– А если я не хочу быть ничьей марионеткой? – неожиданно Хомуталин спросил и смело так в глаза чекистские глянул.
Но Владимира Ивановича вопросом таким не прошибить. Хочет Петя обиженной шавкой повякать – пусть вякнет разок. Знает чекист, за какие ниточки следует дергать, чтобы марионетка дальше не вякала да не рыпалась.
– А твоего желания, собственно, никто и не спрашивает, – ответил чекист абсолютно равнодушно.
– Да, Владимир Петрович, – начал Хомуталин подчеркнуто-скорбно. – Думал я, что мы с тобою друзья. Думал – люди родные и близкие. А вон оно как на самом-то деле… Давай так: я тебе денег дам. За все, что у тебя на меня нарыто.
– Вот как? И во сколько же ты себя самого оцениваешь? – Чекист, с покровительственным презрением.
– Десять миллионов долларов.
– Долларов?
– Да неужели рублей?
– Нет, Петя. Не хочу.
– Двадцать. – Хомуталин, упавшим голосом.
– И двадцать не хочу.
– Так чего ж тебе надобно?!
– Сколько повторять можно… Говорил я тебе уже, Петр Владимирович, тысячу раз говорил. И повторять не устану: надобно мне от тебя лишь одно – полного и безоговорочного послушания. Скажу, бабло из Москвы тянуть, – будешь тянуть. Скажу, это бабло на нужную мне фирму перегонять, – чтобы сию минуту! Скажу, интересный мне закон через областную думу провести, – чтобы беспрекословно!
Поднялся Хомуталин из-за стола. Горделиво поднялся, собственную значимость демонстрируя. Понимает олигарх наш – как ни крути, а придется идти на открытый конфликт.
– Короче, вот что, дорогой товарищ подполковник. Хотел я с тобой по чести разойтись. Но не моя вина, что отказался ты. А теперь меня слушай. Компромату твоему, по большому счету, грош цена в базарный день. А если будешь ты меня шантажировать – придется в твое родимое ведомство за защитой обращаться. Знаю уже к кому.
Уселся Хомуталин на место – и на Владимира Ивановича победно смотрит: что, мол, уел я тебя?
Но спокоен Владимир Иванович. На удивление спокоен.
– Ты, я вижу, открытой войны хочешь? Будет тебе война. Да только проиграешь ты в ней… Потому как слишком многого еще не знаешь!..
Странное это занятие – впервые читать письмо, столько лет назад для тебя написанное. Но если письмо это предсмертное и если оно к тому же полностью ломает представление о причинах смерти писавшей – не странное это занятие, а страшное…
Иван за сегодняшний вечер письмо Ксюхино наизусть выучил. Конечно, много лишнего она перед смертью надиктовала. Оно и понятно – у кого после пятидесяти сильнейших психотропных таблеток голова варить будет?
Винится она в письме, просит у Ивана прощения… Через каждую строчку! Мол, какая я дура была, знала бы раньше! Так мне и надо теперь! Сама виновата…
Но не это главное.
Оказывается, не выкидыш у Оксаны-то был! Оказывается, комитетчик Янчевский на ребенка сперва согласился… Точнее, сделал вид, будто бы согласился, и даже разговор о ЗАГСе завел. И, бдительность дурочки этой наивной сладкоречивостью усыпив, подсунул ей каких-то таблеток: мол, витамины импортные, для нашего будущего малыша пользительные! Принимай, мол, по четыре штуки после еды, так надо… Та и принимала.
Пока выкидыш не произошел. И лишь потом от врачихи в женской консультации узнала, что это за «витамины»-то были: какое-то сильнейшее патентованное средство для прерывания беременности!
Вот тут-то Ксюха и прозрела.
Встретилась Оксана Медведева с Владимиром Янчевским и высказала ему все, что по этому поводу думает. А заодно пригрозила – мол, пойду я в районное управление да и расскажу начальству высокому о моральном облике молодого чекиста! Вот тут-то молодой чекист и сел на задницу.
Жениться не выпадает, потому как возненавидела его Оксана после всего произошедшего люто, к начальству высокому допускать ее тоже нельзя. Вот и решил он от свидетельницы избавиться. Прощения попросил, бутылку шампанского купил и, распив ее с обесчещенной в знак примирения, к кровати ее привязал да две упаковки тазепама ей в глотку и затолкал. Продуманно, гад, сработал: понимал, подлец, что девушки, на суицид решившиеся, не вешаться склонны, не под машину бросаться, а именно травиться!
Однако чего-то чекист не рассчитал. То ли раньше времени смерть Оксанину зафиксировал, то ли помешало ему что-то убийство до конца довести. Ушел он из дома Медведевых, а соседи, неладное заподозрив, дверь входную взломали и, состояние девушки оценив, «Скорую помощь» вызвали. Остальное известно…
А еще известно Зарубину, почему Супруна зарезали. Видимо, спустя много лет обнаружил фарцовщик давешнее письмо и решил с комитетчика немного капусты срубить.
