– Ну что ж. Давайте прикинем, что нам известно на данный момент, – подытожил он.
– Убийца тяготеет к оккультным и религиозным практикам, возможно, книге Откровений Иоанна Богослова, – отозвался Джерихо со своего места во главе стола.
– На основании чего мы сделали такой вывод?
– В его записке упомянуты Вавилонская Блудница и Зверь – скорее всего подразумевается Антихрист.
– Верно, – согласился Уилл. – Но отрывок только соотносится с Библией. Тексты не совпадают полностью.
– Но близки по содержанию, – возразил Джерихо.
– Любой текстолог или библиотекарь скажет, что соответствие и точное совпадение – совсем не одно и то же. И не забывайте о символах. Они относятся к прикладной магии и мистицизму, но никак не к христианской культуре. – Уилл провел пальцем по рисункам на записке. Эви они казались просто каракулями сумасшедшего: стилизованные кресты, закорючки, затейливые буковки и геометрические узоры.
– А теперь… – Уилл сунул сигарету в переполненную пепельницу и тут же извлек из кармана серебряный портсигар, не прерывая своих хождений по комнате. – У нас есть символ, так?
– Пентаграмма, – уточнила Эви.
– Да. Я не умею рисовать. Эви, не могла бы ты? – Уилл передал ей огрызок мела из старой сигарницы, набитой всяческой мелочевкой. Эви не сразу поняла, что он просит ее нарисовать на доске тот самый символ. – Сейчас ты нарисовала его, как обычно. Переверни, пожалуйста.
Тяжело вздохнув, Эви стерла свою пятиконечную звезду и нарисовала другую, одним лучом вниз и двумя – вверх.
– А в чем принципиальная разница? – пробурчала она.
– Я уже объяснял: перевернутая означает победу материи – телесного, плотского над божественным. Дух побежден плотью, а не наоборот. И теперь еще змею, пожалуйста.
Эви закончила набросок. Он только отдаленно напоминал змею, если признаться честно, но Уилл все равно поблагодарил ее. Эви сдула пыль от мела с ладоней.
– И что означает змея?
– А. Вот это очень древний и очень интригующий символ. Змея, пожирающая свой хвост, – нет ни начала, ни конца. Существовал во всех культурах и во все времена. Скандинавский Ёрмунганд, греческий Уроборос, у гностиков, ашанти, древних египтян. Он символизирует цикл, идею о том, что наша с вами вселенная не была создана и никогда не погибнет, а постоянно перерождается и повторяется снова и снова.
– Цикличность или вечное возвращение, как у Ницше, – сказал Джерихо.
– Означает ли это, что я буду вынуждена снова прожить этот день? – пошутила Эви. Никто не засмеялся, и она сделала вид, что полностью поглощена рисованием модной шляпки на голове змеи.
Уилл взял из вазы кучку мятных леденцов и принялся жонглировать ими одной рукой, не выпуская из другой тлеющую сигарету.
– Таким образом, мы можем предположить, что наш убийца располагает оккультным знанием, передающимся по наследству, с определенным магическим и религиозным символизмом, частично позаимствованным из книги Откровений Иоанна Богослова. Но Вавилонскую блудницу он называет «Блудницей наряженной и брошенной в пучину морскую». – Уилл задумался на мгновение. – Очень своеобразная фраза. И загадочная. Возможно, религия, выдуманная самим убийцей.
– Как можно изобрести собственную религию? – удивилась Эви.
Уилл посмотрел на нее поверх очков:
– Объявить «Бог сказал мне вот это» и ждать, пока вокруг тебя соберутся последователи.
Эви еще никогда столько не думала о религии. Ее родители были католиками, епископальными англиканцами, и посещали воскресные службы, но относились к этому как к рутинной обязанности вроде чистки зубов и принятия ванны. Они поступали так потому, что окружающие ждали от них этого. Эви не устраивал такой подход. В течение года после смерти Джеймса она каждый день исступленно молилась, сжимая его последний подарок в ладонях, и просила Бога о чуде. О телеграмме с текстом «Хорошие новости! Рядовой Джеймс Ксавьер О’Нил был найден живым и невредимым на ферме во Франции». Но ничего не происходило, и вера, расцветшая было в сердце Эви, увяла и погибла. Теперь она рассматривала религию как еще один из жизненных принципов предыдущего поколения, обесценившийся и устаревший и совершенно ей не нужный.
