— А может, он сам ставил эти мины? — задумчиво проговорил Боб. — Нет, не может быть. Он не подпустил бы инженера к ловушке. Ведь этот бабай чуть не поднял нас на воздух. Если бы выскочил второй штырь…
— Если бы он ставил заряды, то попал бы в точку с первого раза, — резонно добавил Марат.
— Хорошо, — поднялся Боб, закончив перевязку, — заживляй раны и высматривай меня по телевизору — я про тебя буду рассказывать.
— Скажи им правду: я все-таки пятерых тепленькими постелил.
— Дурило ты: первого нельзя признавать, он же действительно спрашивал у тебя документы! — и Богуслав покинул «мрачные застенки спецслужб».
Выбравшись из бедного села, все имущество которого стоило меньше, чем личный бункер бывшего шефа ОБОПа, Богуслав с головой окунулся в многочисленные хлопоты. Они поделили с Сергеем обязанности, чтобы больше успеть. Смирнов занимался всеми официальными вопросами: отвез в прокуратуру письменные показания по поводу обезвреженной вчера мины, проконсультировал Снайдера относительно остальных четырех зарядов, объяснив ему, что придется сначала выкупить у Губаренко оставшиеся четыре журнала эксплуатации. Пришлось показать ему запись шифра на том экземпляре, который у него находился в кейсе.
Смирнов не стал, конечно, посвящать американца в тот открывшийся ночью факт, что он сам командовал установкой этих устройств и в его памяти находятся все шесть ключей. Четыре из них еще пригодятся, но только в том случае, если он сам будет восстанавливать нефтедобычу. Если обманут — пусть покупают эти цифры, пусть поторгуются и сравнят, кто запросит меньше — Губаренко или он сам…
После обеда он был приглашен в кулуары совещания. Господин Маркус Миллер познакомил его с составом инспекционной комиссии, состоявшей из представителей руководства и специалистов. В официальном решении значилось, что инспекция должна проследовать по всей трассе нефтепровода и «произвести анализ и оценку следующих вопросов:
— готовность к пуску в целом;
— техническое состояние стыков и станций подкачки;
— техсостояние резервуаров-накопителей;
— урегулировать возникшие финансовые конфликты, связанные с выплатой компенсаций за отчуждаемые земельные участки;
— расследовать случаи нарушения прав местного населения на природные ресурсы;
— исследовать экологические проблемы;
— ущемление демократических прав этнических групп, создающее напряженную социальную обстановку;
— нарушения культурной среды», и т. д., и т. п.
В связи с непомерностью этих задач для немногочисленных членов комиссии, вокруг нее было образовано множество групп содействия по каждому из вопросов. В них входили представители общественных организаций, ученые, журналисты, деятели культуры и прочая «тусовка», которая неизбежно кормится вокруг всякого масштабного проекта, как саранча, проедая несметное количество денег. Этот бич «открытого общества» осточертел всем реальным работникам, но они прекрасно себе представляли, что любое посягательство на болтунов и бездельников способно привести к настоящей катастрофе. Они неспособны оказать никакой помощи, но в силах очень серьезно нагадить.
В экологической группе Смирнов встретил Мари Кунц, которая похвасталась тем, что разместила сюжет с Бобом на трех каналах одновременно, так что его увидит весь Азербайджан и Грузия. Узнав, что Смирнов включен в группу содействия «по вопросам урегулирования межэтнических и социальных конфликтов» — одну из самых важных в сфере деятельности комиссии, она была сильно удивлена.
— Но как же ваш товарищ? Вы оставите его в камере предварительного заключения?
— Ну что вы, — покровительственно сказал Сергей, — и Марат, и Богуслав занесены в официальный список как мои помощники. Так что будем путешествовать вместе.
— Ничего не понимаю, — сказала Мари. — Зачем же я «гнала волну», спасала человека, который вовсе в этом не нуждался.
— Как раз наоборот, — успокоил ее Смирнов. — Именно шумиха в прессе напугала вашего Маркуса Миллера. Он сегодня изрядно выбранил вас за глаза в курительной комнате и пообещал, что Марата освободят сегодня или в крайнем случае к завтрашнему утру, чтобы он успел к отъезду.
— Тогда я рада, — сказала Мари, но при этом с большим сомнением покачала головой.
Сергей весьма сомневался в ее искренности, впрочем, как и наоборот.
