– Ты, Слава, не за того меня принял, – обиженно ответил Геннадий. – Не знаю, какой повод я дал тебе причислить меня к наркоторговцам.
– Да брось ты! – рассердился и Владислав. – Тоже мне, комсомолец семидесятых! Ныне все, кому не лень, ищут доходные каналы. Чины повыше наших торгуют чем ни попадя, без всякого стеснения.
– Это на их совести. А я губить наркотиками наших сограждан не буду и тебе не советую.
Владислав осушил еще одну рюмку. И уставился на Геннадия враждебно прищуренными глазами.
– Наркотики, к твоему сведению, не яд, как утверждают наши политиканы, а лекарство, которое помогает морально надломленным людям ощутить радость жизни, хоть на время почувствовать себя человеком.
– Ты употребляешь наркотики?
– Иногда. Когда на душе тяжело.
– Значит, ты уже не летчик.
– Летчик. И получше тебя. Доказал это еще в училище.
– Доказал только то, что ты смелый. И… безмозглый. Если бы ты, как учили нас в училище, прикинул силу инерции на петле и силу притяжения, то понял бы, что, как бы ты ни разгонял самолет, силы инерции не хватило бы до верхней мертвой точки и самолет свалится в штопор…
– Да пошел ты! – налился кровью Владислав. – Теоретик. Значит, не возьмешь в свой отряд?
– Ни в коем случае!
– Ну и хрен с тобой.
Геннадий достал из кошелька две тысячи рублей (прикинул, больше они не потратили), положил на стол и удалился.
Только отойдя от гостиницы метров на двести, остановился и вытер лицо платком, как после серьезного сражения на ринге с еще недавно уважаемым и вдруг ставшим неприятным противником. Он был зол на Владислава. А в глубине души жалел его. Пропал летчик. Хороший летчик. Насчет силы инерции и силы притяжения Геннадий, конечно, подзагнул, чтобы сбить спесь с захмелевшего коллеги, но наркотики похлеще его прежней ошибки.
Вылететь из Ташкента экипажу удалось лишь на четвертые сутки: дефект оказался серьезнее, чем предполагал бортинженер. И погода по всему маршруту держала в напряжении: тепло завоевывало новые пространства – теплые фронты шли навстречу холодным воздушным массам. Грозовые разряды распарывали небо слева и справа. Когда грозовые облака вставали на пути, Геннадий либо обходил их, либо забирался на критическую высоту самолета. Случай с шаровой молнией не выходил из памяти, и пилот делал все, чтобы не повторилось прошлое. Временами самолет попадал в турбулентные потоки, и его так швыряло вверх, вниз, что оба пилота еле удерживали штурвалы.
И над столицей погода не порадовала – сплошная плотная облачность; высота над землей, как передали с КДП, сто метров. Заходили на посадку по системе слепой посадки и вышли из кабины мокрые, как мышата.
Их на стоянке поджидал генерал Дмитрюков; правда, как и прежде, был в штатском костюме, легком плаще: температура воздуха около 18 градусов.
Поздоровался с членами экипажа за руку.
– Как долетели? – поинтересовался он.
– Нормально, – ответил Геннадий. – Хорошо потренировались в сложных метеоусловиях.
К самолету подъехали «Газели», джипы. Грузчики стали выгружать ящики с фруктами. Дмитрюков подошел к зеву грузового люка, указал на два ящика, с виноградом и грушами:
– Эти оставьте. – И Геннадию: – Твоей начальнице, Лане Петровне.
Геннадию показалось или на самом деле заметил едва мелькнувшую в глазах усмешку. То, что у его пассии появился новый поклонник, генералу, несомненно, доложили. Но к чему этот намек?
Геннадий сделал вид, что ничего не заметил.
– Доставим в целости и сохранности.
Генерал взял его за локоть и отвел в сторону.
– Скажи, ты хорошо знал своего бортинженера Макарова?
– Очень хорошо. Специалист опытный, добросовестный. Как человек – своеобразный, не без изъяна.
– Не мог он сам перехватить горло жены?
– Ни в коем случае, в этом я ручаюсь.
– Все случилось перед полетом в Ташкент. Он планировался в полет?
– Да. И накануне готовил самолет.
– А по какой причине вы задержались в Ташкенте на четыре дня?
– Из-за неисправности. Хорошо, что бортинженер Дроздов обнаружил это в полете. По звуку определил, что четвертый движок работает не на той ноте.
– Молодец. А как же Макаров, опытный, добросовестный специалист, не определил неполадки на земле?
