– Проваливай отсюда, придурок! – рявкнул на меня полицейский, выглянувший из окна автомобиля.
Не ручаюсь, что я точно перевел его фразу и блюстителю порядка я показался именно придурком, но его физиономия была перекошена от злости. Дабы не усугублять ситуацию, я ответил ему по-русски: «Без базара, командир!» и, сильно рискуя, перебежал на следующую полосу.
Отсюда до Яны было уже всего ничего, и если бы я трепетно не любил животных, то можно было бы кинуть в девушку переноску, чтобы заставить ее обратить на меня свой взор. Но тут, как назло, перед ней остановился синий микроавтобус со шторками на окнах и закрыл Яну собой. Я был готов поклясться, что Яна не голосовала, она вообще не смотрела на проезжающие мимо машины, и микроавтобус остановился именно потому, что приехал сюда именно за ней.
– Стой! Стой! – закричал я, тщетно пытаясь преодолеть последние метры – как назло, на крайних полосах было особенно много машин, и мчались они как сумасшедшие. Синий микроавтобус включил правый поворотник. Сейчас он отчалит, и тогда я уже потеряю Яну навсегда. Мое нетерпение перевалило через все допустимые границы. От избытка чувств я двинул ногой по проехавшему мимо «Ситроену». Водитель высунул в окошко кулак с оттопыренным кверху средним пальцем. Мимо, как болид, промчался мотоциклист. За ним следовало такси. Водитель, сжалившись надо мной, притормозил. Я уже был готов ринуться вперед, как увидел, что на обгон такси пошел черный «Мерседес» со сверкающими зеркальными стеклами. То ли его водитель был слепой, то ли маньяк-убийца – стремительно набирая скорость, машина неслась прямо на меня. Отступить назад я не мог, побежать вперед тоже… Мой ужас длился недолго. Не желая быть сбитым этой касаткой на колесах, уже чувствуя щекой жар капота, я со слепым отчаянием прыгнул к газону.
Будь я горным козлом, то наверняка отделался бы только легким испугом. Но мне не хватило прыткости. Я хоть и отскочил от горячего передка «Мерседеса», не позволив себя раздавить всмятку, но машина все-таки задела мое бедро. Удар был сильный, жестокий, и меня буквально выкинуло на траву. От боли потемнело в глазах. Переноска, взлетев в воздух, упала рядом со мной крышкой вниз.
Некоторое время я катался по газону и корчился, как футболист, симулирующий перед судьей. Когда боль немного утихла и я вновь обрел способность соображать, негодяйский «Мерседес» благополучно скрылся в потоке машин, как, собственно, и синий микроавтобус, поглотивший мою недосягаемую Яну.
Проклиная местных лихачей, я на четвереньках дополз до переноски, открыл крышку и выпустил обалдевшего от страха кота на волю. Зверю, кажется, повезло больше, чем мне. Он не хромал, не стонал и мяукал ровно, без заиканья. Только глаза у него были необыкновенно большими, идеально-круглыми, до предела заполненными аспидными зрачками. Распушив свой великолепный хвост, кот принялся мурлыкать и тереться о мое несчастное бедро. Мне пришлось приспустить джинсы, чтобы выяснить масштабы последствий моего столкновения с «мерсом». Нога выше колена подпухла и посинела, но кость, к счастью, была цела и обошлось без рваных ран.
Я вполне обошелся бы без посторонней помощи и, прихрамывая, возобновил бы поиски профессора, но передо мной вдруг выросла фигура полицейского. На вопрос, что я здесь делаю, я ответил, что меня сбила машина, в результате чего я срикошетил на газон. Трудно было судить, правильно ли понял меня полицейский. Вид у него был отрешенный, словно он только что посмотрел некий захватывающий фильм и до сих пор пребывал под сильным впечатлением. Ежась на прохладном ветру, он рассеянно произнес, что в этом месте нет пешеходного перехода, и пригласил меня посетить его полицейскую машину.
Я уже ничего не мог: ни грустить, ни шутить, ни выпутываться. Наступает такой момент, когда методические удары судьбы начинаешь воспринимать как один затяжной удар, и надо просто сжать зубы и перетерпеть, пока пытка не прекратится.
Я сунул кота в переноску, закрыл крышку и последовал за полицейским. Ехали мы недолго: сделали круг и вернулись к терминалу. Я прикидывал в уме, какую сумму мне придется выложить в качестве штрафа и останутся ли после этого деньги на обратный авиабилет. Только я вышел из машины и, прихрамывая, поплелся за полицейским, как на меня вихрем налетел профессор.
– Кирилл! – необыкновенно возбужденно кричал он, тряся меня за руку. – Ты куда пропал?! Что с тобой случилось?! Я тебя обыскался!
