что мельница находится на пригорке в открытой местности, а ведет к ней единственная дорога от Овчинниково – подобраться на танках незаметно будет невозможно. Противник сможет открыть огонь, как только «тридцатьчетверки» выйдут за границу деревни, а хуже всего то, что их мины, гранаты и пули будут направлены прямиком в дома жителей села, могут пострадать мирные жители. Конечно, машины бронированные, они смогут подобраться к засевшим в мельнице врагам и двумя выстрелами уничтожить отряд. Только как спасти при этом дома и деревенских от огня немцев? Соколов покосился на пленника, который с перекошенным от злости лицом, наблюдал за советскими танкистами, сгрудившимися у танков. Что, если пленник солгал? Немцы могут не оказать огневого сопротивления из-за отсутствия оружия или, наоборот, будут вооружены до зубов и дадут отпор даже грозным Т-34. Он опустился на сани, чтобы хоть минуту подумать, как же им незаметно подобраться к немецкой засаде, так чтобы не подвергать опасности деревеньку. Та была совсем близко, даже через лес доносился запах дыма от топившихся в холод печей. Овчинниково жило своими мирными заботами, для деревни победа Краснов армии уже произошла, и жители даже не подозревали, что под боком у них притаились фашисты.
Лошадь в средней упряжке ткнулась шелковистым лбом в плечо лейтенанту, потянулась губами к сену, которым были выстланы донья саней, чтобы предохранить ящики от толчков и ударов, опасных для боевых снарядов. Сено, вот будет отличная маскировка для танка! Надо лишь отвлечь немцев, чтобы те не обратили раньше времени внимание на движущийся в их сторону стог. Пушку можно повернуть назад, а уже на расстоянии выстрела поставить в нужное положение. Командир вскочил с саней – план действий готов.
– Раздевайся, снимай форму! – приказал лейтенант немцу.
Тот с недоумением показал связанные руки. Алексей стянул веревку и пригрозил:
– Одно движение или попытка убежать, и я стреляю!
Для подтверждения своих слов он снова вытащил пистолет, чтобы пленник не вздумал сбежать. Остальные танкисты с любопытством смотрели, как их беглец стягивает с себя доху и юбку, под которой оказалась форма немецкого обершутце.
– Мундир и штаны тоже снимай! И сапоги!
Немец скривился, но побоялся спорить с советским офицером.
– Ребята, найдите, чем ему прикрыться, до деревни доставите на санях, а пока связанный пускай лежит на ящиках. – Алексей повернулся к своим подчиненным. – План у нас будет такой. Я проберусь на мельницу, представлюсь офицером, которого прислали для возвращения отряда на германские позиции. По условному сигналу вы выходите из села на танке, замаскированные сеном с наших саней. Далее, после второго сигнала, бьете фугасами по мельнице.
– А как же вы, товарищ лейтенант?! – испуганно отреагировал на предложение Соколова Бабенко. – Вы ведь будете внутри, как же мы сможем стрелять?
– Найду предлог, чтобы выйти наружу. Скажем, для проверки местности, чтобы начать вывод отряда. В этот момент выстрелю из ракетницы, чтобы «семерка» начала атаку.
Бочкин, командующий вторым танком, забеспокоился:
– А как же мы? Мы что будем делать?
Алексей покачал головой, как бы ни рвался в бой молодой командир танкового отделения, но сейчас важна будет каждая секунда. С задачей справится один экипаж, а оставить без охраны ценный груз он не может позволить.
– «Пятерки» остаются с обозом в наблюдении. Выставите часового, на дереве пускай наблюдает за сигналами. Только по моему приказу движение к деревне, нельзя рисковать боеприпасами, их ждут десятки машин.
– Есть, – со вздохом согласился ефрейтор.
Алексей дальше продолжал отдавать приказы:
– В «семерке» идут Бабенко, Логунов башнером, Омаев на ДТ, вдруг понадобится пулеметный огонь. Остальные остаются с грузом.
Он начал стягивать с себя комбинезон, а потом гимнастерку, переодеваясь в форму пленника прямо на морозе. Шустрый Омаев уже тащил из танка ракетницу с заряженным патроном. Василий Иванович выспрашивал детали, остальные танкисты бросились к тяжелым ящикам, чтобы вытащить снизу сено и связать его в стог.
После преображения ротного командира Логунов восхищенно прицокнул языком:
– Алексей Иванович, фриц из вас просто отличный, хоть сейчас к Гитлеру на прием.
Форма была большевата, но сидела неплохо. Светлые волосы и голубые глаза добавляли образ настоящего арийца, сверху Алексей накинул ватную куртку, так как шинели у задержанного не было. Но все равно стоило распахнуть полы ватного одеяния, как становился виден железный крест на груди, погоны, лычки германского обершутце.
