Я повернул голову, глядя на коридор, исполосованный лунным светом, проникающим через окна. Мне показалось, что в купе, где лежала мертвая Регина, что-то движется, издавая тихий свистящий звук, и на скомканную ковровую дорожку, лежащую напротив двери, падает слабый красный отблеск. Влад перестал копошиться и посмотрел на меня:
– Чего ты? Уснул?
Я не ответил и, как загипнотизированный, пошел по коридору. Чем ближе я приближался к купе покойницы, тем отчетливей видел дрожащие тени, выплескивающиеся из двери. Мне казалось, что вместе с дыханием в моей груди остановилось сердце. Я едва ли не из последних сил передвигал ноги, но любопытство пересиливало страх. Приблизившись к двери, но еще не видя, что происходит в купе, я услышал запах горячего парафина и уловил слабый звук потрескивания горящей свечи.
Адреналин в моей крови превысил все мыслимые границы. Сердце билось настолько сильно, что я ощущал пульсацию в кончиках пальцев. Глаза стали слезиться от напряжения. Медлить уже было опасно, иначе я нанес бы непоправимый ущерб своей психике.
Я сделал последний шаг и оказался напротив двери. Глаза резануло показавшееся ослепительно ярким пламя свечи. Регина лежала на диване. Ее ноги были плотно сведены, а руки покойницы были сложены на груди. Свеча, вставленная в них, плавилась, и по тонким окоченевшим пальцам скатывались горячие капли. Они застывали, мутнели, и казалось, что промежутки между пальцами умершей на моих глазах зарастают перепонками.
Понимая, что это малоприятное зрелище всего лишь неумная и гнусная шутка, я тем не менее с трудом подавил в себе желание кинуться по коридору назад и, как завороженный, смотрел на страшное лицо убитой. Я слышал, как Влад позвал меня, но не посмел откликнуться; казалось, что от громкого голоса покойница вздрогнет и откроет глаза.
Но вздрогнул я. Над моей головой зашуршало, и в тот момент, когда я готов был повернуться, мне в затылок уперся твердый предмет, и оглушительно лязгнул затвор автомата.
– Вы правы, – услышал я голос Филина. – Никуда я не ушел. Мне некуда отсюда идти. Да и обидно уходить одному… К столику подойдите и руки, пожалуйста, за голову!
Я слышал, как он выбирается из багажной ниши, гремит по полке локтями и коленями.
– У меня осталось не так много патронов, а полный магазин никак не могу найти, – бормотал он. – Два патрона я оставил себе, и на вас всех остается в обрез. Так что не делайте резких движений, если можете… Повернитесь.
Я, как дурак, стоял перед Филиным с поднятыми руками. Ужасно унизительная и бессмысленная поза. Не знаю, какой дебил решил, что человек с поднятыми руками менее опасен. Да будь я ближе к Филину на шаг, мне даже замаха не потребовалось бы на то, чтобы свалить его ударом сверху.
– Ей уже намного лучше, чем нам, – произнес Филин, стоя на диване, в углу, и покачивая стволом автомата. Я не сразу понял, что он говорит о Регине. – Вы не подумайте, что я решил вас попугать. Она лежала некрасиво, вперемешку с мусором. Я перенес ее на диван и прочитал заупокойную молитву… Она была обречена. Торговцы смертью долго не живут.
Он кашлянул и громко позвал:
– Уваров! Не прячьтесь за перегородкой, я знаю, что вы рядом! Не вносите сумятицу. Мне больших усилий стоило навести мало-мальский порядок.
Влад, поняв, что его раскрыли, не стал больше таиться. Я услышал хруст пластика под его тяжелыми шагами.
– Кончай сходить с ума, придурь! – отозвался он из коридора. – Тебе ведь жить осталось, что ночному мотыльку!
– Вы ошибаетесь, – ответил Филин. – Я проживу дольше вас. Не намного, но дольше. Это совершенно определенно. Если не хотите, чтобы я убил сейчас вашего друга, выйдите через задний тамбур и встаньте рядом с первой цистерной.
– Кирилл! – позвал Влад. – В самом деле, он серьезно говорит?
– Не могу стопроцентно утверждать, Влад, – отозвался я, не сводя глаз с Филина, – но автомат у него настоящий.
Невидимый Влад приглушенно выругался.
– Эй, придурь! – снова позвал он. – Я сделаю, что ты хочешь. Только не валяй дурака! Пожалей себя, а то сотрешься раньше времени… Уже иду, слышишь?
– Он всегда такой грубый? – спросил меня Филин.
Я не ответил. В купе стало заметно темнее. Огарок, оплавляясь, накренился и лег на тыльную сторону ладони покойницы. Огонь, борясь за свою жизнь, принялся проедать свечу сбоку, опаливая кожу мертвой руки. Она, покрываясь копотью, почернела. Огонь трещал и брызгал парафином. Купе наполнялось запахом жженого мяса.
– Выходите! – приказал Филин.
– Погаси свечу, не глумись, – сказал я.
