Что же касается обеспечения невозможности давить на следствие – да, я не мог это делать своими руками, но неужели мне было не к кому обратиться, реши я заняться таким делом? С адвокатом я мог беседовать хоть каждый день без ограничения времени и, соответственно, передавать через него любые инструкции своим сообщникам. Организовать телефонный звонок из тюрьмы на волю – тоже не самое сложное дело, нужны только деньги или хорошие отношения с администрацией.
Раньше я был уверен, что в тюрьме все находится под контролем. Да ни черта подобного! Люди просто посажены в камеры и предоставлены полностью сами себе. До смешного доходило, когда на четыре этажа нашего корпуса, а на каждом этаже – по пятьдесят камер, – дежурил всего один цирик! Ну о каком порядке, какой серьезной изоляции тут можно говорить?
– То есть, по-твоему, сажать никого не надо?
Бессмысленно?
– Да нет, надо, – вздохнул Акулов. – Ничего другого общество пока что не придумало. И что бы ни говорили там всякие кривозащитники и прочий сброд, который только горлопанить умеет, в подавляющем большинстве сидят именно те люди, которым там самое место. Ну, а исключения – так где их не бывает? Тем более, когда во всей стране такой бардак – почему же за решеткой должно быть идеально? Когда на воле люди станут жить, как в европейских странах, тогда и в тюрьмах все изменится.
– Андрей, а ты… как это называется? Петухов драл?
– Ранних? Нет, Галя, положительные герои такого не делают. А если серьезно, то в камерах, где я бывал, это не практиковалось. Да если б и…
Акулов пожал плечами, помолчал, и разговор на тюремную тему оказался закончен.
– Как зовут твоего мужа? – спросил он через некоторое время и невольно затаил дыхание. Испугался, что она назовет фамилию одного из тех торговцев, которых отметелил Заваров. Все-таки город – всего лишь большая деревня, и чем дольше в нем живешь, тем чаще сталкиваешься с неожиданными совпадениями, на первый взгляд совершенно невероятными.
Она назвала фамилию, и у Андрея отлегло от сердца. Уточнять причину интереса Акулова к мужу Галина не стала. Вспомнила, как он приходила в жилконтору, и сказала, что ничего нового ни а квартире, ни о людях, которые занимались ее продажей, уточнить не удалось. Потом они поговорили на какие-то общие темы, ни его, ни ее не ин тересовавшие. За окном неумолимо темнело, они сидели на диване, кофе давно был выпит; Андрей придвинулся ближе, обнял Галину за плечо и привлек к себе. До самого последнего момента она вела себя так, словно понятия не имела, что должно сейчас произойти, продолжала говорить какую-то ерунду, глядя не на мужчину, а перед собой и не обращая вроде бы внимания на его действия. Ее волосы пахли чем-то горьким и приятным, на мгновение Андрей зарылся в них лицом, а она все продолжала говорить, вот только голос неуловимо изменился, и так же не смотрела на него до тех пор, пока он ладонью не развернул ее голову немного к себе.
После первого, непродолжительного, поцелуя она отстранилась, взглянула на него с невесомой .усмешкой, которая появляется во взгляде женщин, добившихся того, к чему долго стремились, и прошептала:
– Наконец-то…
…Проснувшись, Андрей чувствовал себя бодрым и отдохнувшим, как будто дрых не три часа, а все двенадцать, и не было перед этим ни служебных волнений, ни алкогольных возлияний. Да, физическое состояние было прекрасным, но на душе скребли кошки, и, как выяснилось, Галина понимала это прекрасно.
Ровно за пять минут до того, как должен был запиликать электронный будильник, она открыла глаза:
– Я уже давно не сплю. Уходишь?
– Пора.
Завтрак был кратким. Проклиная себя, Акулов чувствовал, что ему хочется уйти поскорее. Не допив кофе, он отодвинул чашку и встал. Галина продолжала сидеть за столом, окинула его взглядом и отвернулась к окну:
– Если ты подумаешь и решишь, что тебе этого больше не надо, я все пойму. Обойдемся без всяких объяснений, выяснений отношений и прочей ерунды. Не дети уже. Если ты больше не позвонишь, я буду знать, что… Я же видела, как ночью ты закрывал глаза и думал о другой.
Отойдя от дома, Андрей достал из кармана бумажку с номерами телефонов, не зная, разорвать ее или оставить. А что изменится, если он ее выбросит? Символический жест и не более того. Адрес известен, так что определить телефонный номер, возникни заново такая необходимость, труда не составит.
