Плимут уже катился по дороге.
— Держись, сынок, — мягко прошепелявил Могильщик, достав свой длинноствольный никелированный револьвер из наплечной кобуры и проверяя патроны в барабане. — Мы едем.
— Ничего не случится, — сказала Лейла-Барон Холмс сама себе.
Она достала большое кольцо с ключами из кармана своей норковой шубы и начала выбирать тот, что подходил к замку.
Изнутри, сквозь стеклянную панель в верхней части двери был виден темный силуэт ее головы и плеч, подсвеченный сбоку красным светом неоновой вывески «Париж-бара» над соседней дверью.
Внутри, в полной темноте на верхней площадке лестницы затаился человек, поджидая ее. Он переложил автоматический кольт 38-го калибра в левую руку, вытер пот правым рукавом пальто и вновь сжал рукоять своего оружия. Он облизывал нижнюю губу и ждал.
Лейла нашла подходящий ключ и открыла дверь. Она опустила ключи в карман и принялась нащупывать на стене выключатель. Ее пальцы коснулись его, она нажала кнопку, но свет не загорелся.
— О, проклятье, — прошептала она дрожащим голосом, которому попыталась придать оттенок досады.
Она повернулась, заперла за собой дверь и начала подниматься по лестнице. Ее тело дрожало от головы до ног, и она собиралась с силами, чтобы шагнуть на каждую следующую ступеньку.
От нее исходил крепкий, бьющий по нервам и возбуждающий чувственность запах французских духов.
Человек на верхней площадке отодвинулся в сторону, чтобы его не было видно, и ждал.
Когда ее нога коснулась порога коридора, человек положил свое правое запястье ей на горло, а левый локоть между ее лопаток и, подняв Лейлу от земли, почти задушил ее.
Она лягала его и била руками изо всех сил, пока он нес ее в коридор.
— Прекрати, или я сломаю тебе шею, — прошептал он басом, сдувая ее надушенные волосы со своего лица.
Она прекратила драться и начала извиваться как червяк.
Он остановился перед последней дверью в коридоре и тихо постучал ногой в нижнюю панель.
На верхней панели из матового стекла значилось золотыми буквами:
КАСПЕР ХОЛМС И АССОЦИАЦИЯ ОБЩЕСТВЕННЫХ СВЯЗЕЙ
Но света не было ни в коридоре, ни за дверью, и буквы смутно поблескивали во тьме.
Внезапно дверь отворилась изнутри. За ней не было видно ничего, кроме глазных белков стоящего на пороге человека. В полной тишине слышалось лишь тяжелое дыхание Лейлы.
— Что там у тебя? — раздался шепот.
— Женщина. Разве не чуешь по запаху? — прошептал в ответ сторож и шагнул в приемную Каспера, все еще держа Лейлу за шею.
— Что это такое? — спросил голос с миссисипским выговором из другой комнаты.
— Женщина, — ответил сторож, бессознательно повторяя произношение.
Лейла соблазнительно терлась о него всеми возможными частями своего тела. Перед тем как выйти из дома, она опрыскалась духами, возбуждающими чувственность, и их запах буквально сводил сторожа с ума. Ее дрожь бросала его в жар. Он опустил ее на ноги и ослабил хватку так, чтобы она могла дышать.
Внезапно в соседней комнате зажегся свет, и в углу приемной высветились очертания двери.
— Давай ее сюда, — приказал голос.
Сторож толкнул Лейлу в дверной проем, второй человек последовал за ней.
Ее глаза расширились от ужаса, и она застонала…
Офис Каспера напоминал бойню. Все ящики из письменных столов были вывернуты наружу, бумаги разбросаны по полу, папки разворочены, запасная одежда из шкафа разорвана на клочки, сейф в углу стоял открытым.
На окне, выходящем во внутренний двор, вернее, на площадку «черной» лестницы под открытым небом, были задернуты тяжелые зеленые шторы, а окна, выходящие на улицу, плотно закрыты венецианскими жалюзи.
Уличные звуки едва доносились сюда, заглушенные снегом. Был слышен только мягкий шорох снега, падающего на открытую лестницу за зеленой шторой, и неясное журчание воды, бегущей по канализационным трубам. С внутреннего двора не доносилось ни одного звука.
Каспер лежал на темно-каштановом ковре спиной с распятыми ногами, лодыжки которых были привязаны сложенной вдвое веревкой к ножкам письменного стола. Он был раздет до нижнего белья. Его руки были заломлены назад так, что кисти притянуты к лопаткам, и пристегнуты наручниками ко второй паре наручников, перехлестнутых наподобие удавки через его горло.
