Это изрядно отравило ему настроение. Жорик почувствовал себя так, как если бы он нашел толстый кошелек, но проверить его содержимое поручили бы какому-то постороннему адвокату, причем за закрытыми дверями. «А этот типчик – жук еще тот! – подумал Жорик, искоса поглядывая на Геру. – Печенкой чувствую, что мошенник. Не зря на девчонку нацеливается, как молочный поросенок на титьку».
А молочный поросенок от осознания ответственности, свалившейся ему на голову, даже ослабел в ногах и на лестнице немного отстал. Лисица кидала на него искрометные взгляды, но Гера их не замечал. Он думал о том, что терпит все эти издевательства над своей совестью исключительно из-за жалости к Лисице.
Лисица зашла в холл и села в кресло.
– Завещание на подоконнике, – сказала она Гере и прикрыла глаза ладонью, словно заслонялась от яркого солнечного света.
– Я постою за дверью! – скромно потупив взор, произнес Жорик, не смея переступить порог. Он еще на лестнице обратил внимание на большую замочную скважину в двери холла, через которую можно было подслушать с превеликим успехом.
– Как хотите, – не открывая глаз, ответила Лисица. – Мне от вас скрывать нечего.
– Правда? – обрадовался Жорик. – Тогда с вашего позволения… а то вдруг мало ли какие юридические нюансы… У меня ведь большой опыт, очарование мое…
С этими словами он впорхнул в холл и занял место у окна, где вчера Лисица опрокинула на него судно.
Гера взял с подоконника конверт, дрожащими пальцами вскрыл его, вынул оттуда лист с гербовой печатью и, откашлявшись, стал читать:
– «Завещание. Я, гражданин Мухин-Обломов Альберт Резоевич, настоящим завещанием делаю следующее распоряжение: все мое имущество, какое ко дню моей смерти окажется мне принадлежащим, в чем бы таковое ни заключалось и где бы оно ни находилось…»
Жорик с дурноватой улыбкой, выражающей любовь и сострадание, смотрел на свои туфли и скреб ногтями по подоконнику. Он очень хотел, чтобы в эти мгновения Лисица взглянула на него и убедилась, что он вовсе не слушает текст завещания и его вообще не интересуют какие-то материальные ценности, а душа его наполнена тихой скорбью и заботой о судьбе сиротинушки. Но чем дальше Гера читал, тем больше Жорик терял контроль над своим лицом: улыбка покидала его губы, челюсть отвисала, словно подошва у старого сапога, а глаза становились круглыми, как у барракуды.
«…в том числе пять вилл, находящихся в Серрании-де-Куэнке, Скиропуле, Фос-ду-Бреу, Макакило-Сити и в деревне Сысои Сараевского района Рязанской области; две яхты, «Гжелка» и «Флагман», находящиеся в портах приписки Гвадалахара и Аривунимаму; самолет «Грумман Е-2 Хоукай», стоящий на балансе авиакомпании «Глобал Фрайхтвэйс»…»
Жорик тяжело дышал, словно с ним случился приступ сердечной недостаточности, на лице проступили красные пятна. В спешке он не прихватил с собой платка, и мутные капли пота капали с его подбородка, словно остатки самогонки с конца змеевика.
«…все вышеперечисленное я завещаю своей дочери. Настоящее завещание удостоверено мной, нотариусом Кузьмуком У. Ш., и подписано завещателем в моем присутствии».
Гера поднял глаза и, словно был виноват в том, что завещание оказалось таким коротким, пожал плечами и пробормотал:
– Все…
– Как все?! – прошептал Жорик и двинулся на Геру, словно камикадзе на танк. – Как все?!! А где эта… где дача? Которая там, в лесу…
– Дача записана на меня, – едва слышно произнесла Лисица и закрыла ладонями лицо. Плечи ее задрожали. – Это катастрофа!
Жорика потянуло к Лисице как к магниту невиданной силы. Он рухнул перед ней на колени, прижал девушку к себе и взвыл:
– Да! Это катастрофа! Альберт, дорогой! Зачем ты нас покинул?! Зачем ты сделал сиротой эту девочку?!
– Я не о том, – глухо ответила Лисица, отстраняясь от взопревшего донельзя Жорика. – Я не думала, что у отца так много недвижимости, яхты, самолет… А кто теперь будет всем этим заниматься? Кто будет оплачивать налоги, расходы на обслуживание, нанимать персонал? Вы поймите, я не могу, не в силах заниматься этим, у меня душа разрывается от горя…
Жорик вскочил на ноги, кинулся к Гере и, выхватив у него из рук завещание, подтолкнул его к двери.
– Принеси воды! Видишь, ей дурно!
Он вытолкал его из холла, запер за ним дверь на ключ и снова бросился к Лисице.
– Дорогая моя! – бормотал он, натирая коленями паркетный пол. – Я понимаю ваше состояние, хотя ни разу не испытывал ничего подобного. Конечно, конечно вам нужен верный друг, муж, который занимался бы всем этим бесполезным хламом. И я бы не задумываясь предложил вам руку и сердце, но не смею!