Накрапывал мелкий дождь. Вздохнув, Акулов поднял воротник куртки и зашагал к трамвайной остановке.
Записку, чуть погодя, он переложил'во внутренний карман.
Ловля собственного хвоста не увенчалась успехом.
Когда Акулов за десять минут до начала рабочего дня, то есть в 09.20, появился перед входом во двор РУВД, Волгин, выехавший из дома в половине восьмого, уже находился на площадке третьего этажа одного из жилых домов, расположенных вокруг управления. Со своего поста Сергей мог держать под контролем те места, которые казались ему наиболее удобными для стационарного наблюдения за прибывающими на службу сотрудниками. Таких мест оказалось всего два, что являлось, несомненно, чистой удачей, поскольку никто, конечно, не принимал в расчет возможность слежки за милиционерами со стороны преступного элемента и необходимость противодействия этому, когда здание Северного управления двадцать лет назад проектировалось.
На одной из точек, менее перспективной, ничего не происходило, в то время как на второй, той самой, которую не преминул бы использовать Волгин, доведись ему поменяться с потенциальными наблюдателями местами, сразу после появления Акулова возникло некоторое оживление.
Точка представляла собой небольшую площадку, ограниченную с двух сторон монолитными рядами кирпичных гаражей и загородкой для полудюжины мусорных контейнеров с третьей. Там стояли несколько автомашин из числа тех, которые не представляют интереса ни для угонщиков, ни для воров, промышляющих магнитолами и запчастями.
Среди них затесался и кривобокий «Москвич» салатного цвета, в котором с половины девятого утра, то есть через несколько минут после того, как Волгин занял пост наблюдения, обосновался средних лет неприметный мужик. Его наружность целиком соответствовала рыдвану, за рулем которого он расположился, да и поведение при подходе к машине не вызвало опасений – типичный работяга с неумершего еще завода, собравшийся на работу в первую смену и рассчитывающий немного подка-лымить по дороге. Волгин обратил на него внимание только в силу того, что других подходящих фигурантов поблизости не наблюдалось, но очень скоро свое мнение переменил. Время шло, а мужик продолжал сидеть за баранкой «Москвича», лениво посматривал по сторонам, чуть дольше задерживая взгляд на том направлении, откуда мог появиться Акулов, и уезжать явно не собирался. Потом он слегка развернул внутрисалонное зеркало таким образом, чтобы в нем отражалась дорожка от трамвайной остановки до управления, перестал крутить головой и устроился на сиденье таким образом, что при беглом взгляде чуть сзади и с правого бока почти сливался со спинкой и подголовником. Машина казалась пустой…
Рассмотрев в бинокль старые, четырехзначные номера «Москвича», Волгин по сотовому телефону попытался связаться с Информационным центром ГИБДД, но там, как всегда, было беспробудно занято. В такое время никогда не случалось наплыва звонков от сотрудников, желающих «пробить» интересующую их машину, скорее всего, в ИЦ готовились к пересменке и попросту отключили все телефоны. В дежурной части РУВД, куда Волгин позвонил, чтобы они со стационарного телефона или по телетайпу через коллег в главке навели справки о подозрительной машине, его не послали открыто на фиг, но дали понять, что заниматься такой мелочевкой им сейчас недосуг. Та же беда: новая смена принимает дежурство и потому работать еще не начала, а старой, которая свое отпахала, уже до балды. Когда все утрясется они, конечно же, просьбу его исполнят, но лучше заново перезвонить и напомнить. Приказать дежурной части Волгин не мог. Раскрытие преступлений и оперативная работа считаются приоритетными направлениями только в фильмах; в реальной жизни каждая милицейская служба считает себя самой главной, единственной, кто занят делом, и помогать другим не спешит. Все вопросы решаются путем личных контактов между сотрудниками или через своего непосредственного начальника, в том случае, если он умеет заставить работать представителей чужого подразделения, не опасаясь последующих разборок с их руководителем.
Бешеный Бык Катышев давить, а равно душить и пинать умел и любил, проделывал такие трюки часто и с удовольствием, грядущих последствий не то что не опасаясь – ожидая их с удовольствием, так что застроить дежурную часть смог бы запросто, но звонить ему Волгин не стал. Узнав суть проблемы, Катышев не преминул бы немедленно прилететь и оттоптать сидящего в салатной колымаге мужичонку, а Сергей не был уверен, что время для столь активных действий уже подошло. Скорее всего, этот наблюдатель – если он вообще таковым
