Ознакомительная версия.
– Нервные затраты требуют сатисфакции, – заметил Криг. На губах его блуждала самодовольная улыбка.
– Доктор, зачем такое ужасное слово? – Мигульский притворно покачал головой. – Ведь можно по-русски: «удовлетворение». Как ты считаешь, Виталий?
– Когда хочется жрать, господин литератор, не до вывертов!
Мигульский внимательно посмотрел на Виталия, перевел взгляд на почерневшие, в ссадинах руки, грязные ногти и полюбопытствовал:
– У меня сложилось такое впечатление, будто ты всю ночь ремонтировал бронепоезд.
Карасев сжал пальцы в кулаки.
– Чем тебе не нравятся мои рабочие руки?
– Я ничего не сказал про твои руки. Просто заметил, что ты слегка запылен.
– А мне наплевать на то, что ты там заметил. Интеллигентом стал, только и можешь, что перышком чиркать, – процедил Карасев, бросил на стол чайную ложку и одним махом выпил кофе.
– Кстати, никто не знает, откуда появилась яма в глубине двора? – как ни в чем не бывало, спросил Криг. – Вчера ее не было.
– Там не яма, Захар, – невозмутимо поправила Маша. – Там котлован.
– Интересно все же, откуда он взялся?
– Может, НЛО сделало? – шепотом произнесла Анюта. – В этом доме одни чудеса…
– Это не НЛО, – громко сказал Шевчук. – Это товарищ Карасев под руководством товарища Юма выкопали.
– Ой, как здорово! – взвизгнула Анюта. – А что вы искали?
– Да идите вы все к черту! – Карасев грохнул кулаком по столу. – Привязались, умники…
Его супруга Ирина замерла и заметно побледнела. Неизвестно, чем бы кончился завтрак, если бы не появился Юм.
– Господа! Доброе утро! – выкрикнул он с ходу. – Я вам принес весьма приятную новость. Итак, детективная история, в которой вы все замешаны, приблизилась к знаменательной вехе: в глубине двора, как многие уже успели заметить, появилась яма. Это не просто яма – это могила для будущей жертвы. Выкопать ее было весьма нелегко, но благодаря нашему общему другу Виталику, нашему силачу, Тарзану, с этим мы справились… Давайте все вместе скажем: «Спасибо, Виталик!»
Виталий заулыбался, все уважительно посмотрели на его трудолюбивые руки, а потом – на холеные «сосисочки» толстяка. Повисла тишина, во время которой все смогли оценить эту разницу. – …Мы благодарны! – одиноко пробормотал Юм и спрятал «сосисочки» в кармашки штанов.
Тут появился, как всегда внезапно, Распорядитель. Он был в костюме в серую клетку и в черной рубашке с белым галстуком. Юм сразу же вытащил руки из карманов и принял нечто вроде строевой стойки. Распорядитель поздоровался со всеми и многозначительно погрозил пальцем Юму.
– Шеф, то есть господин Распорядитель, я хотел вам…
– Я не сомневался… Господа, но вы ведете себя как маленькие дети, и беспрестанно задираете друг друга. Я понимаю, вы все увлечены игрой, но я вынужден буду применить к вам особую меру – «Подвал Потрясений».
– Это то, что вы обещали? – спросила Маша.
– Да… Прошу записываться.
– Тогда я первый, – сказал Азиз и поднял руку.
– Пожалуйста, Кент, – обратился Распорядитель к помощнику, который как привидение, незаметно появился в зале, – составьте список желающих.
– Семейными парами можно? – спросил Виталя.
– Нет, только по одному. Наиболее котируется ночное время.
– Меня в ночное! – поспешил заявить Азиз.
– В ночное – это к лошадям, – уточнил Шевчук.
Никто не рассмеялся, опасаясь, что Распорядитель может вычеркнуть из списка. Не записалась лишь одна Анюта. Она взмахнула ресницами и сказала, что не хочет после этого подвала стать дурочкой. Остальные же не устрашились этого и наперебой кричали свои фамилии. Кент записывал и выдавал каждому алюминиевый кружочек.
– Зачем кружочек? – спрашивали его.
– Это жетончик, его надо опустить в черепок в самом уже конце, как загудит, завоет особо муторно. Сразу поймете. А глазницы в черепе будут светиться красными угольками, и клацать зубами будет. А на темечке в нем – щелочка. Туда и кидать надобно, – ласково разговаривал с гостями Кент.
Он поднадел сегодня расшитую петухами рубашку навыпуск, под шелковым шнурком. Были на нем и сапоги смазные. И шальвары из синего батиста тож.
– Как кинете жетончик – так дверь враз и откроется, – сказывал далее Кент, оглаживая плохо приклеенную бороду. – Вы сразу и идите, не оборачивайтесь. А сзади вас заухает, загогочет, и голос мертвый позовет: «Погляди на меня!» А ты ж ни в коем разе, беги без оглядки – и весь сказ. Опосля же тому, кто все выдюжил, за молодечество и доблесть – награда, знак с надписью: «Я был в "Подвале Потрясений"…» Ну, а вы, капитан? – заметил Кент мнущегося Шевчука.
