— Ты не понтишь?
— Нет… А вообще считай, что я тебе ничего не говорил. Сам понимаешь, что если Капитан узнает о моей толконище, то свернет мне башку. Мы с тобой корешуем, а поэтому я рискнул поделиться новостью.
— Я понимаю твое беспокойство, но я не маленький и трепаться на эту запрещенную тему ни с кем не собираюсь. Мне только не верится в такие их способности. Сзади кого-либо оглушить они мастаки, а взять банк… Прямо не верится. Случайно ты мне не фуфло травишь?
— Сам слышал их разговор под мухой рядом с моей стойкой. Благодаря своему положению, я теперь практически в курсе всех событий, происходящих в нашем городе, — похвалился Лист.
— Даже знаешь, кто завалил твоего предшественника в сфере бизнеса? — подзадорил его Клим.
— Вот этого пока не знаю, но подозрение кое на кого имею… — начал отвечать ему Лист, но дальнейшей их беседе помешала веселая и шумная компания парней и девушек, которые, подойдя к стойке, засыпали Листа заказами.
"Больше мне выпытать нужных сведений из Листа сейчас не удастся, да и нельзя. Он и так здорово меня просветил. Если сегодня продолжу задавать ему вопросы, он почувствует с моей стороны вымогательство, может заподозрить неладное, замкнуться в себе и даже может проявить ко мне нездоровый интерес. Сказанное им шло от него. Парень сам похвалился своей осведомленностью, без всякой наводки с моей стороны. В другой раз я постараюсь подвести его к нужному мне разговору и тогда смогу почерпнуть от него новую информацию. Надо будет сегодня же после работы написать рапорт, отдать его Кристине для передачи Виктору Николаевичу. Теперь компанию Кабана оперативники возьмут в плотный оборот. Думаю, они смогут вывести ее на чистую воду", — размышлял Клим, покидая бар и направляясь к столику, за которым сидел его напарник Тронутый.
В кабинете начальнике ИТК строгого режима подполковника внутренних войск Труфанова Александра Ильича, тучного, страдающего одышкой пятидесятилетнего добряка, кроме хозяина, находился его же возраста, но только худощавый мужчина, бывший подчиненный Труфанова, два месяца назад ушедший на пенсию, занимавший должность начальника отряда, майор Власенко Леонид Федорович.
Несмотря на то, что служебные отношения между ними прекратились, они продолжали поддерживать "деловые" контакты. Охлажденный кондиционером воздух, отсутствие посетителей в приемной начальника располагали к тому, чтобы не спешить расстаться и вдоволь поговорить.
— Александр Ильич, у тебя в колонии сидит Ломакин Иван Васильевич, — не спрашивая, а скорее информируя, произнес Власенко.
— Есть такой, работает в мебельном цехе.
— Именно о нем я хочу с тобой поговорить.
— Только я не помню, сколько ему еще осталось отпахать?
— Два года.
— Сколько оттянул?
— Четыре! — ответил Власенко, заранее подготовившись к разговору и "затарившись" нужной информацией.
— Перспективный малый. Что же ты хочешь?
— У меня на него есть хороший покупатель. Почему бы тебе с ним не потолковать о зеке, смотришь — и договорились бы. По такой жизни, я думаю, тебе лишние бабки не помешают.
— Как и тебе, — огрызнулся Труфанов, недовольный тем, что не имеет прямого контакта с клиентом и по-прежнему пользуется услугами посредника.
Поняв его настроение и как бы успокаивая, Власенко произнес:
— Ну чего ты сердишься? Считаешь, что я между вами лишний, а зря. Я проверяю всех клиентов, отсеиваю разную шушеру и только стоящих, с. бабками, направляю к тебе.
— Ладно, Федорович, не обращай внимания на мой срыв. Ты мужик толковый, с головой, и мне с тобой чертовски везет.
— Ив этот раз повезет, — повеселев, заверил его Власенко.
— Ты за клиента уверен, не подсадная утка?
— Меня с ним познакомил известный тебе авторитет Цыган, Он сказал, что мы будем иметь дело с паханом крупной банды. Уж кому-кому, а ему верить можно.
— Я тоже так думаю, — после некоторой паузы, понадобившейся ему для обдумывания информации, согласился Труфанов. Расписавшись на обороте своей визитной карточки, поставив на ней дату, он подал ее Власенко. — Пускай наш клиент явится с ней ко мне в указанный день. Она ему будет служить пропуском.
— Клиент очень солидный и серьезный, а поэтому желает встретиться с тобой на нейтральной территории, — заметил Власенко.