От мороза в замызганных тонких сапогах ноги мгновенно свело холодом, поэтому Алексей дал отмашку, чтобы все встали на свои позиции и начали операцию. Сам он вскарабкался на броню «семерки», проехал до начала села и там соскочил с танка:
– Вы идите по центральной улице, до последних домов. Как только я выйду первый раз из постройки, то поднимайтесь, замаскированные, по холму к засаде. Ориентир – старая мельница. Огонь после пуска красной сигнальной ракеты.
– Сделаем, товарищ командир. – Логунов тревожно вглядывался в белый холм, сахарная голова которого торчала над крышами домов. – Вот что, товарищ лейтенант, если через полчаса вы не подадите сигнал, то мы туда без всяких маскировок наведаемся и разнесем все по бревнышку! Так и знайте! Мы своих у врагов не бросаем.
– Да, товарищ командир, Алексей Иванович, – поддержал его Бабенко. – Пускай это будет запасной план. На случай, если… – выговорить страшные слова он не смог. Язык не повернулся сказать, что план может дать сбой и командир окажется в плену у обозленных фашистов.
Соколов спрыгнул с брони, повернулся к своим танкистам:
– Все в порядке будет, товарищи, я справлюсь! – И он зашагал вдоль плетней деревенских огородиков.
С каждым шагом холод пробирался все глубже под чужое обмундирование, Алексей не обращал внимания, как постепенно застывают руки, повторял про себя лишь одно имя: «Офицер Карл Дорвельц» – имя командира танковой группы, которого он когда-то взял в плен. Сейчас же планировал воспользоваться его данными, если вдруг немцы начнут задавать слишком много вопросов. За десять минут Соколов прошел вдоль деревни, а уже через четверть часа поднимался по холму, не оглядываясь назад. Он и так знал, что за ним наблюдают через триплекс визоров башнер, водитель и пулеметчик советской «тридцатьчетверки». Наблюдают и считают каждую минуту, проведенную на холме.
До черного покосившегося здания оставалась буквально пара шагов, когда в тишине он услышал щелчок взведенного курка – его взял на прицел наблюдатель, находившийся в старой мельнице. Высокая и узкая башня тянулась вверх, среди прогнивших от времени досок зияли широкие щели, через которые так легко держать на мушке. Соколов замедлил шаг и заговорил на немецком языке:
– Эй, я офицер Дорвельц третьего соединения абвера. Я прислан на вражескую территорию, чтобы вывести вас отсюда как можно быстрее. Русские наступают, надо сейчас же выдвигаться в лес и выходить к нашим позициям в Демяновскому выступу, пока Красная армия не добралась до Онуфриева и не замкнула кольцо. Эй, вы слышите! С вами разговаривает офицер, немедленно отвечать!
Во время разговоров с Карлом, тот неоднократно жаловался, что в армии вермахта не принято панибратство, да что там, не приветствуется даже вежливое обращение офицеров к рядовым. Одни грубости и крики. Именно потому Соколов сейчас безбоязненно рявкал, вживаясь в роль немецкого военного высшего чина. После его окрика заскрипела дверь и в щель показался испуганный солдат с автоматом в руках:
– Господин офицер, не кричите, умоляю. Вдруг услышат в деревне. Проходите, неужели про нас вспомнили? Мы думали, что нас бросили на произвол судьбы.
Соколов недовольно поморщился и, продолжая ворчать, вошел в здание мельницы:
– Перестань причитать, лучше скажи, сколько вас осталось здесь? Если много оружия, придется его бросить, слишком тяжело тащить. Берите только автоматы, никакой артиллерии.
Со всех сторон в полумраке шуршали шаги, заскрипела старая лестница. Дежурный радостно воскликнул в темноту своим товарищам по несчастью:
– Здесь офицер Дорвельц из абвера! Нас спасут!
– Не орать, – зашипел Соколов, хотя внутри обрадовался, что не придется даже представляться, шокированный его появлением рядовой сделал все сам. – Молчать! У вас десять минут, чтобы приготовиться к отступлению! Где старший?! Доложить о составе группы!
– Я здесь, господин офицер! – гаркнул над ухом простуженный голос. – Капитан Золингер, численность группы тридцать единиц личного состава.
– Артиллерию приказываю оставить! – прошипел Соколов.
– Господин офицер, а что с документами? Их тоже оставить с минометами и гранатами?
Соколов с размаху пихнул немца в плечо и почувствовал под пальцами сырое сукно шинели:
– Идиот! Ты деревенский идиот, Золингер, конечно, бумаги брать с собой. Даже не смей спрашивать, ради них меня и прислали. Или ты думаешь вермахту нужны ваши трусливые зады? Выносите сейчас же их из этого