Однако он нашел время, чтобы посетить пресс-конференцию, устроенную в конце дня. Ему на всякий случай надо было нахвататься терминов и усвоить себе официальный язык этого круга.
Он искренно восхитился профессиональной работой корреспондента Би-Би-Си, которая задала вопрос, заставивший Маркуса Миллера извиваться ужом перед направленными на него многочисленными камерами:
— Господин Миллер, — поднялась с места Мари, — вы много говорите об экологической проработанности проекта и приводите значительные цифры, которые заложены в бюджет проекта на экологическую безопасность. Однако я читаю в ваших же бумагах, что «фонд для ликвидации последствий эксплуатации начнет формироваться» — я подчеркиваю! — только начнет «после получения 70 % прибыли с месторождения». Позвольте спросить, а что к тому времени останется от Каспийского моря? Ведь «последствия эксплуатации» начнутся с первого дня работы! Как вы профинансируете работы по ликвидации последствий любой возможной аварии — из карманных денег?!
В зале поднялся шум, а у господина British Petroleum наступило несколько весьма неприятных минут, в течение которых выяснилось, что собственных необходимых резервов у консорциума нет.
После пресс-конференции Сергей улучил минутку и поздравил разгоряченную миссис Кунц с острым вопросом. Она заверила, что это только начало работы и за время инспекционной поездки она «задаст им пару». После этого короткого разговора их отношения потеплели.
Боб в это время занимался тем, что называл «бросать камни в болото» — то же самое, что Мари определила словами «гнать волну».
Вместе с Гюльзар Азизовой за день они посетили несколько общественных комитетов и штаб какой-то партии, две редакции газет, независимую телестудию кабельного телевидения, организацию правозащитников.
Совершенно измотанный этой свистопляской, Богуслав наконец взмолился:
— Гюльзар, можно я выпью хотя бы стаканчик вина, а то у меня язык отсох. Стакан вина — и я буду дальше нести всю эту ахинею!
Девушка рассмеялась:
— Бедненький, что же вы раньше не сказали! В нашем деле без «допинга» просто невозможно. Я только на кофе держусь в такие дни, — вы заметили, сколько чашек я сегодня выпила? Пойдемте, — потянула она его за рукав в сторону какого-то кафе, — здесь отличное вино из местных виноградников!
— Тогда лучше водки, — честно признался Богуслав. — Вином мою голову не обманешь.
— А хороший азербайджанский коньяк? — предложила Гюльзар, будучи, видимо, патриоткой местных напитков.
— От него я соловею, как Мюллер.
Девушка не поняла:
— Разве вы знакомы с Маркусом Миллером?
Боб не учел разницу в возрасте:
— Я говорю о Мюллере из «Семнадцати мгновений весны», он тоже соловел от коньяка — хотел спать.
— А-а, — протянула девушка, «врубившись», — культовый сериал при коммунистах. У нас его дублировали на азербайджанский язык — там не было слова «соловею»…
«Заправив» Богуслава зарядом бодрости, они продолжили свою бурную деятельность. Девушка вполне искренне считала — так показалось Бобу — что борется с деспотическим режимом. Она видела молодого президента Ильхама неопытным и слабым лидером, который не в силах справиться со «старой гвардией» его отца. Поэтому она видела своим долгом противостояние многочисленным «бекам», поделившим всю страну на мелкие и крупные уделы.
Ей было невдомек, что вся их суета является частью оперативного плана, составленного профессионалами, которые вместе с «беками» наживаются на их маленькой стране. Поэтому она честно и искренне выполняла свою задачу — оповестить всех заинтересованных лиц, что в столицу с тремя нефтяными факелами на гербе прибыли крутые активисты то ли от русских противников проекта, то ли от украинских радикалов. А может быть, они вообще сумели в конце концов договориться между собой — на время — ради одной большой цели — не дать осуществиться проекту БТД и ввергнуть страну в хаос.
И государственные, и оппозиционные газеты послушно исполняли свою роль — они рекламировали заезжих авантюристов, но каждая на свой лад. Все сходились лишь на том, что подчеркивали три главные черты: Суворов и Кочаров связаны с капиталом, они представляют интересы «революционной» Украины и агрессивного Кремля, они лично — крутые ребята, отколошматившие ментов. В Баку было достаточно людей, у которых такие фигуры вызывали сочувствие…
