Ознакомительная версия.
Из всего увиденного Стригун сделал несколько выводов:
«Когда-нибудь погода прояснится. С воздуха можно будет разглядеть остатки вертолета. Посторонних в Белозани не было, нет и, возможно, не будет. Уходить из поселка глупо, надо сидеть и ждать, пока появятся люди. Придут свои – отлично, чужие – будет бой. По-видимому, последний».
Вернувшись в подвал, он обнаружил еще одну безрадостную картину. Левин жаловался на боли в ноге. Таблетки он пил регулярно, но они не помогали. Контрафактные, наверное. Андрюха снова был бледен, но шутил, явно преуменьшал тяжесть своего состояния. Простреленная нога немного посинела, сквозь швы в небольших количествах просачивалась коричневая жидкость, подозрительно напоминающая гной. Страшно было думать, что во время операции туда попала грязь.
Лазарь тоже был вял, сновал по подвалу сонной сомнамбулой. Он почти не разговаривал, отказался от обеда, случайно задел плечом трубу дымохода и взвыл от боли. Парня довели до кровати, размотали рану. Впору проводить еще одну операцию. Плечо превратилось в сплошной синяк. Его перевернули на живот и вкатили в мышцу дозу кеторола – он даже не дрогнул. Лекари снова промывали и обеззараживали рану, накладывали на нее стерильную повязку. А Лазарь молитвенно таращился в потолок, был глух и нем, ничего не чувствовал.
За третьим днем пришел четвертый, с ураганным ветром и метелью. Начиналась сезонная депрессия, как мрачно пошутил Алексей. День был хмурый, свет в окно практически не проникал. Ветер ревел с такой силой, что тряслось стекло. Мужчины хмурыми тенями шатались по подвалу.
Архипов со Смирновым снова затеяли профессиональный спор и долго не могли разобраться, чья автоинспекция круче. Потом они перешли на футбол. Обсуждать достоинства клуба «Сумы» Архипов отказался наотрез, согласился обсудить лишь его недостатки. О чем тут вообще говорить? Лучше уж о бабах.
– А у тебя жена-то есть? – спросил Смирнов.
– Развелся. – Архипов вздохнул. – Давно уж, пятый год пошел. Дети есть, а вот жены нету.
– Нельзя мужику без жены, – сказал Смирнов.
– Согласен. – Архипов усмехнулся. – Мужик без жены – как дерево без дятла. Никто не клюет, мозги не выносит.
После обеда настроение у людей было хуже некуда. Разговаривать им не хотелось. Любая тема, даже далекая от политики, в итоге приводила к столкновению двух полярных мировоззрений. Но что-то менялось в головах людей. От бесед на главную тему последнего времени всех уже подташнивало.
Алексей дремал, из последних сил стараясь не заснуть. Если он выспится днем, то что будет делать ночью?
– Лазарь на табуретку полез, – как бы просто так пробормотал с кровати Левин.
Голова командира соображала плохо. Ну, полез и полез. В груде старья за загородкой действительно имелась старорежимная колченогая табуретка. Сидеть на ней было невозможно, использовать в качестве стола – тоже затруднительно.
– Бывает, – пробормотал Алексей. – На табуретку люди обычно залезают в двух случаях: чтобы рассказать стишок или повеситься.
Вот черт! Стригун взлетел так, словно его землетрясение подбросило. Но нет, отбой тревоги.
Рядовой Лазарь действительно карабкался на табуретку, придвинутую к окну, но в руке у него не было ни веревки, ни мыла, ни плаката с надписью «Он убивал немецких солдат». Балансируя, чтобы не упасть, он выбросил вверх здоровую руку, ухватился за решетку на окне, встал на цыпочки, прилип лицом к решетке и застыл, всматриваясь, что нового там, на воле. Парень вряд ли мог что-то разглядеть детально. На улице мела поземка, снег налипал на стекло. Он старался приподняться на цыпочках, вытягивал шею. Табуретка угрожающе зашаталась.
Майор опомнился, подбежал, схватил его за ноги, заставил спуститься.
– Боец, ты сбрендил? Выйди да прогуляйся, кто запрещает? Торчишь тут как вскормленный в неволе орел молодой…
Лазарь был печален. Поперечный довел его до кровати, уложил, укрыл одеялом.
– Да уж. – Андрюха поцокал языком. – Трюк выполнен профессионалом. Не пытайтесь повторить в домашних условиях.
День волокся, как грузовик по бездорожью. Временами желающие выходили на улицу, разминали кости. Холодало, вылазки делались короче, но назрела коллективная «командировка» – кончалось топливо.
– Все работоспособные – на улицу! – объявил Алексей.
За добычей отправились только здоровые. Гаражные ворота дети подземелья давно уже разобрали по доскам. Им пришлось ломать ближайший плетень.
– Фигня какая-то! – проворчал Архипов. – Оно же сгорит как спичка. Нужно что-то солидное. – Он поплыл куда-то по снегу и через минуту закричал, что нашел дровяник запасливого сельчанина.