– Пиши, – вздохнул Игорь. – Меня, чтоб потрясти, лучше запереть на ночь в баре.
И, будто повинуясь его желанию, распахнулись створки бара, словно Бахусовы объятия; публика приободрилась, приосанилась. Звон рюмок и фужеров стал как бы красочным оформлением приглушенных голосов. Юм вытащил свечи, зажег их, щелкнув импортной электронной зажигалкой. Подсвечники были исполнены в стиле рококо.
Мигульский взял себе мудреный коктейль под названием «Шепот ночи», а Шевчук заказал ледяной водки. Они сели за стол. Эд достал очки, протер стекла, нацепил на нос – и опять стал похож на пожилого отличника. Рядом, за соседним столиком, копошилась парочка: Азиз и Анюта. Она что-то шептала своему бритоголовому кавалеру, а тот отрицательно качал головой. И все знали, что она хочет немедленно поехать в какой-то ресторан, а Азиз отговаривает. Чета Кригов неторопливо поглощала шампанское, Маша что-то вполголоса рассказывала, втолковывала, а Захар Наумович кивал и, скорей всего, соглашался. Хотя на лице его застыло снисходительное выражение. Будто он в очередной раз выслушивал историю клиента о случайной связи и последовавшем венерическом заражении.
– Наш доктор пьет шампанское и никогда не изменяет жене, – сказал Шевчук.
– Интересно, сколько семейных драм прошло перед его толстым носом?.. – пробормотал Эд.
– А вы изменяли жене, Мигульский?
– В моем возрасте нельзя изменять лишь привычкам молодости.
– А в привычках молодости – это шляться по бабам? – уточнил Шевчук.
– Я бы сказал, поддерживать тесные связи.
Карасевы пили коньяк. Ирина говорила непривычно громко и размахивала зажженной сигаретой. Виталик умничать не пытался и, пользуясь возбужденным состоянием супруги, беспрепятственно подливал себе коньяк, беззвучно глотал и затем смачно заедал лимоном.
– Да что ты понимаешь в стиле? – горячилась супруга Ирина. – Надел джинсы с лохмотьями и думаешь, что сразу модным стал. Стиль – это гамма цветов и обязательно маленькая характерная деталька: бантик неожиданного цвета или размера, крупная пряжка на ремне или платок на шее. Стиль – это утонченность и вкус.
– Для проститутки – утонченность? – Виталя заржал: – Для нее лучше утолщенность!
Ирина вспыхнула, но сдержалась, промолчала, схватила рюмку, выпила маленькими глоточками.
– Налей! – потребовала она.
Виталя, не заметив перемены настроения у супруги, улыбался по-прежнему широко и щедро.
– Господа товарищи! – вдруг воскликнула Анюта. – Я знаю замечательную игру. Называется она «Убийца». Давайте поиграем.
– Не многовато ли будет убийств? – спросил Криг.
– Очень простая игра, – заторопилась Анюта. – Мы все садимся за большой стол, один из нас, кому выпадет карта, ну, пусть опять пиковая дама, становится убийцей. И своей жертве он должен незаметно подмигнуть. И тот умирает. Все очень просто…
– Более идиотской игры не придумаешь, – вполголоса пробормотал Мигульский. – По-моему, народ стал потихоньку впадать в маразм. Хоть бы зарезали кого-нибудь для смеху.
– Пойду еще возьму водки, – сказал Шевчук, встал и твердой походкой моряка во время качки прошел к стойке. – Юм, дружище, нацеди мне еще стаканчик беленькой. Из морозилочки, стылой, чтоб ладонь прилипала.
– А вы не простудите горло? – угодливо предостерег Юм, расплылся в добрейшей улыбке, тут же ловко выхватил откуда-то бутылку, словно материализовал ее из воздуха. – П-жалста!
– Не хотите ли выпить со мной? – предложил Шевчук. – Я угощаю.
– С удовольствием! Правда, шеф запрещает на службе, но незаметно можно.
Он воровато оглянулся и молниеносно опрокинул рюмку в маленький розовый ротик.
– Вы еще не были в Подвале? – полюбопытствовал Юм. – Потрясающе, просто потрясающе. Я вам скажу по секрету, там после двадцати четырех ночи по московскому времени появляется призрак бывшего хозяина дачи. И начал он появляться после того, как привели в исполнение смертный приговор. Расстреляли его где-то в Москве, поэтому он и появляется исключительно по московскому времени. Жуткое зрелище, скажу вам. Что-то бело-синеватое, колышется в воздухе, глаза как угольки… Я когда увидел, обмер, да что тут говорить, душа в пятки ушла.
– А ведь его не расстреляли, и вообще, еще суда не было, – заметил Шевчук.
Ознакомительная версия.