Знал бы профессор, как я обрадовался ему! Жив-здоров мой подопечный, только немного бледен! Я смотрел на его испуганное лицо, и оно казалось мне родным.
– Не шумите, умоляю вас! – зашептал я. – Не привлекайте внимания…
– Куда тебя ведут?!
– Пустяки… Ждите меня здесь… – Я протянул ему переноску. – Подержите, пожалуйста. Только не кидайте на асфальт, иначе у него будет стресс.
– Я пойду с тобой! Тебя арестовали?! На каком основании, Кирилл?!
Полицейский остановился, равнодушно смерил взглядом профессора.
– Ваш отец? – спросил он меня.
Я кивнул. Полицейский зевнул и толкнул дверь с табличкой «Служебное помещение».
– Пусть подождет у входа, – сказал он, жестом приглашая меня зайти внутрь. – Это недолго…
– Кирилл, что ты собираешься ему рассказать? – все никак не мог угомониться профессор.
Полицейский, поторапливая, шлепнул меня между лопаток.
– Я только заплачу штраф, – ответил я.
– Штраф? Какой штраф?
Я наконец успокоился, пришел в норму. У дверей полицейского отделения профессор будет как у бога за пазухой. Вот только кричит слишком громко, привлекая к себе ненужное внимание…
– Наберитесь терпения, – попросил я. – И не отходите отсюда ни на шаг.
Мне показалось, что профессору потребовалось неимоверное напряжение воли, чтобы устоять у дверей и не кинуться следом за мной… Ишь, как его размяло! А всего-то час побыл без меня. Верно: когда я был с ним рядом, он меня как бы и не замечал, а стоило остаться одному, так сразу впал в панику, почувствовал себя беззащитным, словно голым среди ежей.
То ли испанским полицейским от изъятых штрафов ничего не перепадало, то ли мой внешний вид был достоин глубокого сожаления, но, как бы то ни было, я из нарушителя вдруг стал пострадавшим. Полицейский усадил меня на стул, налил холодного чая и спросил, запомнил ли я марку и номер машины, которая меня сбила. Я ответил утвердительно.
– Тогда пишите исковое заявление, – сказал он, кладя передо мной бланк и ручку. – Ведь вы претендуете на медицинскую страховку?
Я взял ручку и нацелил ее кончик на графу гражданства. Черный «Мерседес»… А на кой ляд мне этот «Мерседес»? Страховка не решает моей проблемы. Только время потрачу на ее оформление. Живой и невредимый профессор Веллс – вот моя страховка. Загвоздка-то в другом. Мне другую машину заарканить надо.
Я отодвинул бланк и хлебнул чая.
– Я передумал, – сказал я. – В моей стране взаимные претензии друг к другу решаются по-другому.
Полицейский проявил вялый интерес.
– И как же они решаются? Через адвокатские конторы? Мировые суды?
– Отнюдь. Все намного проще. Тот, кого обидели, приходит к тому, кто его обидел. И начинаются разборки.
Слово «разборка» в испанском варианте имело чисто технический смысл, и полицейский, скорее всего, решил, что я намерен до винтиков разобрать машину, которая меня сбила. Он как-то странно взглянул на меня, пожал плечами, как если бы хотел сказать: «У каждой нации свои чудачества».
– Как хотите, – ответил он. – Только имейте в виду, что умышленное уничтожение чужого имущества противозаконно.
– На этот счет не беспокойтесь. Только помогите мне разыскать владельца этой машины, – попросил я.
Полицейский сел за монитор компьютера.
– Модель и номер? – спросил он.
Я назвал номер синего микроавтобуса, который увез Яну. Правда, засомневался в последней литере – «M» или «N»?
– Найдем, – заверил полицейский, и его пальцы бегло застучали по клавиатуре. Через минуту компьютер выдал ответ. Синий микроавтобус «Мицубиси» записан на юридический адрес Мадридского клуба любителей восточной поэзии.
Сказать, что я пережил шок от этой информации, значит не сказать ничего. Кот, совершая полет в своей переноске, должно быть, испытал менее острые эмоции. Я с небывалым усилием сдержал себя, чтобы не вскочить со стула. Полицейский кинул на меня настороженный взгляд.
– Вам известна эта организация?
– Первый раз о такой слышу, – ответил я, вкладывая в голос всю силу убеждения, на какую только был способен.
Профессор заметил резкое изменение в моем настроении. Едва я вышел к нему, он стал пытливо заглядывать мне в глаза.
– Что с тобой случилось, мой юный друг? – спросил он, стараясь казаться веселым и даже беззаботным. – У тебя как-то странно блестят глаза.
Я вдруг сорвался на грубость:
– Они бы блестели как положено, если бы вы ждали меня там, где я велел!