Тот был битком набит березовыми и осиновыми чурками! Четыре мужика полчаса таскали эти клятые дрова, и замерзли, и вспотели. Но гора получилась внушительная.
– Теперь точно до Нового года хватит, – убитым голосом сообщил Смирнов.
В их отсутствие Левин с Лазарем как-то ухитрились не перестрелять друг друга. Алексей украдкой покосился на них, когда сбивал снег с ботинок. Такое ощущение, что эти двое вели беседу. Оба сидели на кроватях. Андрюха как-то смутился, заскрипели пружины под задницей. Лазарь тоже покраснел, отвернулся, потом лег и скорчился.
«Бедняга, – подумал Алексей. – Наверное, чувствует себя преступником мирового масштаба».
К вечеру Смирнову поплохело. Он сидел на лежанке и кашлял без остановки. Физиономия его стала багровой, взгляд – мутным.
Обеспокоенный майор приложил ладонь к его лбу, сделал озабоченное лицо.
– Температура высокая. Смирнов, ты что?
– Без шапки за дровами ходил, – заметил Архипов, вскрыл последнюю бутылку водки, ссыпал в столовую ложку горсть таблеток и отправился на другой конец помещения.
Взгляд солдата немного прояснился, он потянулся к кружке.
– Сначала таблетки, – сказал Архипов. – Сам же знаешь, тезка: сделал дело – гуляй смело.
К моменту отбоя Смирнов почти перестал кашлять, но и не разговаривал. Ночью ему было плохо, он несколько раз вставал, уходил на лестницу, где его рвало. Хотя солдат не жаловался – возвращался, держась за стенку, падал на лежанку.
И снова наступило утро – то ли пятое, то ли шестое. Алексей уже сбился со счета. Архипов, злобно ругаясь, грузил дрова в остывающую печку. Андрюха Левин не мог ходить. Синева в ноге опустилась до колена. Он лежал на кровати и со скорбной миной смотрел на командира. У Лазаря распухла рана. Он с ужасом таращился на нее, когда Поперечный размотал бинты, чтобы наложить новые. Архипов оторвался от печки, чтобы сделать парню укол новокаина и смыть гной. Боец слабел и тоже предпочитал не вставать.
– Я умру? – прошептал он.
– Не сомневайся, – проворчал Архипов. – Когда-нибудь точно умрешь. Но в ближайшие дни это удовольствие тебе не светит.
Смирнов был горячим, как примус. Его лихорадило, он лежал, закутанный, как матрешка в груду одеял, то потел, то замерзал.
– Острая вирусная инфекция, – сумничал со своей кровати Левин.
– Конечно, в троллейбусе подхватил, – огрызнулся Архипов. – Никогда бы не подумал, что в этом холодильнике вместе с духами живут вирусы. Плохо дело, командир, – прошептал он, отведя Алексея в сторонку. – Тают ряды людей с железным здоровьем. Это точно инфекция, на простуду не похоже. Не хватало нам вслед за Смирновым разболеться. Что делать будем? И без этих недугов крыша уже едет.
– Ты хоть что-то понимаешь в медицине, – отозвался Алексей. – Следи за ними, как-то поддерживай. Понимаю, что лекарств мало, и не от всех они болезней. – Он повернулся к угрюмо молчащему майору и предложил: – Прогуляемся, Игорь Николаевич? Вдруг свершится предновогоднее чудо, и мы найдем транспорт? А если нет, поищем лекарства и провиант.
Они пошли, укутанные, застегнутые на все пуговицы, без оружия. Архипов по доброте душевной одолжил майору украинской армии свои валенки. Сапоги у того хоть были и добротные, но на долгое пребывание в холоде не рассчитанные.
На верхнюю одежду искатели приключений натянули телогрейки, надвинули шапки, завязали уши. Лица ниже глаз закрыли масками, вырезанными из шерстяных одеял. Все эти меры не казались им излишними. Мороз крепчал, студеный ветер сбивал с ног, забирался во все незащищенные места.
За прошедшие сутки в поселке ничего не изменилось. Лишь обрушилась под тяжестью снега часть крыши поселковой управы, а вместе с ней фрагмент стены. То, что уцелело от здания, выглядело каким-то надкусанным сандвичем.
Они брели по снежной целине в восточном направлении. На этом отрезке не было каких-либо значимых объектов, не считая управы. Любоваться вертолетом Алексей не собирался. Он хотел добраться до ближайшего переулка и по нему перейти на параллельную улицу.
Залаяла собака из палисадника – страшная, одноухая, с опаленной шерстью. Действительно чебурек!.. Она вытягивала шею, дрожала, присела на передние лапы, чтобы броситься, оскалила страшную пасть. И ведь кинулась бы! Мужики дружно заорали страшными голосами, вырывая из развалившегося сарая доски, утыканные гвоздями. Чудовище попятилось и помчалось за угол.
Ознакомительная версия.