Конечно, теперь все подробности лишь одному Янчевскому известны: что ему Супрун накануне смерти своей говорил, чем именно угрожал, какую сумму за письмо требовал… Может, и сам Владимир Иванович глупого шантажиста зарезал, может, заказал его климовским «черным»… Не суть важно. Важно другое: еще недавно чекист был стопроцентно уверен, что мертв Зарубин Иван. А стало быть, считал справедливо: письмо Оксанино, если оно где-то и существует, никогда в его руки не попадет.
Вот почему подонок-то этот Ивана так испугался, когда Зарубин в гости к нему пришел!
…Читает Зарубин письмо, шевеля губами. В сотый раз, наверное, перечитывает.
– Ну что, товарищ чекист… Чувствовал я, что придется с тобой опять свидеться! Чувствовал: не все долги я с тебя взыскал. Так что придется тебе опять ответ держать…
Вечер тоскливый. Сумрак лиловый. Низкие тучи на небе. Из проходной локомотивного депо работяги валят. Кончен рабочий день, вымыты руки от мазута да копоти, в раздевалке железные ящички со спецовками на висячие замочки закрыты. Металлический лязг в голове, ломота в спине страшная, а ноги-руки гудят, словно не конечности это, а мачты высоковольтной электропередачи.
Пивка бы сейчас…
А вот пивко нынче – только в магазине. Бутылочное. И то, если повезет, чтобы не разобрали…
Трем слесарям, первым из проходной вышедшим, повезло.
Купили по паре бутылок на брата, уселись в скверике, закурили, открыли по первой да нехитрую беседу завели…
– Слышь, братан, что мне сегодня сказали? Нашли вроде того террориста, который Залинию нашу поджег! – один заявляет.
– Да неужели! – второй, не веря.
– И я о таком слышал… – третий, уверенно. – ФСБ его вычислила, точно знаю. Он вроде уже показания дает. И знаете на кого? На Хомуталина!
– Да не может быть! Ему-то зачем было?
– Я сам-то не знаю, но у Витькиной двоюродной сестры муж вроде бы в ФСБ работает… Витька мне сам говорил: сел он с ним, выпил, как полагается, а фээсбэшник ему по секрету и рассказал: мол, если бы Хомуталин этот землю в Залинейном районе по закону скупил, ему бы херовой туче народа квартиры бы пришлось строить. А так – типа как из фонда муниципального строительства погорельцы получат.
– Ага – держи карман шире! Получат они… Есть там кому получать.
– Это точно.
– И надо было столько людей без крыши над головой оставить, чтобы кабак этот вонючий отгрохать! Вот сволочь какая – только и думает, как бы народ споить!
– Да я бы его этими руками!.. Дали бы автомат – рука б не дрогнула!
…Не только в локомотивном депо такие слухи. На трикотажной фабрике – то же: мол, негодяю-олигарху Хомуталину тот поджог ох как выгоден был! Только там не на «мужа Витькиной двоюродной сестры» ссылаются, а на какую-то заметку в московской газете. Правда, как та газета называется и за какое она число, никто толком сказать не может. И на фабрике искусственного меха тоже о поджоге судачат. Там – своя версия: рано утром тетя Маша на остановке услышала, будто бы какой-то милиционер другому милиционеру о Хомуталине говорил. Якобы ордер на его арест уже выписан. На фабрике стекловолокна похожий слушок: только там почему-то источником «Голос Америки» называют.
Слушают умные люди, удивляются: и с чего это в один день по всему городу о Хомуталине заговорили?!
Может быть, слесаря из локомотивного депо и впрямь думают, что слухи – дело стихийное. Может, ткачихи с трикотажной фабрики действительно уверены, что россказни всякие на голом месте возникают чисто спонтанно. Может, рабочие фабрики искусственного меха да стекловолокна свято верят, будто бы слухи в городе нашем не контролируются никем.
Наивные они люди…
А вот Владимир Иванович Янчевский знает: нельзя такие вещи на самотек пускать. Не могут слухи на голом месте рождаться. У всякого слуха источник свой есть. С голубого ручейка начинается река, ну а слухи начинаются с агентурного распространения. Не все, конечно, слухи. Меньшая их часть. Но лучшая.
По роду деятельности своей Владимир Иванович много чем в ФСБ занимается. И румитологией в том числе – так по-научному наука о слухах именуется. В нелегком деле изготовления и распространения слухов Янчевский – профессионал общепризнанный. Точно покойный Коля Михеев в технологии закусывания водки. Знает товарищ подполковник, из каких точек исходных слухи распространяются лучше всего: из очередей змеистых, из автобусов переполненных, из пивнух, народом любимых. Вот агентура под руководством людишек с горячими сердцами, холодными головами да чистыми руками слухи эти и распространяет. А асы вроде Янчевского затем по своим каналам пробы-замеры общественного мнения берут: привился слух или нет?
