисе «Оранжевого шара» по ночам. Чтобы привести в порядок свои мысли, Наташа отдалась охраннику прямо в коридоре, и тот охотно в этом поучаствовал, хотя по идее (и по инструкции) не должен был. Потом девушка отдалась еще и Арику, но без особой страсти, после чего попросила разрешения уйти. Арик подумал и отпустил сразу обеих девушек. Его, как всегда после ночной работы Ларисы на компьютере, интересовало, не отправила ли она, наконец, то заветное письмо, ради которого она пришла в «Оранжевый шар». И оказалось, что отправила.
Зная структуру преступной организации, милиции гораздо проще работать с отдельными ее членами. Надо просто арестовать тех, кто известен поименно, и объявить им, что вышестоящие уже арестованы, что они сдали и боссов и подчиненных, а также описали всю структуру организации — так что теперь все кончено. Только чистосердечное раскаяние может смягчить приговор. Тех двоих, чьи имена и адреса стали известны, Ростовцев, Сажин и следователь Туманов решили брать сразу. Если не удастся выжать из них признание, то придется отпустить через три дня — но в эти три дня надо постараться по полной программе. Так рассуждали опера и следователь, но «трибунальщики» облегчили им задачу.
Пятый Главный, бывший опер районного масштаба Андрей Семенов, изгнанный из органов за жестокость к подследственным, оказал сопротивление при задержании, а у Пятого Левого, бывшего офицера Олега Терентьева, оказалось при себе оружие. При таком раскладе их можно было прессовать гораздо дольше, чем три дня. И вышло все даже лучше, чем можно было ожидать. не прошло и суток, как Семенов сдал человека, который его вербовал. Семенов считал вербовщика шестеркой на побегушках у вышестоящих чинов и не должен был знать его имени. Однако он не любил, когда его держат за дурачка и, во-первых, сумел узнать имя и адрес вербовщика, а во-вторых, под угрозой, что его посадят к уголовникам и скажут им, кто он такой (бывший мент, да еще и «трибунальщик»), выложил все, что знал. А вербовщик, между тем, оказался вовсе не шестеркой, а особой, приближенной к высшим сферам. Он знал не только тех лидеров троек, которых лично завербовал, но еще и телефон координатора вербовки. Однако телефоны были сотовые, и как удалось выяснить в ходе дальнейшей проверки, координаторы получили их по подложным документам. Это позволило милиции потребовать, чтобы фирмы, предоставляющие услуги сотовой связи, отключили эти номера. После этого раскалились телефоны экстренной связи, один из которых в милиции знали из письма Пятого Правого и сразу взяли на контроль. Установив номер радиотелефона, с которого оператору экстренной связи звонит некто, управляющий всеми координаторами, розыскники сумели вычислить его обладателя. И очень удивились, поскольку им оказался военный прокурор Белокаменского гарнизона. За ним установили наблюдение, и вскоре выяснили, что он опять пользуется радиотелефоном, зарегистрированным на чужое имя. Однако чтобы задержать такую крупную фигуру, требовалась санкция либо прокурора военного округа, либо генерального прокурора России. А для того, чтобы получить эту санкцию, нужны были доказательства гораздо более весомые, нежели какой-то нелегальный сотовый телефон.
Надо полагать, что от затянувшейся безнаказанности «синдром Колобка» у Арика Чудновского развился до степени клинической и благоразумие окончательно оставило его. Иначе нельзя объяснить, почему после прочтения письма Ларисы в «Трибунал» Арик немедленно сел сочинять свое письмо. И не куда-нибудь, а в городское управление внутренних дел. Разумеется, он давно догадался, кто были те парни, которых он убил на заброшенной турбазе. Слухом земля полнится, и сплетни о том, что такое «Трибунал» и каковы из себя его боевики, распространялись по городу очень активно. Естественно, Арик сделал для себя вывод: «трибунальщики» пытались отобрать деньги у бандитов, но непредвиденные обстоятельства помешали им это сделать.
Непредвиденным обстоятельством был сам Арик, и это его немного беспокоило. Он почему-то не слишком боялся бандитов, решил, что они спишут все на «Трибунал». А вот «трибунальщики» наверняка ищут человека, который живет по документам одного из них и ходит в соответствующем гриме. Вывод он сделал совершенно естественный и при этом точно такой же, как за некоторое время до него убежавший из Белокаменска Пятый Правый.
Надо натравить на «трибунальщиков» милицию. Но была и разница. Пятый Правый отправил свое письмо откуда-то с дороги, из города, где он пробыл всего несколько часов. А Арик Чудновский по-прежнему не спешил покидать Белокаменск. И, составляя анонимку в ГУВД, Арик не подумал, что одновременно делает наводку на себя. Он, правда, упомянул в письме только Макса Игрунова, но не учел, что через него легко можно выйти на Ларису Бабушкину, а она обязательно приведет ментов прямо к дверям «Оранжевого шара». «Синдром Колобка» разыгрался в полную силу. Я от бабушки ушел и от дедушки ушел, и плевать я хотел на лису с высокой колокольни. И Арик быстро накатал на компьютере короткое сообщение о том, что ближайшей жертвой «Трибунала» станет некий Максим Игрунов, сын генерала, совершивший некоторое время назад нераскрытое убийство. Вдобавок письмо он послал по электронной почте — правда, с ложными служебными пометками. Однако такие пометки могут сильно затруднить определение истинного источника письма, но не делают его невозможным. Об этом Арик тоже не подумал. А зря.