Вон куда клонил генерал, догадался Геннадий. Ищут козла отпущения. В такой ситуации легче всего свалить на попавшего под подозрение человека: обижен на все ВВС, на жену, которая не хочет отпускать к другой женщине…
Дмитрюков подтвердил его догадку, сказал доверительно:
– Я вот почему задал эти вопросы. Комиссия закончила расследование катастрофы самолета «Ан-72». И знаешь, к какому заключению пришла? В самолете в ящике с рыбой или икрой было заложено взрывное радиоуправляемое устройство. Скорее всего не против экипажа. Взрыв произошел на другой день после взлета, когда самолет должен был находиться в нашем аэропорту. Меня и других начальников спасло то, что «Ан-72» из-за неполадок с топливной системой произвел посадку в Хабаровске и продолжил полет лишь на вторые сутки. Вот какие, брат, дела. Сейчас наши оперативники ищут виновного. Потому и неполадки с твоим самолетом встревожили меня, сам приехал вас встречать.
– У нас, слава богу, ничего серьезного не случилось.
– Слава богу, – повторил генерал. – Вы сегодня летите?
– Прямо сейчас, как только разгрузимся.
– Счастливого полета. Передай привет Лане Петровне, хороший у вас руководитель. – Генерал козырнул по-военному и направился к сверкающей серебристой «Мицубиси».
* * *На обратном пути Геннадий полностью доверил пилотирование второму пилоту, отдавшись мысленным рассуждениям о том, что видел и что слышал. Больше всего его волновали два умозаключения: катастрофа Николая Соболева и взаимоотношения с Ланой. С трудом верилось, что в «Ан-72» кто-то заложил радиоуправляемое взрывное устройство. Во-первых, этот кто-то должен был иметь серьезные основания для уничтожения, как предполагает Дмитрюков, его персоны; во-вторых, этот кто-то умный и смелый человек; в-третьих, он должен был рассчитать все до мелочей, учесть и то, что на аэродромах заправки могут быть задержки. Мало ли причин для задержек. Значит, надо было следить за полетом, поддерживать связь с диспетчерами. А это прямые улики. Понадеялся на авось? Вряд ли. Или кто-то еще из Шереметьева-2 должен был сообщить о приземлении самолета. Ничего этого не было. Похоже, Дмитрюков наводил тень на плетень, катастрофа, скорее всего, произошла из-за отказа устаревшей техники, это Геннадий прочувствовал своей шкурой.
Дмитрюков. Очень непонятный, скрытный, хитрый и коварный человек. Прилетал в Бутурлиновку для того, чтобы принять решение о расформировании эскадрильи, но ни словом не обмолвился об этом. Узнали, когда все было решено. И с Ланой такую ведет тонкую игру. Лана, неглупая женщина, скорее всего подыгрывает ему, чтобы иметь свою выгоду. Но вольно или невольно она попала к нему в сети, и в случае чего так просто из них не выпутается.
Каждый день в печати и по радио говорят о коррупции, контрабанде, взятках и махинациях; кого-то сажают в тюрьму, кого-то убивают по заказу. В Лану уже стреляли. То ли случайно не попали, то ли силой оружия заставляли отказаться от посягательства на владение автозаводом. И она отступилась. Уверяет, что не из-за угроз, а оценила нашу технологическую несостоятельность конкурировать с «Фордами» и «Фольксвагенами». Возможно, и так. Во всяком случае, на третий день два киллера, охотившиеся на Лану, были уничтожены. И Геннадий убедился в ее огромных связях не только в деловых кругах, но и в силовых структурах.
Что ее заставляет иметь близкие отношения с Геннадием? Любовь? Вероятно. Дарить ему такие ласки равнодушная женщина, какими бы артистическими способностями ни обладала, вряд ли бы сумела. А Дмитрюков? Почему она отправляет Геннадия в командировки в канун его прилета? Как ему дальше вести себя? Продолжать амурничать, будто ничего не подозревает? Лана не поверит, и уважения из-за этого к нему не прибавится. Нет, надо ставить точку. Не первая она, возможно, и не последняя. После расставания с Тоней он здорово переживал. Выжил, успокоился, забыл… Нет, не забыл, и если бы она вернулась к нему, Лана быстрее и безболезненнее ушла бы из сердца и памяти…
– Командир, кофейку хлебнете? – обратился к нему бортовой техник.
– Давай. А то что-то мысли в голову плохие лезут.
Борттехник налил из термоса в железную кружку горячей пахучей жидкости.
– От плохих мыслей другой водички надо бы. Вот прилетим…
– Поддерживаю предложение, – присоединился к нему бортинженер.
– Похоже, не все еще баксы пропили в Ташкенте, – с улыбкой заметил командир.