— Ну что ж, тогда воспользуемся запасным вариантом. Привезешь мне его в воскресенье на пруд в известное тебе место к девяти часам. Придется в этот день заняться рыбной ловлей, — пошутил Труфанов.
— Самая лучшая рыба — это колбаса. А самая лучшая колбаса — это мешок с деньгами, — ответил ему улыбающийся Власенко, довольный, что сговор состоялся, и он остался при деле.
Простившись с Власенко и оставшись один в кабинете, Труфанов достал из сейфа личное арестантское дело Ломакина и стал его просматривать. В глаза ему бросилось письмо начальника УИТК генерал-майора Очкася, в котором тот требовал вопрос об условно-досрочном освобождении (УДО) Ломакина в обязательном порядке согласовать с ним.
"Ни хрена себе закавыка! Как же мне теперь с этим зеком поступить? Неужели шеф тоже хочет на арестанте навариться? Но это уже наглость, и так придется делить пирог на двоих, — посмотрев на дату письма, он с удовлетворением отметил, что оно получено полгода тому назад. — Если я его изыму из дела и уничтожу, то кто докажет, что оно было в нем? Никто! Кто докажет, что именно я его ликвидировал? Никто! Значит, если предложение будет стоящее, я могу от него не отказываться. А может быть, для формальности все же поставить шефа в известность о своем намерении в отношении этого чертова Ломакина? Если хочешь для себя лишние хлопоты, то заводи переписку, обортай себя по рукам и ногам, тогда уж ты, дорогой, зека ни за что не сможешь освободить, — упрекнул он себя за такую "глупую" мысль. — Я ничем не рискую. Мне тоже уже пора на пенсию, и если насильно спровадят, то днем раньше, днем позже для меня не будет иметь существенного значения", — окончательно решил он.
Закинув две удочки в пруд, Труфанов так увлекся рыбной ловлей, что напрочь забыл, зачем он на самом деле сюда приехал. Плотна постоянно клевала и ловилась на удочки. Находясь в спортивном, приятном для души азарте, он решил воскресный день и в самом деле посвятить рыбалке.
— Бог в помощь! — неожиданно для себя услышал он сзади мужской голос.
— Рыбу перепугаете, — поворачиваясь лицом на голос, ворчливо заметил Труфанов. Он увидел перед собой незнакомого мужчину. Окинув его взглядом, отметил, что, судя по одежде, какая была на том, он материально обеспечен и заботы завтрашнего дня его не волнуют, чем в настоящее время могут похвастаться немногие.
— Александр Ильич? — спросил незнакомец.
— Он самый, — подтвердил Труфанов.
— Тогда здравствуйте, — пожимая ему руку и возвращая назад его визитную карточку, не представившись, произнес Капитан. Дав возможность Труфанову ознакомиться с визиткой и убедиться в ее подлинности, он поинтересовался у "рыбака": — Вам известен мой интерес, который заставил меня прийти к вам?
— Доложили!
— Где его будем обсуждать?
— Можно в моей машине, а можно прямо здесь, на бережку. Бери удочку, поможешь мне ловить пескарей с окунями, а то они меня прямо замучили.
— Действительно, почему бы не вспомнить молодость, — принимая предложение Труфанова, произнес Капитан, снял с себя пиджак, бросил его на траву, засучил рукава рубашки.
Рыбная ловля увлекла Капитана, пробудила в нем мальчишеский азарт,
— Тебя ждут? — как бы между прочим поинтересовался Труфанов.
— Подождут, не слиняют и не растают, — успокоил его Капитан, — Что решил в отношении интересующего меня человека?
— Наш общий знакомый ничего мне не говорил о вознаграждении за мой труд, а поэтому я пока ничего не решил.
— Сколько ты за него хочешь?
— Первоначально хочу услышать твою цену, — сказал Труфанов.
— Полтора лимона.
— Мало!
— Так он все равно уже отпахал две трети наказания. Тебе ему досрочку сделать, как мне высморкаться.
— Это тебе так кажется с твоей колокольни, а я считаю, что моя работа стоит не менее четырех лимонов.
— Два лимона — и по рукам.
— Нет, дорогой, четыре и никаких гвоздей.
Положив на берег пруда уже мешавшие им удочки, они стали торговаться, как на базаре, в конце концов столковавшись на трех миллионах.
— Теперешние три лимона все равно как в застойные времена три куска, — стал успокаивать расстроенного Капитана Труфанов.
— Ладно, уговорил, пускай будет по-твоему. Когда тебе надо отдать бабки?
— Лимон сейчас, а остальные, когда твоего друга пропущу через суд.
