Ознакомительная версия.
Командир третьей роты, взглянув на избитого солдата, спросил:
— Этого пьяные козлы сделали?
— Этого, этого! Ну, чего ты стоишь? Иди!
— Пошел!
Из-за опрокинутого стола показалась испуганная и протрезвевшая голова старшины роты. Его перекошенная от страха физиономия прошептала:
— Я не хотел, товарищ капитан! Честное… честное слово! Это все Доброхлебов. А раньше лейтенант Городин с капитаном Русановым затеяли. Вернее… пьянку начали. Что я мог сделать?
Капитан приказал:
— А ну вылазь оттуда! И прямо сейчас на стандартном листе опишешь все, что касается пьянки, особо указав на роль в ней офицеров Русанова и Городина.
— Сделаю, товарищ капитан! Только, это… вы уж меня… не того… ладно?
— Ладно! Вылазь и дуй в канцелярию. Там на столе и бумага, и ручка. Закроешься перед тем, как писать, и шторы светомаскировки опустишь. Откроешь канцелярию только по моему личному приказу! Учти это! Даже если комбат будет требовать тебя выйти, молчи. Только по моему приказу. Тогда сумеешь избежать крупных неприятностей! Это обещаю! Все понял?
— Один вопрос можно?
— Ну?
— В одном экземпляре объяснительную записку писать?
— В трех! Копирки в верхнем ящике моего стола. Пошел!
Старшина пулей вылетел из каптерки, побежав в другой конец казармы, туда, где находилась канцелярия командира роты.
Прибыли медработники. Они осмотрели Шевченко и увезли его с собой, сказав, что состояние избитого бойца тяжелое, но не критическое. Угрозы жизни нет. С остальным станет ясно после более тщательного обследования. Пришли в себя и вырубленные ротным сержанты с Гуревичем. Доброхлебова поставили на ноги те же медики. Их Запрелов передал резервной группе караула, предав аресту на трое суток каждого. В каптерке остался полупьяный лейтенант, когда в нее вошел вызванный дежурным по части командир батальона. Видимо, введенный в курс Яковлевым, тот был мрачен. Не поздоровался, сел на стул прямо напротив полупьяного Городина. Поднял тяжелый взгляд на Запрелова, спросил:
— И каким это образом вы, товарищ капитан, допустили во вверенном вам подразделении подобный бардак?
Что на это было ответить ротному? Комбат избрал единственно верную тактику, не разбираясь, все валить на командира роты. В принципе, Палагушин прав. За все происходящее в роте отвечает ее командир. Поэтому он и ответил:
— Допустил вот благодаря взводному! Но хочу особо отметить, что пьянка в подразделении началась с распития спиртных напитков лейтенантом Городиным и нашим доблестным парторгом капитаном Русановым.
Комбат побагровел:
— Что?? Что за чушь вы несете, Запрелов? Городин, вижу, пьян, и он понесет заслуженное наказание, но кто вам дал право порочить секретаря партийного бюро части?
— Порочить? Он сам себя опорочил, организовав пьянку, которая в дальнейшем переросла в преступление. Да, да, в преступление! И обо всем произошедшем я завтра же составлю подробный рапорт военному прокурору Ашхабадского гарнизона. Пусть все виновные, в том числе и я, понесут заслуженное наказание. Думаю, вашим, — на слове «вашим» капитан сделал ударение, — сержантам и приближенному курсанту-боксеру не отвертеться от дисциплинарного батальона.
Палагушин не нашел ничего лучшего чем выкрикнуть:
— Не забывайтесь, с кем разговариваете! И не тот вы начальник, чтобы решать вопросы с прокуратурой. Этим займутся другие лица!
Запрелов спокойно ответил:
— Ошибаетесь, подполковник! И скоро в этом убедитесь. Вам не удастся замять преступление, как ранее удавалось не выносить сор из избы. На этот раз вы вынесете его, полным корытом! Прошу пройти в канцелярию! Я вам кое-что покажу!
По расчету ротного, старшина Стоценко уже должен был написать объяснительную записку.
Комбат встал, обойдя Запрелова, пошел в канцелярию. К этому времени весь личный состав роты проснулся и из-под одеял следил за движениями офицеров. По пути на другой конец казармы к ним присоединился и замполит батальона майор Манерин. Чупанов ввел того в курс дела, отчего Виктор Петрович только потер затылок, произнеся:
— Дела, кренделя!
Подойдя к канцелярии, комбат рванул дверь на себя.
Она оказалась, как и следовало быть, запертой.
Подполковник повернулся к капитану, приказав:
— Открывай!
— Минуту!
Он крикнул:
— Стоценко!
В ответ:
— Я, товарищ капитан!
— Ты закончил работу?
— Так точно!