– Почему же? – высморкавшись, спросила Лисица и глянула на Жорика одним глазом через слезинку, прилипшую к реснице.
– Потому что у меня есть совесть и достоинство! – высокопарно заявил Жорик. – Еще час назад я готов был это сделать, но теперь между нами бездна!
– Я не понимаю, о чем вы, – растроганно произнесла Лисица.
– Ну, посмотрите, кто вы, а кто я! Я – скромный бизнесмен со средним достатком… в смысле, средний бизнесмен со скромным достатком, а вы такая богатая! И теперь мое предложение может быть расценено превратно, как будто в нем сидит червь циничного расчета. А на самом деле в нем сидит мое нежное сердце, наполненное безграничной любовью!
– Какие хорошие слова вы говорите, Жорик, – вздохнула Лисица. – Жаль, что вы не можете предложить мне руку и сердце. Я бы согласилась. Теперь придется выйти замуж за адвоката.
– Что?! – заорал Жорик, подпрыгивая, как мячик. – За адвоката?
В это судьбоносное для Жорика мгновение в дверь постучались.
– Это он, – с чарующей печалью произнесла Лисица. – Откройте. От судьбы не уйдешь.
– Тс-с-с… – издал шипящий звук Жорик, приложив палец к дрожащим губам, и посмотрел на дверь полными ужаса глазами. – Не говорите больше ни слова… Я передумал. Я не могу допустить, чтобы вы достались какому-то проходимцу…
В дверь снова постучали, на этот раз сильнее прежнего.
– Будьте моей женой, очарование мое! – торопливо зашептал Жорик, прижимая руки к груди. – У меня в отношении вас самые чистые помыслы. Я вовсе не думаю про ваши виллы и яхты… Тьфу на них…
Дверь содрогнулась от мощного удара, и на пол посыпались кусочки штукатурки, похожие на заиндевевшие листья.
– Он сейчас выломает дверь, – предупредила Лисица.
– А если вы сомневаетесь в чистоте моих чувств, – еще быстрее заговорил Жорик, – то давайте заключим брачный договор, и вы станете полноправной хозяйкой всего, чем я владею, и мой дом, моя машина, мои магазины станут вашей собственностью…
– Нет, нет! – категорически возразила Лисица и даже прикрылась рукой. – Только не это. Мне ничего от вас не надо. Только ваша любовь и забота…
– Драгоценная вы моя! – едва не теряя сознание от такой необъятной халявы, воскликнул Жорик и уже расставил руки, чтобы заключить Лисицу в объятия, как особняк вздрогнул от чудовищного удара. Дверь с треском распахнулась, и во все стороны, словно шрапнель, полетели ключ, личинка, язык и шурупы от замка.
На пороге стоял хмурый Гера со стаканом в руке.
– Вы просили воды, – сказал он.
Глава 30
Ни фига он не понял
Клим не знал, как остановить словесный поток мастера. Вот уже двадцать минут этот пожилой дядька в очках с толстыми линзами показывал ему аккуратный шов и расхваливал свою работу.
– Сверху мы обработали края разрыва специальным клеем и прошили их «елочкой», а снизу поставили заплатку…
– Большое спасибо! – с чувством произнес Клим, вежливо выдирая из рук мастера параплан.
– Но самое интересное, – не унимался старик, не выпуская ткань, – это свойство заплатки… Сейчас я вам все покажу… Вот здесь ткань была распорота. Прекрасно понимая, какие нагрузки испытывает парашют, я задался целью…
В этот момент какой-то человек заглянул в цех и свистнул. Мастер обернулся и тотчас оборвал свое красноречие.
– Можете забирать, – сухо сказал он и, не попрощавшись, быстро ушел.
Вздохнув с облегчением, Клим принялся с любовью и старанием укладывать параплан. Мастер основательно спутал стропы, и Климу пришлось изрядно повозиться, прежде чем параплан вместе с вытяжным парашютом занял свое место в ранце. Пристегнув к нему подвесную систему, Клим закинул ранец на плечо и пошел к выходу, обуреваемый нестерпимым желанием немедленно откуда-нибудь спрыгнуть. В дверях он нос к носу столкнулся с рослым детиной в черных очках. Проявив благоразумие, Клим пропустил его, но детина тоже оказался вежливым и, улыбнувшись, махнул рукой, мол, проходи первым!
Клим едва переступил порог, как страшный удар обрушился ему на голову…
Ему показалось, что прошло всего мгновение. Он чувствовал, как по лицу струится холодная вода, заливается в ноздри и рот. Сознание еще не включилось полностью и не могло дать точного ответа, что происходит, зато инстинкт сработал как автомобильная сигнализация. Клим крикнул и, размахивая руками, машинально потянулся вверх, чтобы выплыть из-под воды, где, как ему казалось, он барахтался. Открыв глаза, он с удивлением увидел, что сидит на бетонном полу в каком-то сумрачном помещении. У дальней стены поблескивала черным лаком дорогая иномарка, кажется, «бора». Напротив Клима, с пустым ведром в руке, стоял Руслик. Клим узнал его – это был тот самый детина, с которым он столкнулся в дверях мастерской.