– Идите же! – громче повторил Филин.
Я вышел в коридор и неторопливо, как положено идти под конвоем, побрел вверх. Влад уже не воспринимал этого несчастного человека всерьез. Он относился к Филину, как к жалкой собачонке, которая лаяла и даже могла укусить, но совсем не трудно было поймать ее за хвост, заклеить морду скотчем и отправить в полет, дав ей хорошего пинка. Я был уверен, что мой друг уже притаился в тамбуре с сорванной с петель дверью в руках, и как только я пройду мимо него, он прихлопнет Филина.
Но Филин, оказывается, еще не утратил способности проявлять осторожность. Едва я дошел до двери тамбура, он позвал:
– Уваров! Вы где?
Влад не отзывался.
– Остановитесь! – приказал он мне, и тотчас за моей спиной прогремели два выстрела. Я не ожидал этого и вздрогнул. Страх горячей волной обжег спину и потек к ногам, делая их ватными и непослушными. Я не сразу понял, стрелял Филин в меня или в потолок. Влад вывалился из тамбура и кинулся в коридор, налетел на меня и замер, глядя через мое плечо на Филина.
– Я же предупреждал, – сказал Филин. – Это были два ваших патрона, Уваров. А теперь выйдите из вагона через окно и встаньте напротив цистерны.
Кажется, Влад погорячился с выводами о степени опасности Филина. Повернувшись ко мне спиной, он засопел и, ни слова не говоря, послушно закинул ногу в пустое окно. Филин подождал, когда он спрыгнет на настил, и сказал мне:
– Идите прямо, через тамбур.
Не так все было просто. Филин не собирался шутить или пугать. Когда я встал на переходной мостик, он ткнул стволом у меня между лопаток, схватил за волосы, потянул вниз так, что на мое лицо прямиком полился лунный свет, а на глазах выступили слезы.
– Вы решите сами для себя, когда вам умереть, – произнес он. – Немедленно или позже.
Я уже боялся, что Влад окажет мне дурную услугу. Но мой друг оценил всю тяжесть создавшегося положения, безропотно подошел к округлому боку цистерны и встал к нему лицом.
Только когда я неловко сполз со сцепки на настил, то увидел сидящих у колеса цистерны Милу и Лесю. Вот оно что! Филин собрал нас всех вместе.
– Дамы и господа, – произнес Филин, продолжая крепко держать меня за волосы. – Мне очень неприятно об этом говорить, но, коль судьба распорядилась прожить нам последние часы и умереть вместе, я хотел бы, чтобы мы были друг перед другом откровенны… Кто-то из вас присвоил себе мой телефон. Прошу вернуть немедленно, потому что времени у всех нас осталось мало.
Если бы Филин не произносил эти слова у самого моего уха, я бы подумал, что ослышался. Этого выжившего из ума маньяка беспокоит пропажа телефона?
Все молчали. Влад кряхтел, переминался с ноги на ногу и кидал взгляды на женщин.
– Телефон нужен не только мне, – добавил Филин. – Я предоставлю возможность каждому из вас попрощаться с родными и близкими.
Снова тишина. И вдруг Леся на высокой ноте простонала:
– Идиот! Боже мой, какой же ты идиот, Филин!
Я впервые слышал, чтобы она называла его по фамилии.
– Может, это ты украла его? – спросил он.
– Да на кой хрен он мне нужен!! Что ты изгаляешься перед нами?! Что ты разыгрываешь комедию?! Умереть нормально не можешь, с собой, сволочь, утащить нас хочешь?
– Молчи, – негромко сказал Филин и скрипнул зубами. – Молчи, неразумная девчонка! Умереть от пули намного лучше, чем от лучевой болезни.
– Да только ты один среди нас болен! Только ты, дегенерат!! – все больше распалялась Леся. Она задвигала плечами, выгнулась, толкая локтем сидящую рядом Милу. Обе женщины были связаны.
– Я бы вас отпустил! – громко сказал Филин, словно боялся, что Леся разубедит его. – Но все изменилось. Я должен был жить. Вы рисковали больше, чем я, прикрывая меня от снайперов. Я должен был жить, слышите?! – истерично крикнул он, и я почувствовал, что ствол автомата, упирающийся мне в спину, дрожит. – Вы все могли умереть, но я был обязан жить!! Я не хочу, не хочу умирать!!
Он так дергал меня за волосы, что слезы лились по моим щекам уже ручьем.
Воцарилась тишина. Филин вздрагивал за моей спиной, судорожно вздыхал, и я понял, что он плачет. В это трудно было поверить, но Филин, который еще минувшей ночью и днем казался мне хладнокровным, не ведающим ни страха, ни боли террористом, оказывается, панически боялся смерти. Он здорово рисковал жизнью, угнав поезд, но, как Кощей Бессмертный, был убежден едва ли не в своей вечности. До Влада тоже дошло, на какой закавыке двинулся мозгами Филин, и, не оборачиваясь, чтобы не рисковать мной, сказал:
