Китаец будто прочитал его мысли:
— Да, да, господин Егоров, давно пора встретиться. Но лучше поздно, чем никогда. Так у вас говорят? — и меленько, деликатно захихикал, словно козленочек заблеял.
— Где мои люди? — холодно спросил Егоров, закурив.
— О-о, они пошли прогуляться. Совершенно не волнуйтесь. С ними все в порядке.
— Чему, собственно, обязан?
Китаец внезапно стал серьезным, как скала.
— Давайте познакомимся. Меня зовут Су Линь.
— Очень приятно.
— И мне приятно тоже, и мне… Нам понравилась ваша история про америкашек, про ЦРУ. Так правдоподобно. Мы очень смеялись.
— Вы, может, и смеялись, а для меня проблема.
— Наверное, ваша проблема совсем в другом, но все равно — это было хорошо.
— Что было хорошо?
— Вы очень умно и хорошо вели себя с господином Зен-ковичем.
— Попрыгунчик — мой старый товарищ, — строго сказал Егоров. — Кстати, господин Су, своей подслушкой вы нарушили конституцию. А ведь у нас демократия.
После этих слов смешливый китаец развеселился не на шутку. Егоров теріпеливо ждал, пока он успокоится.
— Вы остроумный человек, господин Егоров. С вами приятно иметь дело. Скажите, как вы догадались, что Зенкович — это не Зенкович, а кто-то другой? По каким признакам?
Наступила очередь Егорова изобразить изумление.
— Что значит — другой? Он чем-то болен? Что-то с горлом? Я заметил, у него голос хриповатый.
— Восхитительно! — Китаец всплеснул ручками, но смеяться на сей раз не стал, — Вы скрытный человек, господин Егоров. А вот мы, китайцы, простодушные, как дети. Что есть, то и говорим. Не прячемся от добрых людей. Скажу прямо, господин Зенкович — это наша гордость. Он как яркий огонь, на него летят всякие птички, нам остается только вытаскивать их из силков. Понимаете?
— Не совсем.
Су Линь накрыл его руку своей теплой маленькой ладошкой и нежно погладил, как если бы Егоров был женщиной. Егоров стерпел.
— Ваша проблема, — задушевно произнес китаец, — это Уран. Но вам нужна помощь, один вы не справитесь, верно? Очень большой кусок. Можно подавиться.
Удар был нанесен точно и внезапно, Егоров обмяк. Глаза китайца сузились до щелок. Это бьш тот редчайший случай, когда Егоров не сразу нашелся с ответом. Пауза неприлично затянулась, и он спросил:
— Пытаетесь меня напугать, господин Су?
— Что вы, что вы! — невероятное мелькание улыбок и махание ручками. — Пугаем мы совсем по-другому. Мы сотрудничать хотим всей душой. Хотим помочь. Разумеется, на определенных условиях.
— При чем же тут уран?
— Ни при чем. Совершенно ни при чем. Сказано и забыто. Действительно, какой там уран… Хочу только, чтобы вы знали: мы надежные партнеры. И плохие враги. Зачем вам какие-то Бобрики, когда есть мы? Бобрик сегодня здесь, завтра — пропал. А мы пришли в Россию навсегда.
Егоров закурил вторую сигарету, думал: сколько же вас пришло навсегда? Не тесновато ли будет? Еще он думал, что свидание с Попрыгунчиком и то, что за «Аэлитой» давно следили, а он не замечал, и то, как это все сошлось в одной точке, в его «Бьюике», — не могло быть случайностью, чередой простых совпадений. В крупном бизнесе бывает лишь один вид случайности — продырявленная башка.
— У меня есть время подумать?
— О-о, конечно, конечно, — улыбка, полная искреннего уважения. — Не очень долго, да? Скажу вам, господин Егоров, мы, пока вы думаете, уже вам помогли.
— Да?
Су Линь, скривившись в добродушной гримасе, достал из кармана белый конверт и протянул Егорову. В конверте оказалось несколько фотографий, на всех изображен Степан Степанович Завьялов (Бобрик), сибирский авторитет, в разных видах и в разных компаниях — в застолье с шумной ватагой, на прогулке с огромной овчаркой, в обнимку с молоденькой брюнеткой, на фоне памятника Суворову, — но самым впечатляющим был последний снимок: Бобрик сидел в кресле на какой-то дачной веранде, но уже без головы. Голова со вставшими дыбом волосами аккуратно лежала на столе на расписном блюде.
Егоров собрал снимки в конверт и вернул китайцу. Заметил философски:
— В конечном счете каждый получает то, что заслужил. Но зачем вы мне их показали? Во-первых, я не имею к этому никакого отношения, а во-вторых, мне это совершенно не нужно.
— Нужно, — жизнерадостно возразил Су Линь. — Очень нужно. Он стоял у вас на дороге, да?