– Мы не ответили на самый главный вопрос: почему? Какая причина кроется в этом преступлении? – спросил Джерихо и отвлек Эви от невеселых мыслей.
– Он просто маньяк, – сказала Эви. – Разве это не достаточное объяснение?
Уилл снова принялся копаться в вазе с конфетным ассорти и стал жонглировать драже.
– Но это ответ на вопрос «кто?», а не «почему?». Ничто не делается без определенной цели, какой бы запутанной она ни была.
– Зачем он забрал ее глаза? – спросила Эви.
– Оставил себе в качестве сувениров.
Эви скорчила недовольную гримасу.
– Дядя, сувенир – это раскрашенная вертушка с Кони-Айленда.
– Это для нас. А для сумасшедшего? Скорее всего нет. Но они могли понадобиться ему для какого-нибудь ритуала. В некоторых культурах существует поверье, что употребление плоти других людей в пищу делает тебя бессмертным. Агори в Индии едят своих мертвых, веря в то, что обретут сверхъестественные силы, а представители племени алгонкинов считают, что тот, кто употребит в пищу плоть человека, превратится в демонического духа Вендиго.
У Эви сжался желудок.
– Во всяком случае, в Библии нет ничего по поводу священного каннибализма.
– Может быть, простое замещение? – предположил Джерихо. – На Тайной Вечере Христос давал апостолам свои тело и кровь под видом хлеба и вина. «И когда они ели, Иисус, взяв хлеб, благословил, преломил, дал им и сказал: приимите, ядите, сие есть Тело Мое. И, взяв чашу, благодарив, подал им: и пили из нее все. И сказал им: сие есть Кровь Моя Нового Завета, за многих изливаемая» [33].
– Точно, – признала Эви. – Похоже, я больше никогда не смогу пройти причащение.
– Как я и говорил раньше, Америка – молодая страна, в которую съехались самые разношерстные люди. Религии и верования постоянно соприкасаются, перемешиваются, и на выходе получается нечто принципиально новое.
Уилл покончил со второй сигаретой, и Эви с облегчением заметила, как он потянулся к третьей, но, к счастью, передумал. Комната уже была вся прокурена, дым висел в воздухе плотными клоками.
– Я кое-чего не понимаю. Записка… – Порывшись в грудах бумаг на столе, Эви выудила фотографию записки, оставленной с телом Руты. – В ней сказано: «Это было пятое жертвоприношение». Почему пятое, а не первое?
– Да, это здорово беспокоит. – Уилл обошел вокруг стола, сжимая в руке портсигар. – Джерихо, будь так любезен, позвони детективу Маллою и спроси, не случалось ли похожих убийств прежде?
– Думаешь, он не сказал бы об этом раньше? – спросила Эви.
– Я могу только предполагать, – ответил дядя Уилл, и стало понятно, что он не желает дальше обсуждать эту тему.
– Скоро должна начаться ваша лекция в Женской Ассоциации клуба Феникса, – напомнил ему Джерихо.
Уилл бросил взгляд на каминные часы, возмущенный тем, что они показывают неточное время, затем сделал два коротких кивка, как лектор, признающий правоту студента в ученом споре.
– Ты прав. Мне нужно забрать свои записи.
– Вы оставили их наверху, – подсказал Джерихо.
– Ага. Прекрасно. – Уилл замер на мгновение, задумчиво оглядывая комнату. – Не могу избавиться от ощущения, что мы что-то пропустили. Что-то очень важное.
На его лице пролегли длинные тени от подрагивающего света камина. Встряхнувшись, словно сбросив наваждение, Уилл поспешил по своим делам.
В дверь постучали. Наконец-то посетитель! Джерихо вскочил первым. Судя по его эмоциональной реакции, Эви не единственная беспокоилась о будущем музея. Она услышала разговор, и затем Джерихо показался на пороге в компании Сэма Лойда собственной персоной.
Эви злобно сузила глаза.
– Так-так. Похоже, ты отыскал мои двадцать долларов?
Джерихо посмотрел на нее, затем на Сэма и наоборот.