— Тогда открой дверь!
— Есть!
Дверь распахнулась, капитан жестом указал комбату на помещение канцелярии:
— Прошу!
Палагушин вошел, подозрительно посмотрев на старшину, коротко спросил:
— Что дальше?
Капитан взял со стола три мелко исписанных с обеих сторон листа стандартной бумаги, пробежался по строкам. Стоценко правильно понял обстановку и написал то, что нужно. Капитан протянул один лист комбату:
— Ознакомьтесь с данным документом, товарищ подполковник!
Комбат взял лист, присел на краешек стола, начал читать показания старшины роты, про себя проклиная этого слишком грамотного капитана и чересчур бестолкового старшину. Он понял, чем грозит лично ему эта объяснительная записка, попади она в военную прокуратуру. Первым, кого возьмут юристы за задницу, станет парторг, а тот, прикрывая эту свою задницу, вполне может сдать комбата — как он подбирал сержантов, освобождая их от службы в Афганистане. Следаки раскрутят дело и докопаются, по каким критериям отбирал сержантский состав подполковник. И тогда хана! Чертов Запрелов! И чего его духи в горах не дострелили? Патронов не хватило? Знать бы, Палагушин и склада боеприпасов для такого дела не пожалел бы. Но все это ерунда. Надо быстро придумать, как исправить ситуацию. И один вариант немного стабилизировать обстановку есть. От самого Запрелова доносится запах спиртного. Этим и следует воспользоваться. Для начала! А потом думать, думать и думать. Но чтобы к утру перехватить инициативу прочно, лишив ротного всех его козырей и сделав преступника из него! Иначе…
Подполковник свернул объяснительную записку, положил ее в карман, проговорив:
— Хорошо! Разберемся!
И, повернувшись к своему заместителю Манерину, неожиданно приказал:
— Капитана Запрелова и старшину Стоценко в санчасть для обследования на предмет употребления спиртных напитков.
Офицеры удивленно переглянулись, комбат же продолжил:
— Старшему лейтенанту Чупанову находиться в роте до утра! Заодно разобраться с лейтенантом Городиным. Только не сразу, пусть выспится, а то тоже напорет всякой херни в объяснительной. Ну а Русановым я займусь лично!
Он повернулся к дежурному по батальону:
— Яковлев! Вынесенное Запреловым наказание сержантам Доброхлебову, Мамихину и курсанту Гуревичу я отменяю! Никаких трех суток ареста! На гауптвахте продержать названных военнослужащих также до утра! В 8-00 после медицинского освидетельствования на предмет нанесения им физических травм, всех в строй! Кому что не ясно?
Офицеры промолчали. Никто, включая Илью, не ожидал подобной реакции комбата.
— А раз ясно, выполнять приказ. Контроль лично на мне. Я до утра — в штабе! Все! Вперед!
Подполковник покинул подразделение, направившись в штаб части.
Манерин сказал Запрелову:
— Ну, что, Илюша, бери с собой старшину и пошли в санчасть?
— Но ясно же, что там подтвердят употребление нами спиртных напитков!
— А что делать? Ты думал нахрапом взять Палагушина? И допустил промах. Таких нахрапом не возьмешь, хотя я не представляю, каким образом ему можно замять это дело! А то, что он попытается это сделать, — однозначно!
Офицеры и военнослужащие, определенные с ними, разошлись исполнять приказ командира батальона.
А Палагушин, зайдя к себе в кабинет, выругался:
— Вот блядь Запрелов! И дернул его черт сунуться ночью в казарму! Как бы поутру можно было зацепить его? А теперь впору самому выворачиваться! Но ничего, ничего, прорвемся!
Он сел за рабочий стол, пододвинул к себе аппарат секретной связи, снял трубку.
Ему ответил помощник дежурного по батальону.
Сам Яковлев решал вопросы на гауптвахте.
Комбат приказал:
— Соедини меня быстренько с «Колючим»!
— Есть!
Через какое-то время:
— «Колючий» слушает!
Это ответил оперативный дежурный штаба дивизии в Ашхабаде.
Палагушин представился:
— Я — командир «Поиска»!
И попросил:
— Прошу срочно соединить меня с квартирой начальника гарнизонного госпиталя!
Оперативный дивизии поинтересовался:
— У вас что-то произошло?
— Нет! Иначе я обо всем оповестил бы вас!
— Ясно! Соединяю!
Раздались длинные гудки вызова обычного городского телефона. Наконец:
— Да? Полковник Троянов слушает!
— Гена? Это Палагушин!
— Леша? У тебя что, с головой непорядок? Ты на время, перед тем как звонить мне, смотрел?
— Смотрел, Гена, смотрел. Слушай меня внимательно…
Ознакомительная версия.
