не туда они идут? А если они взорвут по пути чего-нибудь?
– Кого немес тундра взорви? Меня? Олень? Совсем Санька очумел: столько немес – один олень взорви! – Старик беззвучно посмеялся, затем похлопал Шульгу по плечу. – Пойдем, однако. Гаврила короткий дорога знает.
Старик вел Шульгу одному ему известными тропами. Шли весь день, останавливаясь лишь, чтобы утолить жажду и наскоро перекусить. Перевалив через скалистую гряду, они переправились через норовистую речушку, едва отжали мокрую одежду и снова двинулись в путь.
Заночевали в сухом ельнике, когда путь им преградила обширная каменная россыпь, и идти уже было невмочь. И только, казалось, Шульга коснулся головой импровизированной подушки из лапника, как старик уже тряс его за плечо. Занималось раннее утро.
Над костерком шкворчали в собственном жиру куски вяленого сига да закипал котелок с чаем. Плотно позавтракав, они снова двинулись в путь. Старик Гаврилов был неутомим. Аккуратно ступая по камням и лавируя среди покатых валунов, он споро вел Шульгу по курумнику. Сызмальства привычный к долгим переходам по тайге, Шульга только диву давался необычайной выносливости старика.
И на исходе дня, когда уже казалось, что замшелому каменному царству не будет конца, справа вдруг открылась обширная водная гладь Ловозера, а впереди, заслоняя горизонт, возникла огромная двугорбая гора.
– Санька! Видишь – это Нинчурт. Запомни, немес туда идет! Твоя пока туда не ходи, твоя ходи вон в ту расщелину и сиди тихо. Немес скоро будет, жди!
– А ты куда?!
– Твоя смешной, Санька! И глупый. Моя ходи к Сейдявр и говори ему – немес плохой! Не пускай его к себе!
Шульга ничего из сказанного не понял, но поспешил в указанное стариком место. Он с уважением относился к суевериям. Была в его деревне бабка-ведунья. Все взрослое население их деревни прошло через ее руки. Знатной она была повитухой. Вот и ему, когда горластый Шульга первым криком порадовал деревню появлением на свет, она тоже перерезала и повязала пуповину. Она ведала, когда белку бить, куда за кедрачом идти, когда зерно в землю бросать. А уж погоду предсказывала – за неделю вперед! Лечила и хвори, да все больше травами да заговорами. И когда за ней приехали на телеге из далекого райцентра, все так и подумали, что у того, что в красных шароварах, с заморской фамилией Фейгельзон кто-то из родственников хворый лежит. Но в деревню она уже не вернулась. Страшную правду привез им демобилизовавшийся солдат Степан Тимерин, вернувшийся в деревню аккурат через два месяца после ее исчезновения.
– Стрельнули их всех в Бологом яру, всех осьмнадцать душ, сплошь старые бабки со всей округи да кузнец Никодим, что из Ольховатой. За контрреволюционную пропаганду и оболванивание народу, значить.
С тех пор в округе ведуньи и перевелись.
Шульга забрался на широкий выступ, заполз в расщелину и притаился. Обзор здесь был великолепный. До правой вершины той двугорбой горы, куда, по словам старика, идет немчура, отсюда было около часа ходу. И им действительно было удобнее всего подниматься здесь. А выйти они могут оттуда только из-за тех камней…
Уяснив для себя диспозицию, Шульга прислонился спиной к прохладной скале и стал вспоминать свою деревню…
Вначале ему показалось, что среди камней мелькнула тень. Но вот гулко скача вниз, прокатился увесистый камешек, сорвавшийся из-под чьей-то ноги, и на площадку один за другим бесшумно стали выходить вооруженные люди в пятнистых комбинезонах. Они остановились, разглядывая путь наверх.
Шульга затаился. Диверсанты тем временем разоблачились, и Шульга распознал среди них двух офицеров. Тот, что с темной бородкой с проседью, был, вероятно, старшим, потому что разложил карту, а второй офицер стал что-то докладывать, в то время как остальные рассредоточились вкруговую и ощетинились стволами автоматов.
«Ишь, выучка какая!» – подумал он. Но дальнейший ход событий заставил Шульгу понервничать. Оба офицера с частью группы из семи диверсантов и старого монаха подхватили свои ранцы и оружие и… двинулись восвояси. Они вытянулись один за другим и стали спускаться по направлению к Ловозеру. Оставшаяся же часть под руководством рослого унтершарфюрера потянула вверх.
«Разделились! – стал соображать Шульга. – А мне куда? Идти за группой с офицерьем? А что? Старик Гаврилов должен вот-вот появиться, он-то за этими оставшимися и досмотрит. Небось поймет, что меня нет, а этих упускать никак нельзя…»
Он спешно сполз вниз и шмыгнул в заросли корявого березняка. Шульга не мог видеть, когда объявился старик Гаврилов. А если бы и увидел, то сильно бы удивился. Потому что появился старик вовсе не там, где он предполагал. Старик находился на другой стороне ущелья. Он сидел на вершине скалы, напротив того самого места, куда шли немцы. Одетый в шаманские одеяния, с большим бубном в руках. Шаман уселся лицом к солнцу и стал ждать…
Шульга несся по следу и вскоре настиг ушедших вперед немцев, вот их след – свежеполоманная веточка. Он осмотрел все вокруг, затем приник к земле и стал вслушиваться. Его глазам предстал целый мир, скрытый в траве от человеческого взора. Прыгали и скакали со стебелька на стебелек разноцветные жучки и букашки, всюду сновали неутомимые муравьи, и от всего этого жужжащего и стрекочущего царства веяло теплом и