3. ПРОИСШЕСТВИИ В БАНКЕ «МЕДИУМ»
Санин мгновенно ее узнал, идентифицировал, разложил на составные части, классифицировал и сбросил полученные сведения в банк данных, хранившийся у него в подкорке левого полушария. По сложной ассоциации вывод сформулировался такой: вонючка обкомовская! Однако по-настоящему он бывшего члена правительства, ныне известного финансиста Преснякова не осудил: дочь есть дочь, куда от нее денешься. У Санина детей не было, и об отношениях их с родителями он судил понаслышке. Ясно одно: без папочкиной помощи не обошлось.
После обычного утреннего кросса по Лосиному острову и получасовой гимнастики на укромной поляне Санин завернул в бистро «Три толстяка», где частенько завтракал в будние дни. Хозяин заведения, тучный, под стать названию армянин Ашот самолично готовил для него яичницу с беконом и овощной салат с арахисовым маслом.
Девушка вбежала в зал, словно проскользнула по солнечному лучу, — в огненно-красном наряде, в черных высоких сапогах — эффектное появление. Она, по всей вероятности, разглядела Санина через окно и уже на ходу расстегнула черную кожаную сумочку, явно с дурными намерениями. Но шансов у нее не было никаких. Санин не только ее идентифицировал, он еще успел толкнуть навстречу стул с круглой спинкой, ударивший ее точно по коленкам, отчего девица рухнула на пол. Санин помог ей подняться, отряхнул с красной юбки пыль, забрал сумочку, мельком в нее заглянув, и посадил за свой стол. Армянину сделал знак: все, дескать, в порядке, приятель. А кроме них по утреннему времени в бистро никого и не было.
У Светика из черных глаз летели оранжевые искры, она морщилась от боли. Но молчала. Ее ненависть была красноречивее слов.
— Отдышись, — посоветовал Санин, возвращаясь к яичнице, — Может, покушаешь чего-нибудь?
Светик продолжала молчать и тяжело дышала, не сводя с полковника огненного взгляда. Он подумал, что, возможно напрасно пожалел ее тогда, в городе С., впрочем дело не в ней, кого-то все равно надо было оставить в живых. Для понта, как выразился бы входивший в группу «Варан» капитан Митюхин, разбитной малый, далеко продвинутый в рыночную реальность.
Санин с брезгливой гримасой двумя пальцами вытянул из сумочки дамский «вальтер», укорил:
— Разве можно с такими игрушками бегать утром по городу? Это же опасно.
— Все равно тебя убью, гад! — высказалась наконец Светик.
— Ну что ты, — урезонил ее Санин. — Даже не думай об этом.
— Надеешься, не достану?
— Всяко бывает, — Санин придвинул к себе салат. — Иная вошка подпрыгнет — и глаза нету. Но убить — это вряд ли. Пупок развяжется.
— Ты моих друзей замочил, сволочь. Кто ты такой?
— Бредишь, девушка? И прекрати, пожалуйста, обзываться. Я ведь не погляжу, что взрослая, возьму и отшлепаю.
— Ты? Меня?!
— Попробуй лучше салатик. Объедение, честное слово. Вот, бери с краю, я здесь не трогал.
От желудевого сияния глаз, от басистого, заботливого, пренебрежительного голоса Светика вдруг мягко повело, будто качнуло на качелях. С ужасом она осознала, что этот невероятный человек — и есть ее судьба, женская судьба. И конечно, она знала это с самого начала, когда он там, в исчезнувшей капсуле пространства и времени приложил палец к губам и кивком швырнул ее к двери.
— Отдай сумку, гад! — прошипела она, борясь с нахлынувшей тоской и с болью в разбитой коленке.
Санин помахал Ашоту, пальцем ткнул себя в ухо. Через секунду армянин явился с мобильным телефоном.
— Куда хочешь звонить? — насторожилась Светик.
Не отвечая, Санин пощелкал кнопками, набрал какой-то номер и через секунду произнес:
— Будьте добры Егора Ильича.
Светик бешено рванулась к трубке, но еще быстрее Санин прикоснулся вытянутыми пальцами к ее предплечью, и ее правая рука повисла плетью. К пульсирующей боли в коленке добавилась резь в локте.
— Не балуйся, — предупредил Санин, а в трубку ответил: — По личному делу, сугубо по личному. Это касается его дочери.
Пока там выясняли, соизволит ли Егор Ильич выйти на связь, Санин обратился к хозяину заведения:
— Ашот, дорогой, принеси даме чего-нибудь прохладительного. Видишь, как разгорячилась, сама не своя.
И резко изменив тон на официальный заговорил в аппарат:
— Егор Ильич, беспокоит полковник Санин из управления… Нет, вы меня не знаете. Тут у нас неприятное происшествие. На меня совершила покушение ваша дочь Светлана… Нет, не ошибаюсь, вот она передо мной… Пистолет «вальтер», уменьшенная модель… Нет, нет, чудом обошлось…