Рот заткнут его собственным черным шелковым шарфом, туго скрученным и завязанным узлом на затылке. Кровь выступила на его веках, медленно струилась из его громадных вывернутых ноздрей, бежала из углов его рта и стекала по щекам, пропитывая шарф, стягивающий его лицо.
Его глаза были закрыты, и он, казалось, был при смерти. Но Лейла интуитивно знала, что он в сознании и насторожен. Это знание удерживало ее от обморока, но не уменьшило ужаса.
Белый мужчина стоял перед ним на коленях с окровавленным ножом, плотно прижатым к его горлу. Он уже резал Касперу веки, колол острием ему в ноздрях, полосовал язык и собирался использовать нож и дальше, чтобы лишить Каспера мужества.
Его нестриженные черные волосы все еще были гладкими, но ноздри побелели в углах. Он посмотрел на Лейлу черными глазами, как бы покрытыми блестящей эмалью, что придавало его взгляду сходство со змеиным.
— Кто она? — спросил он безо всякого интереса.
— Не знаю, она открыла дверь своим ключом и вошла.
— Я Лейла Холмс, — прохрипела она голосом, который звучал так, словно ее язык прилип к зубам.
— Касперова шлюха, — сказал белый мужчина, вставая на ноги. — Подержи ее, я ее заколю.
Лейла теснее прижалась к своему стражу в поисках защиты.
— Ты ведь не позволишь этому ублюдку-южанину причинить мне вред, — умоляла она слабым, прерывающимся от ужаса голосом.
И внезапно ситуация изменилась.
Черный сторож отодвинул ее в сторону и вытащил свой автоматический пистолет 38-го калибра. Он не навел его на белого мужчину, но показал ему оружие.
— Я не позволю, — пробормотал он.
Белый мужчина посмотрел на него безо всякого выражения.
— Иди обратно и продолжай сторожить, — приказал он.
— Дверь закрыта, — сказал сторож.
— Все равно возвращайся.
Но страж не тронулся с места.
— Что ты собираешься с ней сделать?
— Убить ее, черт возьми, что же еще, ты думаешь, — сказал белый мужчина. — Ты думаешь, я собираюсь оставить ее в живых, чтобы она послала меня на электрический стул?
— Мы можем использовать ее, чтобы заставить его говорить.
— Ты думаешь, он заговорит, чтобы спасти эту шлюху?
Лейла находилась в дюйме от перегородки, разделяющей две комнаты, и теперь она начала медленно двигаться вперед к внутреннему окну.
— Не позволяй ему убить меня, — умоляла она голосом маленькой девочки, чтобы отвлечь их внимание.
Ее рот был открыт, кончик языка скользил по сухим губам, оставляя красную блестящую полоску. Она выпятила груди вперед, и ее тело покачивалось так, словно ее тазовый пояс был на подшипниках. Она изо всех сил изображала любовную страсть перед мужчиной своей расы, но ее карие глаза оставались темными омутами ужаса.
Белый мужчина повернулся спиной к стражу и направился к ней с ножом, приготовленным для замаха.
Второй цветной сообщник сказал:
— Подожди-ка, он собирается выстрелить в тебя.
Белый мужчина остановился, но продолжал стоять лицом к Лейле, не оборачиваясь.
— Что это случилось с вами, ниггерами? — сказал он. — Сука должна умолкнуть, а мы не собираемся провалять здесь дурака всю ночь напролет.
Слово «ниггер» взбесило черного бандита. Если раньше их ссорила женщина, то теперь разделяла раса. Ни один из цветных сообщников не двинулся и не сказал ни слова.
Внизу, в «Париж-баре» кто-то опустил монету в музыкальный автомат, и медленный гипнотический мотив старой пластинки под названием «Последний блюз» неясно донесся до них через пол.
Второй цветной сообщник решил действовать как примиритель.
— Вы двое не должны ссориться из-за женщины, — сказал он. — Учтите это.
— Что учесть? — спросил белый мужчина. Его широкие покатые плечи под поношенным голубым пальто, казалось, застыли в неподвижности.
Передвигаясь дюйм за дюймом, Лейла играла со своим стражем глазами, которые обещали ему тысячи ночей яростной любви. Всю свою жизнь Лейла изображала любовную страсть для удовольствия, но сейчас она разыгрывала ее для спасения своей жизни, а это далеко не одно и то же; она ощущала, что сейчас в ней чувственности не больше, чем в вареной телячьей ноге. Но от этого зависело все, и она с усилием шептала онемевшими дрожащими губами:
— Пожалуйста, не давай ему убивать меня, я прошу тебя. Я дам тебе деньги — столько денег, сколько ты захочешь. Я буду для тебя столькими женщинами, каких ты только сможешь придумать, только не позволяй ему…
